Да, именно так пару лет назад ушел от агентов Одесского сыскного товарищ Кондратьев, он же «Минус» и «Дядюшка» — филеры были ориентированы на розыск респектабельного господина, со вкусом одетого по последней моде, а «Минус» прошел через все облавы и засады в облике жалкого клоуна с испитой рожей и всклокоченной бороденкой, лохматого, благоухающего перегаром, на облучке фургона странствующего цирка Страцци…
Ну что же, все складывалось не столь уж и уныло. Бестужев прекрасно помнил, что только что сказал господин Гейльборн: если сесть сегодня вечером в «Ориент-экспресс», то вполне можно прибыть в Париж раньше неспешно плетущегося грузопассажирского поезда, наверняка следующего с многочисленными остановками, погрузками, разгрузками. Жаль только, что не в их возможностях обеспечить наблюдение за поездом на всем маршруте его движения по Франции: что помешает Гравашолю вместе со своей добычей покинуть поезд, не доезжая до Парижа? Тарловски… Нет, отпадает: даже тихоходный грузопассажирский, если вспомнить расписание, успел покинуть пределы империи и катит сейчас где-то по Германии. Нужно немедленно отыскать Васильева, пусть бьет срочные депеши в Париж, следует поставить на ноги тамошних коллег и сделать все, что только удастся…
Ну, а потом, благо до прибытия «Ориент-экспресса» еще достаточно времени, можно заняться парочкой незавершенных дел — риск, конечно, не особенно и большой…
…На сей раз, учитывая прошлые неожиданности, Бестужев застраховался от возможных неожиданностей: его снова сопровождали два агента, как всегда, немногословные и исполнительные.
Домик, который сняла шустрая американская девица, ведущая себя отнюдь не так, как принято для скромных европейских барышень, был в два этажа, небольшой, но красивый, бело-желтой раскраской кирпичей походивший на пухлый торт. Десятка полтора лип и вязов вокруг, невысокая железная ограда: прутья без острых наконечников, расставлены довольно редко, а соединяющие их завитушки крайне удобны для того, чтобы моментально перебраться на ту сторону. Кто бы здесь ни обитал прежде, по каким-то своим причинам он нисколько не опасался воров.
Они подошли к ограде сбоку, поодаль от ворот, медленно двинулись вдоль нее, осматриваясь перед визитом. Отсюда видно было, что у боковой стены дома стоит большой черный автомобиль, конечно же, тот самый, на котором экстравагантная девица с адской скоростью умчала Бестужева от анархистов.
Один из агентов вдруг резко остановился, нахмурясь, какое то время приглядывался, потом молча поманил остальных. Указал пальцем. Присмотревшись, Бестужев покачал головой: что-то тут определенно было неладно. На вымощенной камнем дорожке лежали пестрые черепки вдребезги разбитого цветочного горшка, сам цветок с комом приставшей к корням земли красовался на капоте автомобильного мотора. Если прикинуть, откуда он мог упасть… да из окна второго этажа, несомненно. Створки закрыты наглухо — но край белой муслиновой занавески торчит наружу, защемленный так, словно захлопнувший окно нисколько не заботился о порядке в доме.
Именно что неладное. Подобный домик никак не может существовать без прислуги — немецкой, что немаловажно. Дисциплинированная и дотошная немецкая прислуга просто обязана была моментально ликвидировать этакое, с ее точки зрения, вопиющее безобразие. Горшок был большой и тяжелый, шум от его падения был бы слышен всем в доме… да и не мог он упасть сам по себе…
— Я зайду с черного хода, — сказал Бестужев. — Будьте у парадного. Если услышите шум борьбы или выстрелы…
Оба понятливо кивнули, направились в сторону ворот. Оглядевшись, Бестужев переместился на несколько шагов правее и, наконец, нашел удобное местечко, где деревья полностью закрывали его от взоров находившихся в доме, если они сейчас стояли у любого из окон. Примерился, поставил ногу в большую круглую завитушку, словно в стремя, вмиг вскарабкался наверх с обезьяньим проворством, перебрался на ту сторону, спустился и, чуть пригибаясь, стараясь держаться так, чтобы его заслоняли деревья, направился к двери черного хода, к невысокому крылечку с полукруглым железным козырьком. На ходу достал браунинг, загнал патрон в ствол.
Осторожно повернул ручку. Дверь бесшумно распахнулась на прилежно смазанных петлях. Постояв пару секунд, чутко прислушавшись, он двинулся внутрь по узкому коридорчику.
Ох ты ж… Дверь справа казалась распахнута, там виднелась монументальная печь, рядок поварешек и ножей, висевших на прикрепленной к стене полированной деревянной дощечке… а еще виднелись женские ноги на полу — темная юбка, задравшаяся выше щиколоток, темные чулки, черные туфли со стоптанными подошвами. Хорошенькие дела…
Бестужев осторожно заглянул в кухню. От сердца моментально отлегло: покойников там, к счастью, не имелось. Там лежали на полу две женщины: одна грузная, пожилая, в темном платье (ей и принадлежали увиденные Бестужевым из коридора ноги), вторая совсем молоденькая, в синем платье с кружевным передничком. Более всего они походили на кухарку и горничную, каковыми наверняка и являлись. Обе были довольно-таки тщательно связаны по рукам и ногам толстой сероватой веревкой (целый моток ее валялся тут же, у двери), рты заткнуты какими-то тряпками, для надежности прихваченными завязанными ниже затылка повязками. С первого взгляда чувствовалось, что тут потрудились не дилетанты, а люди, поднаторевшие в подобном ремесле…
Обе пленницы уставились на Бестужева снизу вверх то ли со страхом, то ли с надеждой. Не было ни времени, ни возможности изображать благородного избавителя, и Бестужев, приложив палец к губам, покинул кухоньку.
Оказавшись на первом этаже, прислушался. Вверху, на втором, явственно раздавались мужские голоса, вопившие нечто неразборчивое. Чтобы не оставить в тылу возможного противника, Бестужев как можно тише прошелся по дому, открывая тихонько все попадавшиеся ему двери, — но ни одной живой души не обнаружил. Стал осторожно, на цыпочках, подниматься по лестнице, взяв направление на злые, раздраженные голоса.
Дверь приоткрыта. Судя по расположению комнат, именно отсюда упал вниз с подоконника цветочный горшок… Бестужев встал около двери, держа пистолет наготове, жадно прислушиваясь.
Два мужских голоса наперебой талдычили что-то, временами отзывался женский, в основном краткие реплики. Судя по тону, там звучали плотные угрозы и запугивание — Бестужев не понимал ни словечка, но интонации ни с чем спутать нельзя…
Опередили, подумал он, особо не сокрушаясь — ничего, явно жива, никуда не денется… Он стоял, ругаясь про себя: вполне может оказаться, речь там идет о весьма полезных для него секретах, но языком этим он не владел и ни словечка понять не мог, вот незадача-то…
Ворвался в комнату, с первого взгляда оценил обстановку. Американская мисс Луиза Хейворт (имя, похоже, настоящее) с той же несомненной сноровкой была привязана к стулу той же сероватой толстой веревкой, вот разве что рот у нее свободен. Над ней грозно нависли двое субъектов мужского пола, один — с большим складным ножом в руке. Стоило им обернуться на шум, как Бестужев вмиг узнал парочку вульгарных американцев, навестивших фургон Живой Молнии. И невольно усмехнулся: огнестрельного оружия при них не видно, это и понятно: оба их больших вороненых пистолета заокеанской экзотической марки «Colt» Бестужев давным-давно, завернув в газету, выбросил в урну для мусора, потому что в хозяйстве они никак не могли пригодиться: где в Европе найдешь патроны для этаких уникумов?
— Бросьте ножик, а то порежетесь нечаянно, — сказал Бестужев держа обоих под прицелом. — Вот так, прекрасно… Господа, у вас, я вижу, скверная привычка постоянно оказываться у меня на дороге… Когда-нибудь это меня выведет из терпения, предупреждаю честно.
Оба таращились на него так, что верилось: живьем сожрать готовы. Тот, что повыше, зло выплюнул целую череду коротких непонятных слов — судя по интонации, поносил Бестужева на чем свет стоит.
— Ну, разумеется, я вас тоже уважаю, сударь… — усмехнулся Бестужев. — А ну-ка, живенько ложитесь на пол, лицом вниз! Кому говорю! Или полагаете, я настолько гуманен, что не буду в вас стрелять? Да запросто… Ну?!
