Н. Вилькицкая: С удовольствием! Правда, в нынешней России я заметила новые формы обращения – на англо-американский манер, то есть только по имени. Представьте себе, беру интервью у уважаемого человека семидесяти лет. Уточняю его имя и отчество. А он мне: «Называйте меня просто Шура». Мне было очень неловко. Итак, Ольга Николаевна, стало известно, что вы отказались от любой формы сотрудничества с российскими официальными организациями, которые занимаются исследованием найденных под Екатеринбургом останков – предположительно императора Николая II, его семьи и погибших с ними приближенных и слуг. Если это так, то почему вы приняли такое решение?
О. Куликовская-Романова. Никогда ни мой усопший супруг Тихон Николаевич, ни, естественно, я не отказывались от сотрудничества со специалистами, занимающимися екатеринбургскими останками. Никогда! А тем более – с официальными организациями. Весь вопрос только в том – с какими специалистами и с какими организациями. Мне не хотелось бы кого-то обвинять заранее или оскорблять недоверием. Однако согласитесь, в таком важном и ответственном деле должна быть исключена даже теоретическая возможность того, что оно попадет в руки авантюристов или любителей острых ощущений. Условие, поставленное Тихоном Николаевичем, было очень простым: он пойдет на любое конструктивное сотрудничество только с официальными Государственно-Церковными организациями. Но ни в коем случае не с частными лицами, которые потом-то и обвинили нас в какой-то несговорчивости. Что за слово-то такое – «несговорчивость»? Разве можно быть сговорчивым там, где речь идет о поиске исторической истины, касающейся не только повседневных аспектов жизни, и напрямую связанной с вопросами религиозного характера? Я продолжаю со всей убежденностью считать, что мой супруг и я не могли позволить себе даже тень безответственности или легкомыслия. Тихон Николаевич категорически заявил: пока расследование екатеринбургских останков ведется на неподобающем процессуальном уровне, всякое участие его, самого старшего и самого близкого родственника убиенного Государя невозможно.
Н. Вилькицкая. Но вскоре после того, как к вам обращались частные лица с просьбами предоставить для исследований генетический материал, и вы отказались, правительство России создало государственную комиссию. И у вас появились теперь претензии и к ней. Пишут, что вы теперь не желаете идти на сотрудничество с официальной организацией – государственной. Но ведь Ваше условие принято. В чем же теперь причина вашего отказа?
О. Куликовская-Романова: Да, 23 октября 1993 года такая государственная комиссия была создана. Но, к сожалению, ничего принципиально не изменилось. В ней оказались те же лица, которым я не доверяю и которые осаждали нас раньше. Но дело не в том, что они туда вошли. А в том, что, как я убедилась лично, эти люди по-прежнему заняты не поиском истины, но теперь они, имеют надежную «крышу» – так сейчас говорят на нашей Родине, в России, где бал правит преступность и «высший свет» и даже крупные политики разговаривают на языке преступников… Суть проблемы, прежде всего, в том, что уже первые шаги, сделанные этой комиссией, вернее ее главными действующими лицами, на пути изучения злосчастных останков, исключают возможность найти истину.
Н. Вилькицкая: Что вы имеете в виду?
О. Куликовская-Романова: Если говорить подробно, нам с вами понадобится полдня. Поэтому я обозначу пунктиром только основные, узловые моменты.
Первая проблема, которая не разрешена и по сей день, – вопрос юридической принадлежности изучаемого объекта. Вам любой подросток скажет, что если мы имеем некий материальный объект, то мы должны быть абсолютно уверены, что у вас в руках именно тот самый объект, а не что-то другое. Так вот, в последние два года меня буквально терроризирует некий господин Петров Павел Николаевич, который называет себя доктором наук и профессором. На самом деле он пока еще только кандидат наук. Именно он занимается генетическими исследованиями с целью сравнить ДНК несчастных людей, извлеченных из могильника под Екатеринбургом и лиц, имеющих отношение к Дому Романовых. И установить, кто там был захоронен – семья Государя и его слуг или совсем другие не известные пока люди. Однако до сих пор нет точных, юридически безупречных доказательств того, что первичный материал, который Петров изучает, извлечен именно из места захоронения – из того, на которое указали бывший помощник министра внутренних дел СССР Рябов и местный краевед Авдонин. Без ответа на этот вопрос дальше двигаться нельзя. Укажу только на одну деталь, которая сразу разрушает все хитроумные умственные спекуляции на эту тему.
«Первооткрыватели» могильника Рябов и Авдонин сообщают, что вскрыли захоронение на маленьком участке – величиной самое большее пятьдесят на пятьдесят сантиметров – и извлекли три черепа, один из которых, череп № 4, по их утверждению, принадлежит Государю Императору. После того, как господа изыскатели протрубили о том на весь мир, выяснилось, причем очень быстро, что череп этот – женский. Второе: скелет № 4, от которого они взяли череп, находится на самом краю могильника, на расстоянии полутора-двух метров от места, вскрытого этими господами. Спрашивается, как они могли добыть этот череп, если даже не прикасались к скелету?
Н. Вилькицкая: Может быть, голова жертвы еще в 1918 году перед захоронением была отчленена? И Рябов на самом деле не взял, а положил в могильник череп, который он привез из Москвы. Подложил, чтобы скрыть еще одно преступление большевиков, которые после расстрела отчленили голову Государя и отвезли ее в Москву, чтобы показать Ленину и Троцкому в качестве доказательства казни?
О. Куликовская-Романова: В таком случае этот череп не был бы женским. Кроме того, по заявлениям тех же лиц, которые утверждают, что череп Государя был привезен в Москву, он же некоторое спустя был уничтожен. Тогда Рябов ничего не нашел бы. Я в эту версию не очень верю… Нет доказательств. Но тут возникает другая сложность. При вторичном вскрытии могильника уже при участии органов местной власти, «исследователи», среди которых был даже археолог, сделали все, чтобы совершенно запутать картину. Гробокопатели топтались по останкам, работали обычными огородными лопатами – как еще только бульдозер не подогнали! В итоге было извлечено несколько сотен костей и косточек. Но никто из «исследователей» так и не может сказать, к какому скелету принадлежит тот или иной фрагмент, которые взял для «изучения» «профессор» Петров. И вообще неизвестно, откуда он их извлек.
Без решения этой, первой, проблемы дальше идти бессмысленно. И ни один уважающий себя ученый, специалист не станет участвовать в том, что больше похоже на мистификацию или даже обман общественности. Однако бессмыслица, теперь уже в государственной оболочке, продолжилась и в конечно итоге может восторжествовать.
Вторая проблема, тоже фундаментального характера. Любой научный результат только тогда может считаться научным, когда он удовлетворяет следующим критериям: открытость, доступность, повторяемость. Это значит, что информация об исследовании, методы, применяемые тем или иным исследователем и ход работы не могут быть засекречены от других ученых. Это также значит, что коллеги – сторонники или оппоненты, тут совершенно неважно, – должны иметь возможность непосредственно участвовать или наблюдать за процессом, или, по крайней мере, иметь точную исчерпывающую информацию. И, наконец, третье, самое важное: если ваш результат при прочих равных условиях может получить другой ученый или другая лаборатория, вот тогда и можно сделать осторожный вывод о том, что новое знание вами все-таки получено.
Но уже с самого начала работы мистера Петрова оказались засекреченными. Мало того, что о них, его никто и до сих пор не имеет представления. Работы по генетическому анализу стали проводить в Англии, в той самой стране, где известные высокопоставленные особы чрезвычайно заинтересованы только в одном исходе работ в том, который был объявлен заранее: мол, найдены «те самые» останки и никаких сомнений!
Н. Вилькицкая: А не с этой ли целью – не допустить никого из серьезных специалистов или другие научные учреждения – было выбрано место для проведения генетического анализа: военная лаборатория в Олдермастоне, где существует строгий режим секретности?
О. Куликовская-Романова: Безусловно! Вы абсолютно правы. Это лаборатория принадлежит ведомству Министерства внутренних дел Королевства Великобритании. То есть это военный объект. И на вполне законном основании англичане и близко никого не допускают к «кухне», на которой орудуют Петров и его английский коллега, а точнее, начальник Питер Холл. Таким образом, нарушены важнейшие принципы логики научного познания. Как можно иметь дело с такими «специалистами»?
