– Увы, – слепил сочувственное лицо посол. – Так оно и есть. Вашей стране выпали тяжелые испытания. Но у меня такое ощущение, что самые трудные времена еще впереди. Присаживайтесь… Может быть, желаете чаю или кофей? – предложил Эдвард Одье, когда Карл Густавович с Евгением разместились на высоких удобных стульях за длинным столом из красного дерева.
В самом центре стола Фаберже увидел статуэтку из нефрита – девушку, державшую в руках розу, выпущенную в широкую продажу полтора года назад. Вот только никак не думал, что одна из нескольких тысяч статуэток отыщет себе приют в кабинете швейцарского посла. Статуэтка значительно украшала обстановку, делая ее не столь аскетичной.
– Нет, как-нибудь в другой раз. Мы к вам, господин Одье, вот по какому делу…
– Я весь внимание, господин Фаберже.
– Как вы изволили выразиться, Россия вступает в полосу испытаний. Всецело с вами согласен… В последнее время в городе участились грабежи среди населения, погромы… И грабят не только на улицах, но и в домах! Грабят не только преступники, но и сама власть, которая должна защищать нас от бандитов… Как выражаются большевики, происходит экспроприация, – едко хмыкнул Карл Фаберже. – Этой самой экспроприации подверглись едва ли не все мои друзья. Весьма уважаемые люди… При этом им совершенно не у кого просить защиты! У меня такое ощущение, что следующий на очереди я. Большевикам просто невозможно пройти мимо такого лакомого кусочка, как «Товарищество Фаберже».
– Я вам очень сочувствую, Карл Густавович, – произнес Эдвард Одье, – но чем я могу вам помочь? – развел он руками. – Я ведь всего-то швейцарский посол и не вправе вмешиваться в дела другого государства.
– А вмешиваться и не нужно, господин посол, – живо заверил Фаберже. – Вам известно, что в марте вышел закон о защите собственности иностранцев?
Эдуард Одье лишь пожал плечами, не понимая, в какую сторону клонит гость.
– Все это так, но что из этого следует?
– Я хочу швейцарской дипломатической миссии передать свой особняк на Большой Морской.
– Вы это серьезно? – удивился посол.
– Как никогда!
– Конечно же, мы нуждаемся в помещениях, в последнее время миссия действительно очень расширилась, но ваш особняк невероятно дорогой. На него у нас просто нет денег.
– Вам не нужно будет за него платить, – быстро откликнулся Фаберже.
– То есть как «не нужно»? – еще больше удивился Одье.
– Я вам сдаю особняк совершенно бесплатно. Кроме того, я предлагаю вам переехать из этой квартиры в мою. У меня сейчас пустуют несколько комнат. Можете взять три комнаты под собственное содержание. Можете у меня также столоваться, наша кухарка прекрасно готовит! Уверяю вас, такую печеную осетрину, как делает Марфа Никитична, вы нигде не пробовали.
– Хм… Королевский подарок, Карл Густавович, – задумчиво протянул Эдуард Одье. – Но я вас не совсем понимаю, вы же деловой человек, в чем тогда будет состоять ваша выгода?
– Я отдам на хранение в вашу миссию семь чемоданов со своими ювелирными изделиями.
– И на какую сумму будут эти изделия, позвольте полюбопытствовать?
– Приблизительно на восемь с половиной миллионов.
– Золотом, разумеется?
– Да.
– Весьма представительная сумма, – покачал головой посол.
– Я бы не хотел все это потерять.
– Даже не знаю, что вам ответить, – задумался Одье. – Предложение действительно очень заманчивое, но имеются некоторые спорные моменты, которые хотелось бы сразу утрясти или, во всяком случае, обговорить, чтобы между нами не возникало каких-то недоговоренностей.
– Я вас внимательно слушаю.
– Дело в том, что если здание будет арендовано швейцарской миссией, в этом случае любая вещь, находящаяся на ее территории, принадлежит государству Швейцарии. И мы вправе распоряжаться ею по своему разумению. Есть еще другой момент…
– Хм… Какой же?
– Мы вправе взимать плату за ценности, что находятся на территории швейцарской миссии. В данном случае я говорю о ваших семи чемоданах с драгоценностями.
– Забавную вы мне предлагаете сделку, – нахмурился Карл Густавович. – Скажу вам откровенно, у меня таковой еще не было. Швейцарская миссия будет размещаться в моем доме, за что не будет платить ни копейки. Я же за свои размещенные в сейфе ценности вынужден буду платить вам деньги.
– Вы правильно меня поняли. Полагаю, что лучше всего подойдет процент от настоящей стоимости ваших драгоценностей. Мои ювелиры тоже знают толк в драгоценных изделиях. Так что совместно с вашими они произведут оценку. Сколько, вы говорите, стоят ваши семь чемоданов… восемь с половиной миллионов? Давайте договоримся, что миссия возьмет с вас один процент в год.
– Это будет восемьдесят пять тысяч.
– Именно так.
– Папа, – произнес Евгений, – мне кажется, что нам не удастся прийти к единому решению. Самое время откланяться.
– Не забывайте, я являюсь представителем своей страны, и если с вашим состоянием что-то случится, то Швейцария гарантирует вам выплату на утраченную сумму.
– Хм, очень хотелось бы в это верить.
– Мы ведь составим c вами письменный договор… Но заключать сделку на других условиях я не имею права. Хотя, признаюсь откровенно, мне очень нравится ваш особняк на Большой Морской, – развел руками Эдуард Одье. – И буду очень сожалеть, если она не состоится.
– Все вы, швейцарцы, прирожденные банкиры, – после некоторого раздумья произнес Карл Фаберже. – Считать вы хорошо умеете. Я вынужден согласиться на ваше предложение.
– Папа, может, нам стоит подумать?
– Я уже все продумал, Женя… Господин Одье, но у меня к вам имеется одно небольшое условие.
– Слушаю вас, господин Фаберже.
– Все драгоценные изделия должны быть тщательно описаны. На них должен стоять товарный номер изделия, его наименование, описание драгоценных камней и цена их на 1913 год.
– Не возражаю.
– Параллельно с основной описью будет составлена еще и другая, скажем, на сто тысяч рублей.
– Вот как? – искренне удивился Эдуард Одье. – А это для чего?
– Уверен, что большевики не оставят меня в покое и захотят знать, на какую сумму я храню ценности. И если вдруг возникнет подобный вопрос, вы покажете им эту бумагу.
– Весьма разумное предложение. Давайте так и поступим.
– Только у меня к вам будет еще одна убедительная просьба, господин Одье.
– Надеюсь, она не такая обременительная, господин Фаберже, как первая, – лучезарно улыбнулся посол.
– Мне бы хотелось, чтобы вы перебрались в мой особняк как можно быстрее.
– Ох, этот ни с чем не сравнимый русский юмор! Господин Фаберже, не переживайте, я так и сделаю. Мне очень не нравится наш район. В последнее время у меня под окнами стало очень шумно. Одно дело – когда рядом Смольный институт благородных девиц, и совсем другое – когда в его стенах вдруг разместился штаб революции, – слегка поморщился швейцарский посол.
– Когда мне вас ждать?
– Мне только собрать свои вещи – и я у вас! Думаю, два-три дня. И потом, мне так не терпится отведать печеного осетра! Ха-ха!
– Господин посол, мне бы хотелось, чтобы вы переехали немедленно. Иначе наша сделка не будет иметь смысла.
– Вы имеете в виду прямо сейчас? – удивленно переспросил Эдвард Одье.
– Не совсем так, полагаю, что у вас будет еще полчаса.
– Вы умеете убеждать. Хорошо! Выезжаю незамедлительно. Сборы не займут много времени. Мне надо только упаковать свои рубашки и сложить смокинг. Полагаю, что комнаты для меня уже готовы?
– Можете не сомневаться. Мне бы хотелось, чтобы передача аренды была задокументирована уже сегодня.
– Об этом вам не стоит беспокоиться, все бумаги и печати я забираю с собой. Сделку оформим, как только я подъеду.
– Прекрасно!
– Сразу же перед дверьми вашего особняка мы повесим швейцарский флаг как торжество демократии!
– Это было бы замечательно. Что ж, в таком случае мы возвращаемся. Скажу Марфе, чтобы она поставила в духовку осетра. Очень надеюсь, что вы не опоздаете к обеду.
– По этому поводу вы можете не переживать. Я никогда не пропускаю самого вкусного, – весело засмеялся посол.
Глава 6. Что нынче делается!
Проходя мимо застекленного шкафа, Василий Большаков невольно скосил взгляд. Просторная кожаная коричневая куртка значительно скрывала дефекты его слегка располневшей фигуры. Теперь он не выглядел грузным, как это могло бы показаться в цивильном костюме или даже в пальто. По правому боку боевито постукивала тяжелая кобура маузера. В общем-то, он мало чем отличался от вооруженных людей, что сейчас ходят по улицам. Оставив контрразведку, Василий некоторое время преподавал биологию в гимназии, но сейчас в нем трудно было узнать учителя, рассказывающего про пестики и тычинки. Случайное знакомство в вагоне поезда с Урицким определило его дальнейшую судьбу, и вскоре он возглавил одно из подразделений ВЧК. Вот, правда, революцию он представлял несколько иначе, посветлее, что ли… А она напоминает повальное мародерство, где каждый участник стремится ухватить как можно больший куш. Где-то внутри пробивался росток разочарования, и он не знал, как его подавить. А самое главное, закрадывалась шальная мысль: что будет после того, как устранят откровенных недоброжелателей Советской власти, уж не возьмутся ли за него?
