Вилла являла собой смешение нескольких архитектурных стилей с греческими скульптурами, римскими ландшафтами, египетскими колоннами с капителями в виде цветка лотоса или связки папируса, святилищами, посвященными римским богам и божественному Александру, Изиде и ордам египетских божеств с головами животных. Посреди великолепного рыбного пруда высился большой обелиск. В другом пруду водились крокодилы, а рядом высилась омерзительного вида статуя Собека, египетского бога с крокодильей головой. В городе ходили слухи, что египтяне кормили своих гигантских рептилий невостребованными трупами, приобретая их путем подкупа смотрителей общественных погребальных ям. Но подтверждений этих слухов я никогда не получал.
Египетским послом в то время был толстый старый прощелыга по имени Лисас, александриец. Будучи самым космополитичным городом мира, Александрия, в сущности, представляла собой самостоятельную нацию. Поэтому Лисас, типичный ее представитель, являл собой смесь грека, египтянина, нубийца, азиата и только Юпитеру известно кого еще. Подобное слияние наций производило на свет экзотически красивых женщин и самых безобразных в мире мужчин. Что же касается самой Александрии, то в великолепии с ней могли сравниться лишь редкие города, правда, лишь если глядеть на нее издалека.
Лисас приветствовал меня, как обычно, своей слащавой, масляной улыбкой.
— Мой друг, Деций Цецилий Метелл Младший! Твое появление осветило сей царственный дом! Весьма великодушно с твоей стороны оказать мне честь и принять мое скромное приглашение! Весьма великодушно…
Он мог бы еще долго продолжать монолог в том же ключе, останавливаясь лишь за тем, чтобы перевести дух, если бы я не прервал его:
— Для меня тоже большая честь посетить твой дом.
Запахи, которые сочились отовсюду, были под стать тому специфическому духу, который источал сам посол. В свойственной ему помпезной манере он проводил меня к гостям, которых было не менее трех десятков, и представил им. Поскольку основная цель посла заключалась в том, чтобы выражать римлянам свое глубочайшее расположение и необычайное почтение, он не ограничивался тем количеством приглашенных, которое диктовал римский обычай: гостей должно быть не более девяти — «не меньше, чем парок, и не больше, чем муз», как некогда изрек какой-то мудрец.
Гости являли собой всю гамму красок общественной и политической жизни Рима. Кроме официальных лиц, коих присутствовало столько, сколько хозяину удалось уговорить прийти, для солидности он пригласил нескольких новомодных поэтов и известных ученых, а для создания атмосферы непринужденности слегка разбавил общество комедиантами. Здесь были и женщины, славящиеся красотой, равно как и прочими, более пикантными достоинствами. В общем, вечер обещал быть интересным.
Музыканты в одеждах из египетского плиссированного полотна играли на экзотических инструментах — арфах и систрах. Более оголенные, но облаченные в те же материи танцоры хлопали в ладоши и кружились, отчаянно размахивая увесистыми плетеными косичками. На прислуге, которая сплошь состояла из пестро разукрашенных краской чернокожих нубийцев, не было ничего, кроме шкур животных. Большинство из них имели ритуальные шрамы на теле и сильно заостренные зубы. Они разносили гостям терпкие сладкие египетские вина, равно как и другие вина, изготовленные в других краях цивилизованного мира.
Подобные вечера протекали неспешно. Начинались они рано, а заканчивались гораздо позднее, чем требовала римская традиция. Лисас предусмотрительно обзавелся целым отрядом факельщиков и охранников, чтобы сопровождать гостей в целости и сохранности домой.
Атрий, в котором собрались приглашенные, представлял собой большую круглую комнату, по внутреннему убранству не вписывающуюся ни в один известный мне архитектурный стиль. Выложенный мозаикой пол изобиловал экзотической египетской фауной: в воде сквозь камыши пробирались крокодилы и бегемоты, на суше рыскали страусы, кобры и львы, а в небе парили грифы и ястребы. Настенная живопись повествовала о битве нильских пигмеев с цаплями. Путешественники утверждали, что этот низкорослый народец в самом деле обитал в тех краях, где брала свое начало великая река, хотя мне никогда не доводилось убедиться в этом воочию.
Моим вниманием в тот вечер завладела одна прекрасная особа по имени Семпрония, принадлежавшая к тем фривольным женщинам, о которых я упоминал раньше. Она была образованна, откровенна в суждениях, независима, умна и достаточно богата, чтобы все это себе позволить. Хотя по годам Семпрония принадлежала к женщинам среднего возраста, но оставалась одной из первых римских красавиц, сочетавших в себе аристократическую внешность с той самоуверенной выдержкой, которая у моих соотечественников вызывала наибольшее восхищение. Ее муж Децим Юний Брут был поглощен своими делами и не питал никакого интереса к тому, чем занималась жена. На протяжении нескольких лет у них не было супружеских отношений. Она предпочитала проводить время среди низкородных мотов и распутников, чью компанию предпочитала обществу уважаемых друзей мужа.
— Деций! — воскликнула она, когда я подошел к ней ближе. — Как я рада тебя видеть!
Она подставила мне щеку для поцелуя, которая, к моему удивлению, была начисто лишена грима. Естественный цвет лица вносил немалую лепту в ее красоту.
— Прекрасно выглядишь. Хорошеешь прямо на глазах, — произнесла она, широким жестом обняв меня за плечи. — Хотя мне не следовало бы так говорить. Ибо ты почти ровесник моего сына.
— Прошу тебя, — я взял ее за руку, — повторяй это снова и снова. Столько раз, сколько будет тебе угодно. А что до твоего потомка, то ты несколько преувеличиваешь. Насколько мне известно, ему еще не минуло и семи.
Семпрония залилась очаровательным раскатистым смехом.
— До чего мило от тебя это слышать! — воскликнула она и, озорным жестом проведя пальцем по шраму, украшавшему мое лицо, добавила: — Ты никогда не рассказывал мне о том, как получил эту отметину. Такие штуки — предмет гордости большинства мужчин.
— Это испанское копье, — произнес я. — Оно задело меня в период службы с Метеллом Пием, во время восстания Сертория. Вовсе не горжусь этой царапиной, ибо заработал ее по собственной глупости. Воспоминания о том злосчастном дне по сей день вгоняют меня в краску.
— Редко встретишь римлянина, который не считает шрам заслугой, — заметила она. — Как ты находишь здешнее общество?
— После многодневного заточения в стенах храма будешь рад даже обществу сапожников.
Я старался говорить непринужденно, что давалось мне с большим трудом и потому получалось не слишком естественно.
— Работа в храме тебе совершенно не походит, Деций, — произнесла она преисполненным заботы и сочувствия тоном.
Я пожал плечами.
— Видишь ли, ни для кого не секрет, что эта служба достается квесторам, лишенным влияния в высших кругах.
— Это при твоей-то семье? — удивленно вскинула брови она.
— В ней все и дело. Я далеко не единственный Метелл, который стоит на нижней ступени политической лестницы. Нас так много, что мы едва ли не толкаем друг друга в спину. Если хочешь знать правду, то старые члены нашего семейства считают высшие должности своей непререкаемой прерогативой и не желают, чтобы им бросали вызов всякие амбициозные молодые выскочки.
Метнув в меня короткий оценивающий взгляд, она взяла у проходящего мимо раба чашу с вином и пригубила ее.
— Насколько мне известно, ты влез в долги, исполняя свои служебные обязанности?
Ее замечание прозвучало странно, хотя и многообещающе. Я брал деньги только у своего отца, меж тем как многие бедные политики буквально доходили до разорения, стараясь соответствовать требованиям занимаемой должности.
— Нужно иметь голову на плечах, — сказал я. — Как выяснилось, езда по большой дороге — занятие не для бедных. Вряд ли мне удастся претендовать на пост эдила при тех расходах, которые это за собой повлечет.
— Как бы там ни было, — продолжала она, — но после ухода с нынешней должности тебе светит хорошее назначение. Отправишься в те края, где для такого блестящего человека знатного происхождения, как ты, будет уйма возможностей поправить свое благосостояние. Многие бывшие квесторы и легаты, выходцы из необеспеченных семей, после службы в провинциях разбогатели и смогли с успехом продолжить восхождение к высшим государственным должностям.
Она пристально на меня посмотрела.
— Только на это и надеюсь. Хотя пока никаких предложений не получал. И никакой войны, которая принесла бы большой доход, не предвидится. Сподвижники Помпея уже об этом позаботились.
Мне показалось, что я слишком разоткровенничался, поэтому решил сменить тему.
