— Скажите, чтобы привели лекаря, — приказал Беренгер, спешиваясь.
— Пойдемте посмотрим на него.
Капитан послал одного из своих людей за лекарем и последовал за епископом на вершину небольшого пригорка. Там, наполовину скрытый густой травой и кустарником, лежал молодой человек. Его рука была изогнута под неестественным углом, а одежда пропиталась кровью.
— А ваш парень глазастый, раз смог заметить его. Похоже, что его спрятали там намеренно.
— Было бы неблагоразумно игнорировать эту возможность, ваше преосвященство.
— Сеньор, — громко спросил епископ, — вы слышите меня?
Молодой человек застонал.
— С нами едет лекарь. Он позаботится о ваших ранах.
Молодой человек со страхом открыл глаза.
— Нет, — прошептал он и прикрыл глаза.
Затем он снова посмотрел на них, пытаясь сосредоточиться на склонившихся к нему лицах.
— Кто вы?
— Беренгер де Крюилль, епископ Жироны.
— Слава богу, — произнес молодой человек, закрыл глаза и потерял сознание.
— Все дело в его руке, — спокойно произнесла Ракель. — Она совершенно вывернута из сустава и пропитана кровью.
— Что еще? Он может говорить?
— Он в обмороке. Он молодо выглядит. На вид ему двадцать или двадцать пять лет. Лицо осунувшееся и серое.
Лекарь присел около молодого человека, и Ракель подвела его руку к травмированной конечности.
— Срежь ткань, чтобы я мог ощупать ее.
Ракель взяла серебряные ножницы из мешочка, висящего у нее на боку, и обрезала шнурки, удерживающие рукав на месте.
— Вот, отец.
— Есть другие повреждения? — спросил Исаак, после того как его пальцы мягко пробежались по изувеченной руке.
— Да. Раны. Трудно сказать, насколько они глубокие.
— Юсуф, принеси чистую ткань с телеги. Насколько сильно кровотечение?
— На земле много крови, отец, — сказала Ракель. Она срезала баскины[2], сшитые точно по ноге. — Она натекла из раны на бедре. Прости, что так медленно, отец, но ткань сильно промокла под дождем и пропиталась кровью. С ней трудно справиться. Я обрезала ее у колена и немного выше. Когда я потревожила ткань ножницами, кровотечение началось снова. Я думаю…
— Тс-с… Дай я пощупаю, а потом ты скажешь мне, что думаешь по этому поводу. — Исаак положил руки на бедро, задержав их над разорванной плотью, а затем повел окровавленные руки в направлении колена. — Ты здесь, Юсуф?
— Да, господин. Я принес ткань. И пришел старший стражник, чтобы помочь, если нужно.
— Принесите вино, воду и таз. — Его пальцы снова осторожно пробежались по колену. — Ракель, когда он вернется, промой раны водой с вином и перевяжи. Затем смой остальную кровь, чтобы у меня не скользили руки и я мог работать.
— Руки у него тоже в крови, — сказала Ракель.
— Возможно, он пытался остановить кровь на бедре, — пробормотал Исаак. — Но все же дай мне ощупать их. — Его пальцы осторожно пробежались по руке раненого, движения напоминали порхание бабочки. Он нахмурился, нажал посильнее, и молодой человек, находившийся на грани потери сознания, застонал. — Не трогай его рук, Ракель. Где там Юсуф с водой?
— Я здесь, господин, — сказал мальчик. — Протяните руки, я вымою их.
Как только руки Исаака были вымыты от крови и вытерты, он встал.
— Первым делом надо заняться его рукой.
Ногами он зажал пациента, крепко обхватил его руку выше кисти, плавно, но сильно потянул ее и вставил обратно в сустав.
— А можно что-нибудь сделать с другой рукой? — спросил старшина стражников.
— Может быть, — ответил Исаак. — Но не здесь. Сначала я должен знать, есть ли у него другие переломы. Что там с другой рукой, Ракель?
— Она цела, отец.
— Мне понадобится доска, чтобы положить на нее руку… — И он перечислил старшине стражников все, что ему необходимо. — Расстегни ему тунику, моя дорогая, — сказал он. — Мы должны узнать, нет ли у него других повреждений, прежде чем попробуем перенести его.
— Он будет жить? — спросил епископ.
— Пока он жив. Похоже, он довольно живучий, — сказал Исаак.
— Какие у него повреждения?
— На бедре рана от меча, глубокая и длинная. Он потерял много крови. На туловище, спине и боках много сильных ушибов.
— Избит?
— Скорее всего. Рука вывихнута из сустава и сломана.
— Его пытали, — сказал епископ. — Дрался на мечах, был схвачен, избит и подвергнут пыткам.
— Я не могу найти лучшего объяснения его повреждениям. Два ребра сломаны, я перевязал их и прибинтовал руку к доске. Все, что теперь нужно, — двое крепких мужчин, которые перенесут его на повозку, и хорошая мягкая подстилка, на которой он будет лежать. Я дам ему настойку, чтобы он заснул.
— Старшина стражников и главный конюх — самые сильные и спокойные из всех, кого я знаю, — сказал епископ, подзывая их.
— Его одежда промокла под дождем, и он дрожит от холода. Нам надо переодеть его во что-то сухое и теплое. Когда все будет сделано, посмотрим, как он будет себя чувствовать, — сказал Исаак, — я не могу сказать, сколько времени ему потребуется, чтобы прийти в себя. Дочь сказала мне, что Наоми уже сидит в телеге и может позаботиться о нем. Думаю, когда он проснется, вы сможете расспросить его, ваше преосвященство.
— Я преклоняюсь перед вашим удивительным мастерством, Исаак. Было бы замечательно, если вам удастся спасти его, неважно, кто он — друг или враг.
Раненого молодого человека уложили на толстый соломенный тюфяк, покрытый несколькими коврами и запасными одеялами. Под голову ему сунули мягкую подушку. Ракель взяла чашку с разбавленным водой вином, в котором она размешала пять капель густого горького снадобья, и поднесла ее к его губам.
— Выпейте это, сеньор, — сказала она. — И вы сразу почувствуете себя намного лучхне.
— Вы один из прекрасных Божьих ангелов?
— Нет. Сделайте, как я говорю.
— Но я уже чувствую себя намного лучше, — любезно прошептал он.
— Молчите, — сказала Ракель. — И пейте.
Выпив микстуру, он впал в глубокое сонное забытье, смягчающее боль. Тогда Исаак начал искусно вправлять и собирать сломанные кости левой руки. Ракель закрепляла их тонкими деревянными планками, обмотанными тканью. Когда все было закончено, она наложила повязку и, прибинтовав запястье и руку к небольшой дощечке, уложила ее на груди раненого.
— Как удачно, — сказала Ракель, — что они сделали это с левой рукой. По тому, как расположена перевязь меча, я полагаю, он правша.
— Не удачно, — сказал Исаак, — а обдуманно. Сломать руку, которую жертва использует меньше всего, и пригрозить сделать то же самое со второй — вполне убедительный довод.
— Ты думаешь, что все так и было?
— Нет. Я думаю, что они продолжали мучить его до тех пор, пока он, как им показалось, не умер.
Все это время процессия не двигалась с места, и большинство путников собрались около телег, излагая свои предположения и доводы любому, кто был согласен их выслушать.
— Я думаю, что его нужно было оставить там, где нашли, — сказал Ибрагим.
Поскольку это были первые слова, которые большинство присутствующих услышали от Ибрагима, они вызвали сильный интерес.
— Почему? — спросил один из конюхов.
Ибрагим задумался. Если бы он назвал истинную причину, что молодой человек занял его место на телеге и ему теперь снова придется идти пешком, а возможно, и вести мула своего хозяина, это не вызвало бы поддержки у других пеших путников.
— Он может оказаться головорезом, которого избили за дело и оставили умирать. Как только он очнется, он поубивает нас прямо в наших постелях.
— А может, он и прав, — сказал один из конюхов.
Монахини из монастыря, державшиеся особняком, тем не менее с большим интересом слушали эти разговоры.
— Он не похож на головореза, — возразила одна из них. — Он похож на очень любезного господина, попавшего в беду из-за головорезов. И не хотелось бы мне зависеть от вашего милосердия! — злобно добавила она.
— Мы не могли оставить его на дороге, — заметил конюх. — Такое злое дело не для епископа. Но нам надо бы оставить его на ближайшем постоялом дворе и пусть о нем позаботятся хозяева гостиницы, пока его родные не приедут и не заберут его.
— Да, — сказал поваренок, который удобно устроился на большом камне и теперь резал хлеб для обеда, — он прибавит нам хлопот.
— Эй! Дай-ка нам хлеба, — сказал один из его приятелей.
— Здесь всем не хватит. Принеси-ка еще пару булок.
Помощник повара бросил им булку хлеба и отослал поваренка, чтобы тот принес еще еды с телеги с провизией.
— С этими приблудными нам и еды не хватит, — сказал конюх, который давно не ездил вместе с его преосвященством и не был уверен в том, что на следующий день его накормят.
