В его ушах постоянно звучали голоса, говорившие ему в Уайтхолле: «О боже, старина, мы и не догадывались, что вы зайдете так далеко и женитесь на этой девице. Ее мать не английская пуританка, а французская бонапартистка. Их так называемая «благотворительная» деятельность – всего лишь прикрытие…»
Сначала Мадлен плакала и спрашивала, что означают его обвиняющие взгляды, не подозревает ли он, что у нее связь с другим мужчиной. И Алан, думая о ее прошлом, отвечал, что у нее, должно быть, богатый опыт на этот счет. Позднее, когда в отчаянии он уже был готов проговориться, ему поручили миссию во Франции, которая предполагала жизнь под чужим именем и не могла подвергаться риску из-за каких бы то ни было браков в Англии.
А теперь Алан подозревал, что все это время чудовищно ошибался…
Ожидая в Зеркальной комнате, он услышал щелчок в степе позади себя. Панель отодвинулась, и отражение Мадлен появилось в стене напротив. Мадлен настолько точно соответствовала его последнему воспоминанию о ней, когда она молча смотрела на пего в ночь его отъезда, что Алан усомнился в реальности ее отражения. В этой комнате, все еще наполненной запахом порохового дыма, все казалось призрачным.
Мадлен нерешительно шагнула вперед. Панель задвинулась, и Алан повернулся, чтобы посмотреть на жену. Несколько секунд, казавшихся вечностью, оба, как часто бывало прежде, не могли произнести ни слова.
– Алан! – прошептала Мадлен, нервно теребя серебристую шаль. Ее глаза сияли.
– Да, Мадлен?
– Послушай, Алан. Я должна кое-что сказать тебе…
– Нет, дорогая, это я хочу тебе сказать, что…
– Нет! Пожалуйста, послушай! Не делай этого! Молчание.
– Не делай этого! – воскликнула Мадлен, задрожав и сильнее вцепившись в шаль. – Ты собираешься взяться за это поручение, не так ли? И делаешь это ради меня?
Снова молчание. Алан облокотился на стол, не в силах выразить ужас, охвативший его при этих словах.
– Нет! – сказал он. – Не воображай меня лучшим, чем я есть! Ты не понимаешь! Причина совсем не в этом!
– Не в этом, Алан?
– Да, не в этом! Подлинная причина… Я не могу тебе сказать!
Мадлен рванулась вперед и остановилась, когда их разделяло менее фута.
– Пожалуйста! – заговорила она. – Они сказали, что убьют нас обоих, если ты не согласишься предать свою страну и служить им, не так ли? Ну так вот что! Если ты соглашаешься на это ради меня и поступаешь так с отвращением, то скажи им, чтобы они расстреляли нас и покончили со всем этим! По крайней мере, я смогу доказать, что я не выходила за тебя замуж для того, чтобы шпионить за тобой! Скажи им, Алан, пускай они убьют нас! Но не делай того, что они от тебя требуют!
Глава 6
ДАМА, КОТОРАЯ ДОЛГО ОЖИДАЛА
В это же время, сидя за письменным столом в своем кабинете наверху, Жозеф Фуше только что окончил заявление, произведшее по крайней мере па одного из трех слушателей почти сенсационный эффект.
– Как я уже говорил, – заканчивал объяснение опытный кукловод, – таков был мой план с самого начала. Поэтому я и вызвал сюда вас троих. Сейчас, – он взглянул на часы, – половина двенадцатого. В час ночи специальный дилижанс отправится отсюда в Булонь – точнее, в деревушку Пон-де-Брик, неподалеку от лагеря. Дилижанс будет запряжен четверкой лошадей и везти четырех пассажиров. Меняя лошадей каждые четыре-пять лье, карета будет двигаться с большой скоростью и доберется до Булони завтра до темноты, во всяком случае до полуночи. Четырьмя пассажирами будут месье Хепберн и его жена, вы, мадам де Сент-Эльм, и вы, капитан Мерсье. Лейтенант Шнайдер будет следовать за дилижансом верхом, на некотором расстоянии, но об этом не должно быть известно Хепбернам.
Каждый из членов маленькой группы, слушая Фуше, испытывал различные эмоции.
Три кресла, обитые потускневшим желтым бархатом, были придвинуты к столу министра полиции, но только два из них были заняты: одно – Ги Мерсье, другое – Хансом Шнайдером.
На холодном лице лейтенанта Шнайдера было написано удовлетворение; он сидел, выпрямившись, на краю кресла, тяжелые ножны его сабли упирались в пол, покрытая веснушками левая ладонь сжимала эфес.
– А я тоже буду менять лошадей на каждой почтовой станции? – осведомился он.
– Конечно. Но позаботьтесь, чтобы вас ни при каких обстоятельствах не видел месье Хепберн. Понятно, лейтенант?
– Понятно, министр.
Кукловод постучал по столу костлявым пальцем:
– Надеюсь, вам ясна необходимость этой предосторожности?
Шнайдер молча улыбнулся и погладил рукоятку сабли. Но Мерсье, ухитрившийся счистить пыль с мундира, быстро утратил выражение беспечности и терпимости, с которым он предпочитал смотреть на мир.
– Для того чтобы это понять, – заметил капитан, – не нужно быть Аристотелем. Булонь – самый охраняемый военный лагерь в мире. Тем не менее…
– Тем не менее, – подхватил Фуше, снова постучав по столу, – я посылаю в этот лагерь предполагаемого британского агента и его сообщницу жену. Это меня вполне устраивает. Однако ни у кого из них не должно быть никакой возможности отправить сообщение о происходящем там. Вы, Мерсье, будете отвечать за Хепберна. Когда я имел удовольствие обучать вас в Нанте логике и математике, вы выделялись среди моих учеников сообразительностью и хорошими манерами. Правда, вы изменили своему первоначальному призванию, очевидно обнаружив, что подходите для церковной карьеры не более, чем я.
– Это замечание, месье, великолепно характеризует нас обоих.
Мерсье говорил беспечным тоном, с улыбкой на загорелом лице. Однако атмосфера в комнате сгущалась с каждым тиканьем часов.
– Вы, как я уже сказал, – продолжал Фуше, – будете отвечать за Хепберна, находиться рядом с ним днем и ночью, в лагере и за его пределами, покуда лейтенант Шнайдер, держась на некотором расстоянии, будет охранять вас обоих. Я предпочел бы использовать для этого дела моих собственных агентов, но в военном лагере они бы слишком бросались в глаза.
– А вам не кажется, месье, что присутствие там Хепберна также будет бросаться в глаза?
– Напротив. Арест его произошел втайне, он известен как виконт де Бержерак и будет продолжать пользоваться этим именем. Виконт был награжден самим императором, правда не лично, а по доверенности, за выигранные призы в состязаниях по фехтованию и на скачках…
– Ах вот как? – тихо промолвил Шнайдер.
– …так что для него вполне естественно стремиться к военной карьере. Что касается лейтенанта Шнайдера, то не думайте, что его послали сюда из Булони только для того, чтобы доставить донесения о скандале в театре и двух дуэлях среди старших офицеров. Эти инциденты не чреваты мятежом: скандал произошел из-за плохого певца, а обе дуэли связаны с женщинами. Нет! Существует причина, по которой этот офицер держится столь самоуверенно и воображает, что его имя должно быть известно каждому встречному.
– Что же это за причина? – осведомился Мерсье.
– Лейтенант Шнайдер, – ответил Фуше, – лучший фехтовальщик во всей Великой армии.
Ида де Сент-Эльм, стоявшая у двери в маленькую комнату, шумно вздохнула, но не произнесла ни слова.
Шнайдер с самодовольной улыбкой обернулся и посмотрел па капитана Мерсье. Тот возвратил ему взгляд. В этой процедуре явно не ощущалось взаимной симпатии.
– Не думаю, – заговорил вновь Фуше, – что Хепберн станет пытаться бежать. Однако, если он все же попробует это сделать или каким-то образом раздобудет оружие…
Шнайдер снова улыбнулся.
– Если он попробует сделать это, – повторил Фуше, бросая на Шнайдера испепеляющий взгляд, – вы должны задержать и обезоружить его, но не убивать. Этот человек не должен умереть, пока я не отдам соответствующего приказа. Ясно?
Шнайдер смотрел на Фуше с нескрываемой неприязнью, однако принудил себя кратко кивнуть.
– С той минуты, как дилижанс отправится в путь, – сказал Фуше, – вы и капитан Мерсье отвечаете за этого человека передо мной и перед императором. Хорошенько это запомните!
Взгляд министра полиции, переместившись на Иду, стал более доброжелательным.
– Вы, мадам де Сент-Эльм, – добавил он, – точно так же будете отвечать за женщину.
Ида не двинулась со своего места около двери в маленькую комнату, где на полке горела одна из двух свечей, оставленная там Фуше под портретом императора, словно в святилище бога войны. Лицо Иды оставалось в тени.
– Я ясно выразился, мадам? – осведомился министр полиции. – В течение следующих пяти дней вы будете для Мадлен Хепберн ближе, чем сестра. Вы будете жить, есть, спать рядом с ней и приложите все усилия, чтобы завоевать ее доверие. Договорились?
– Ну конечно! – откликнулась Ида богато вибрирующим мелодичным голосом. – Возможно, она так мила, что заботиться о ней будет только удовольствием. Поверьте, я буду обращаться с ней так, как с ней никогда до сих пор не обращались!
