Ознакомительная версия.
В канцелярии было пусто — ради Святок князь пожалел канцеляристов и велел отдыхать до Васильева дня. Все равно — вряд ли из столицы придут в эти дни какие-то важные депеши и циркуляры, двор и государь веселятся, всем не до дел. А если магистрат изобретет очередную пакость — так пусть ждет с этой пакостью, пока князь Голицын догуляет Святки.
Гарнизонные солдаты побаивались князя не потому, что имели на то основания: он, взяв под свое начало край, в коем девяносто лет не было войн, да и не предвиделось, пока не был строг с гарнизоном. Их смущал и пугал левый прищуренный глаз, придававший княжескому лицу, довольно благообразному, какое-то изощренное ехидство. Голицын выдумал этот прищур потому, что левый глаз немилосердно косил, и полагал, что так оно будет лучше. Судя по тому, что одна из первых придворных красавиц влюбилась в него и настояла на браке, выдумка оказалась удачной, да и брак — прочным.
Часовые эти были — молодцы, один к одному, из недавно расформированной гренадерской роты. Их уже обмундировали на новый лад — в белые штаны и камзолы, без петлиц на рукавах зеленых мундиров и обшивки на шляпах, зато с оранжевыми обшлагами, как полагалось издавна в Булгаковском полку, который ныне назывался просто Рижским гарнизонным. А вот шинели были павловские, добротные, и зимние цигейковые жилеты под мундир — тоже павловские.
— Немца-доктора все помнят? — спросил князь. — Того, что в шубе, крытой синим сукном, ходит?
— Никак нет, ваше сиятельство! — бодро ответил тот из солдат, что посмелее. — И знать не знаем!
— Шмидт редко выходит, и может статься, что именно эти молодцы его ни разу не встречали, — догадался Маликульмульк.
— Так, значит, они его и не впустили бы в замок, — сказал князь. — Но я этих ребятушек знаю — толку от них не сразу добьешься. Сам служил — изведал, каково с солдатом беседу вести. Так что спросим еще раз, попроще. В замке живет немец-старичок, моего роста. Иногда выходит на прогулку. Припомни-ка, братец, иные приметы, кроме шубы. Трость он носит?
— Как же без трости! Носит, конечно, — подтвердил Маликульмульк. — Седенький, волос не пудрит…
И задумался — хоть тресни, не мог описать словами личность Шмидта. Стоило столько лет литературе посвятить!.. Вдруг его осенило. Несколько лет назад он считался неплохим рисовальщиком. Как-то получилось, что в странствиях своих он рисование забросил — дивно еще, что скрипку не проиграл. Тут же Маликульмульк отыскал карандаш и набросал давно знакомое лицо на четвертушке бумаги.
— Ах, этот? Этого знаем, — подтвердили солдаты. — Этот по площади гулять изволит.
— Слава те Господи! — с некоторой иронией заметил князь. — Как выпал снег, он стал выходить в богатой лисьей шубе. Шуба синим сукном крыта — вспомнили?
— Синим? — и тут осмелевшие часовые даже заспорили. Почему-то одному казалось, что шуба была зеленая, другому — что вовсе черная. Князь жестом удержал Маликульмулька от язвительных замечаний.
— Это и с посланными в разведку случается, — тихо произнес он. — Дело житейское.
— Ваше сиятельство, разрешите доложить, я этого господина вчера видел, как он из ворот выходил, — вспомнил наконец самый спокойный из часовых. — Точно — был в шубе. Уж стемнело, какого цвета шуба — Бог весть, а лицо я видел, ей-Богу.
— Вспоминай дальше, голубчик. Ушел он перед тем, как стали съезжаться гости. А когда вернулся? — спросил князь.
— А он и не возвращался, ваше сиятельство.
— Точно ли не возвращался?
— Христом Богом! — часовой перекрестился.
— Ну, вот и рухнула ваша с княгиней выдумка, — сказал князь Маликульмульку. — Досадно.
— Самому досадно, ваше сиятельство, — Маликульмульк громко вздохнул. — Ну что, отпустим их с Богом?
— Да, конечно, ступайте в казармы, — велел солдатам князь.
Маликульмульк вышел вслед за ними и проводил до лестницы. Тут какая-то вышняя сила задержала его — вместо того чтобы вернуться, он немного задержался и услышал речи солдат, спустившихся на один пролет и уверенных, что господин начальник канцелярии их подслушать не может.
— Что ж ты, Иванец, не сказал про того мазурика в шубе? — спросил кто-то из незримых часовых.
— Да ну его! Расскажешь — ввек потом не расхлебаешь. Отчего не задержал да отчего не доложил.
— Так шуба-то — доподлинно синяя была?
— Синяя, я чай. Молчи, Байков, мало ли господ в таких шубах ходят? Молчи, понял, дурак?
Маликульмульк не умел приказывать людям. Но тут, хошь не хошь, приходилось.
— А ну-ка стойте! — крикнул он не очень уверенно. — Воротитесь сейчас же!
Незримые солдаты вмиг замолчали. Но несколько раз скрипнула лестница — видать, они, как дети малые, пытались спуститься на цыпочках.
Маликульмульк своей тяжкой поступью сбежал к ним.
— Что за мазурик в шубе? — спросил он, пытаясь придать голосу и взору суровости.
— Да хотел один проскочить в Северные ворота, да кто ж его пустит? — отвечал бойкий Иванец. — Он чушь городил, да и мы не лыком шиты — остался на площади, да и с шубой своей вместе.
— Так для чего ж это скрывать было?
— А для того, что сказывал, будто в замке его ждут, и поименно называл его сиятельство, ее сиятельство да господ офицеров.
— И не впустили?
— Не велено. У Южных ворот вон вместе с Байковым их сиятельств человек стоял с бумагой, по бумаге впускал. Мы ему туда идти сказали.
— Данилов, что ли? Говори, Байков!
— Может, и Данилов, — помедлив, ответил солдат. — Мы его знаем, он с их сиятельством часто выезжает. Да только ко мне тот господин в шубе не подходил. Может, передумал. А может, Боже упаси…
— Что?
— Может, к кому-то в экипаж напросился. Мы-то в экипажи не глядели, а тот господин только у кучера спрашивал, кого везет. Вот оно и получается…
— Доложить-то следовало, теперь сами видим…
— Так русский человек задним умом крепок…
— Значит, этот господин мог попасть в замок? — спросил Маликульмульк.
— Получается, что мог…
— Раз уж так сюда рвался…
— Вот ведь какие вы чудаки… Пошли наверх. Да пошли, чего вы стали?
Маликульмульку с большим трудом удалось уговорить испуганных часовых. И то — не благородные соображения повлияли, а обещание, что их сиятельство даст полтину на пропой.
— Положение начинает проясняться, — сказал, выслушав часовых, Голицын. — Коли он и впрямь напросился в карету, значит — человек здешний и с нашими немцами хорошо знаком.
— Отчего ж с немцами, а не с гарнизонными офицерами?
— Те бы личность, приглашения не имеющую, с собой в замок не взяли… по крайней мере, я желал бы в это верить… — князь усмехнулся, но как-то горестно, без задора.
— Ваше сиятельство, нужно спросить вашего Никитку и Юшку — они шубы у гостей принимали. Может, вспомнят шубу-то — вы ж ее сами носили?
— Но прежде всего нужно послать в Управу благочиния. Напиши-ка ты, братец, записочку на имя обер-полицмейстера, а я подмахну. Пусть оба дела заодно расследуют. Вот ведь чертова скрипка… Может, и впрямь в ад упорхнула? Злые духи унесли?
Маликульмульк лишь пожал плотными круглыми плечищами. Будучи вольтерьянцем и либертином, но уж никак не масоном, он признавал Господа как некое верховное существо, но место злым и добрым духам, сильфам, ундинам и гномам, определял в фантастических сказках, готических романах и собственной «Почте духов», не более.
Он сел писать записку в Управу благочиния, а князь пошел в свой кабинет.
Отправив с курьером записку, Маликульмульк задумался — что же теперь предпринять? По всему выходило, что он бессилен: полицейские сыщики умеют добывать сведения, это их ремесло. И, может статься, они уже что-то отыскали, потянули за ниточку, ведь приказ искать скрипку был получен с утра. Получен — а дальше?
Вражда с магистратом, которая уже укоренилась в Маликульмульковой душе, тут же дала ответ. Дальше — полицейские, которых магистрат давно уж прикормил, посмеются меж собой, до чего же поганая история случилась с генерал-губернатором, а действовать будут, как прикажут кормильцы-ратманы. Ибо генерал-губернатор сегодня сидит в Рижском замке, а завтра его отправят турок воевать, ратманы же и четыре бургомистра избираются пожизненно; и чья благосклонность важнее?
А тот же Бульмеринг, да что вредный Бульмеринг — тот же Барклай де Толли, так сладко ворковавший вчера с княгиней, узнав о похищении скрипки, не заорет: «Что за безобразие?! Сыскать вора немедля!», — а скажет в приватной обстановке: ах, как жаль бедного князя Голицына, ах, как неудачно завершился прием… И — все, других распоряжений умному полицейскому не требуется. Вот шубу, пожалуй, искать станут, ибо шуба пропала не в замке, а в крепости. Даже найти могут…
Поразмыслив, Маликульмульк понял, что лучше бы убраться из замка, пока княгиня о нем не вспомнила. Угодно ей считать его виновником покражи скрипки — тут ничего не поделаешь, будет считать. И единственное, что можно предпринять, — скрыться с глаз долой. Маликульмульк даже придумал, куда пойти. За всей суетой, связанной с приемом, он совсем забыл про Гринделя. А к тому наверняка уж приехал Паррот. В обществе благовоспитанных людей можно немного прийти в себя.
Ознакомительная версия.
