Тоннер поежился:
– И давно такой образ жизни ведете?
– Полтора десятка лет! Как муж преставился, царство небесное. Но последний год что-то чувствовать себя хуже стала.
– Неудивительно, Ольга Митрофановна. С таким питанием… Удивляюсь, что вы еще живы!
– Так и мать моя говорит, – всхлипнула Суховская. – Моришь себя, Оленька, голодом. Придется завтра ко всему прочему еще рубца заказать, голову телячью, сырников горшочек, а на ужин поросенка. Спасибо, доктор, за совет, а то вся извелась.
Суховской подали бричку; пора было прощаться.
– Может, поедем ко мне? – с надеждой спросила помещица. – Как раз к ужину поспеем.
У Тоннера после разговора с Суховской одна мысль о еде вызывала тошноту; он вежливо отказался, сославшись на усталость после тяжелого дня и бессонной ночи. Глаза помещицы увлажнились. Доктор так мил! Как могли бы они быть счастливы! Видно, не судьба! Когда уже залезла в бричку, подошел Роос. В руках держал букет темно-синих астр (под покровом темноты этнограф нарвал цветов с княжеской клумбы). Знак внимания побудил Ольгу Митрофановну по-новому взглянуть на тщедушного американца. Она кокетливо протянула ему пухленькую ручку, а он, прежде чем поцеловать, долго ее сжимал.
– До свиданья, – проговорил Роос. – Буду ли иметь честь лицезреть вас завтра на охоте?
Еще до перевода Суховская каким-то образом поняла смысл вопроса и торопливо ответила: "Да" – хотя до сего момента ни на какую охоту не собиралась.
Бричка вздрогнула, покатилась и почти сразу исчезла в ночи. Следом уехали и Растоцкие. Маша перед неизбежным расставанием с Тучиным была грустна. Саша, получив приглашение от Веры Алексеевны завтра посетить их поместье, на прощанье подмигнул девушке, а она ему нежно улыбнулась. Денис огорчился: завтрашний визит задерживал нескорую встречу с Варенькой еще на один день. И так не домой едут, сначала в Петербург, повидать тучинского кузена Владимира Лаевского.
– Самая любимая моя комната, – сообщил князь. – Специально приказал сюда чай подать! Только посмотрите, какая красота!
Гости уютно расположились на оттоманках в "трофейной" комнате. Вечера в сентябре прохладны, согреться горячим крепким чаем никто не отказался.
– У брата здесь библиотека была, но книжки французы сожгли, а я по-своему устроил.
Несмотря на большие размеры комнаты, в ней было тесновато: повсюду стояли чучела убитых Северским животных.
– Никодим, егерь мой, дока в таксидермии, – пояснил Василий Васильевич.
Про каждый трофей князь был готов рассказать подробнейшим образом: в какое время года застрелил, да из какого ружья! Ружья висели здесь же, на задрапированных шкурами стенах.
Все вежливо слушали. Кроме застрявших из-за моста путников в "трофейной" чаевничали Митенька, доктор Глазьев, господин Рухнов и урядник Киросиров.
– А эта дверь куда ведет? – поинтересовался генерал.
– В мои покои! – сообщил Северский. – Флигеля по бокам дома заметили?
– А как же! – пыхтя трубочкой, подтвердил Веригин.
– В правом мои покои, в левом – матушкины.
– В таком случае разрешите откланяться! – вскочил с места генерал.
– Ничем не помешаете! – поняв причину замешательства, остановил Веригина рукою князь. – В столовой на стульях сидеть неудобно, здесь же вы спокойно отдохнете. Не беспокойтесь, в моей спальне никакой шум не слышен! Вон того волка…
Кроме генерала, искренний интерес к охотничьим достижениям князя проявлял лишь этнограф. Тоннер заметил шахматный столик, перемигнулся с Митенькой, и они сели за партийку. После десятка быстрых ходов юноша надолго задумался. Столь сильные соперники ему еще не попадались. Тоннер же, игравший любимый дебют, заскучал.
Из покоев со свадебным платьем в руках вышла горничная Елизаветы Северской Мари. Залихватски подкрутив усы, князь поклонился было гостям, но Мари сказала по-французски:
– Мадам просила сперва зайти мсье Рухнова, а потом – обоих управляющих.
Михаил Ильич удивился, развел руками, обращаясь к князю. Тот, покусывая усы, последовал за ним.
Роос подошел с кожаными томиками в руках к скучавшему у окна Шулявскому.
– Сколько хотите? – не тратя времени на пустые разговоры, поинтересовался поляк.
– Лучшему стрелку, так и быть, – сорок рублей.
– По двадцать за том? – удивился Шулявский.
– Кожаный переплет, ручная работа…
– А неплохой бизнес, как говорят у вас в Америке! И что самое главное, законный! Жизнь моя была бурная, приключений на собрание сочинений хватит! Не начать ли, по вашему примеру, книжки писать?
Американец, не понимая, куда гнет покупатель, достал очередное перо:
– Из головного убора американского индейца…
– А Америка велика?
– О да! Два океана ее омывают…
– Отлично! Значит, есть где затеряться! Нате ваши сорок рублей!
Роос протянул книжки, подозревая, что продешевил, но Шулявский энергично замотал головой:
– Фолианты себе оставьте. Путешествовать люблю налегке! Вы подали мне отличную идею и свои сорок рублей честно заработали. Как перееду в Новый свет, начну книжки писать!
– Россия не нравится? Покинуть желаете? – по-своему истолковал слова поляка Терлецкий.
– Рыба, Федор Максимович, ищет, где глубже, – с достоинством ответил Шулявский, – а человек, где лучше!
– Смотрите, как бы не утонуть, – сверля Шулявского немигающими серыми глазами, процедил Терлецкий.
Дверь в покои князя снова отворилась. Оттуда вышел задумавшийся Рухнов; зашли оба вызванных управляющих.
– Сашь, глянь, не Боровиковский ли? – В глубине комнаты Угаров обнаружил портрет и поднес к нему свечу, чтобы лучше рассмотреть.
Тучин привстал с оттоманки:
– С чего ты решил? – удивился он.
Молодые люди принялись вместе разглядывать парадный портрет черноволосой женщины. Сев вполуоборот к художнику, одетая в пурпурное атласное платье прелестница заставила мастера подчеркнуть и соблазнительность небольшой груди, и утонченность длинной шеи, подсвеченной отблесками алмазного ожерелья. Бриллианты блестели и в тяжелых сережках, украшавших маленькие ушки красавицы. Но ярче всего сверкали карие глаза, смотревшие на зрителя ласково и печально. Матово-бледные руки нежно гладили развалившуюся на коленях болонку.
– Манера очень похожа! Впрочем, в атрибуции я не силен, – сознался Угаров.
– Может, и Боровиковский, – внимательно рассмотрев портрет, согласился Тучин. – Сейчас у князя уточним.
Северский вылетел из покоев, шумно хлопнув за собой дверью.
– Ваше сиятельство! Чьей кисти портрет?
– Какой, к черту, портрет? – грубо бросил раздосадованный Северский.
– Здесь вроде один, – внимательно оглядев еще раз "зоологический музей", протянул Тучин.
– А-а! Этот! Ольги Юсуфовой, жены брата.
– Осмелюсь переспросить, ваше сиятельство, чьей кисти работа?
– Не знаю, – раздраженно ответил князь. – Какая мне разница? Я сей портрет продать хотел, благо и желающие были. Брат этой красавицы готов был дать любую цену, чуть не на коленях ползал. Мать запретила, дура старая! Князю Юсуфову пришлось художника нанимать, копию делать.
– Бриллианты хороши! – заметил Шулявский. Желая прекратить пикировку с Терлецким, он тоже переместился ближе к портрету.
– Очень хороши! – согласился Северский. – Екатерина Вторая подарила! Ольга Юсуфова была ее фрейлиной, и императрица на свадьбу ей это имение презентовала и впридачу ожерелье с сережками!
– Царский подарок! – восхитился Веригин.
– Только брат все профукал!
– Неужто проиграл? – удивился генерал.
– Кабы проиграл, не так обидно было бы! Закопал! От французов драгоценности пытался спрятать. А где именно, сказал только Кате, племяннице. Брат погиб, а эта дура из окна выкинулась…
– Я уже слышал эту прискорбную историю, – посочувствовал Роос. – Мои соболезнования…
– Соседи насплетничали? – спросил Северский. – Кабы не Элизабета, – князь сжал кулаки, – я бы этих вертопрахов на свадьбу не пригласил! А драгоценности жаль, очень бы пригодились. Я их несколько лет искал, весь парк перекопал, да без толку.
– Я могу, конечно, ошибаться, – сообщил Роос, – но, кажется, ваши сережки я недавно видел!
– Где? – опешил князь.
– В Париже! Меня пригласил на бал маркиз д'Ариньи. Очень образованный человек, купил по три экземпляра моих книг! И жена прелестная! Мы долго беседовали! Очень умная женщина, прекрасно разбирается в истории…
– Мои сережки тут при чем? – перебил его Северский.
– Как раз в ушах маркизы они и сверкали!
– Вот черт! Значит, их французы-мародеры выкопали! – топнул ногой князь. – Зря только братец прятал!
– Не расстраивайтесь, князь! Поезжайте в Париж с портретом! – посоветовал генерал. – Я знаком с д'Ариньи. Порядочнейший человек! Покажите портрет, и он непременно вернет ваши сережки!
