Ознакомительная версия.
Шаляпин поднял повыше свечу.
– А тут кто-то поработал капитально! – сказал он громко. – Смотрите – балки и даже доски на полу!
– Говорите, пожалуйста, тише, – попросил я. – Мы хоть и под землей, но все-таки не одни. Живут и здесь.
– Только как же мы будем ориентироваться? – спросил громким театральным шепотом Шаляпин.
– Ну, на это у нас есть карта.
– Карта?
– Не думаете же вы, – усмехнулся я в усы, – что я сунусь в эдакие места совсем не подготовленным? Хоть я и бывал тут всего один раз, но заставил своего тогдашнего проводника подробно рассказать мне про подземелье и даже нарисовал по его словам карту. Хоть ей и нельзя полностью доверять, однако основные ходы на ней помечены точно.
Я помолчал, а потом добавил:
– Надеюсь, что точно, иначе нам отсюда не выбраться.
– Но мы можем вернуться так же, как и пришли, – с тревогой сказал Шаляпин.
– Вообще-то здесь много выходов на поверхность, – ответил я, вынимая портмоне. – Главное – знать их. Но заблудиться – проще простого.
Я достал из портмоне сложенный вчетверо листок, который на всякий случай всегда носил с собой. На нем и была нарисована карта с необходимыми пометками. Шаляпин приблизил к ней свечу, подставив снизу ладонь, чтобы не накапать воском. В еле колеблющемся пламени ее я стал показывать направление нашего движения.
– Вот смотрите. Мы находимся здесь. – Я ткнул в начало толстой двойной линии. – Это «Крымский тракт».
– Какой?
– «Крымский». Его вырыли после обороны Севастополя трое саперов-дезертиров. Если помните, во время той войны широко велись минные работы. И вот эта троица, прибежав в Москву после поражения, решила устроиться на Хитровке по специальности. Подземные схроны существовали и раньше – почти в каждом подвале был ход вниз, где хранили «слам» – наворованное. Но саперы придумали вырыть целый ход под ночлежками «Сухого оврага» с ответвлениями, где можно было прятаться беглым каторжникам, держать тут добычу, собираться на сходки. Они его вырыли, сделали выходы по ночлежкам, устроили тут схроны и вывели дальше в канализацию. Они же потом и, так сказать, обслуживали этот ход – укрепляли его. И жили здесь же, почти не выходя на поверхность. Так что этот «Крымский тракт» до сих пор – самая широкая и надежная часть подземелья.
– А что с ними стало потом? – спросил заинтересованно Шаляпин.
– Не знаю. Вряд ли дожили до сих пор. Скорее всего, лежат вот тут. – Я ткнул свободным мизинцем в кружок, обозначавший небольшую пещеру.
– А что здесь?
– «Яма». Кладбище. Да-да! Если надо скрыть тело так, чтобы его не нашла полиция, то его волокут сюда. И здесь зарывают.
– Подземные могилы… А это что? – Шаляпин кивнул на черточку, отходившую от «Тракта».
– Это «Подлянка». Не хотелось бы туда соваться. Она ведет к схронам под кабаками. Но боюсь, этого не избежать – нам нужно найти кого-нибудь, кто мог бы рассказать нам про местного лекаря. Если наткнемся на кого-то из моих старых знакомцев, то, считай, повезло. Хотя люди тут сидят такие, что лучше было бы с ними вовсе не встречаться – только по сильной нужде. В любом случае, Федор Иванович, держитесь сразу за мной, и если я с кем-то заговорю, то в этот разговор не вступайте. Хорошо?
Шаляпин кивнул.
– Ну, пойдем, что ли?
– Пойдем.
Прикрывая свечи руками от слабого тока воздуха, мы прошли вперед и остановились там, где от «Крымского тракта» шел налево еще один более-менее благоустроенный ход.
– Нам туда, – качнул я свечой.
– Туда?
– Да, там был главный саперный схрон. Сейчас уже заброшен – слишком много народу теперь тут ходит.
– Разве? – удивился Шаляпин. – Мы тут уже минут десять, а еще никого не встретили.
– Можем и вообще никого не встретить, – объяснил я. – Уже вся Хитровка знает, что мы под землю спустились. Кому надо – спрятались.
– Хорошо, Владимир Алексеевич, что вы с ними «на берегу» договорились, – пробормотал Шаляпин, стряхивая комочки земли со своего плеча. – А то бы нас тут зарезали – никто бы и не заметил.
– Хорошо, – согласился я.
Мы свернули налево и скоро очутились в небольшой рукотворной пещере, где раньше хранилось ворованное.
– Ну, Федор Иванович, – сообщил я Шаляпину, – тут цивилизованная часть подземелья заканчивается и начинается дикость.
– А это была цивилизация? – удивился певец.
– Так точно. Страшно?
– Страшновато, – признался Шаляпин, – вокруг темно, над тобой – земля, под тобой – земля. Вокруг – тоже земля. Думаю, я бы сейчас даже туману хитровскому обрадовался бы, как синему небушку…
– Ничего, – постарался я подбодрить своего спутника. – Потом всем будете рассказывать, как бродили по этому подземелью! Девушки будут в обморок падать.
– Хорошо бы…
– Ну, продолжим. Сейчас мы пройдем вдоль стены. Нам надо найти «Подлянку».
– Что за «Подлянка»? – спросил певец.
– А это второй ход, который саперы вырыли, – ответил я. – Он тоже ведет в канализацию. Только они его долго скрывали. Люди были подлые – дезертиры. Они хоть и подрядились ворованное прятать и стеречь, сами из «общака» понемногу воровали и через «Подлянку» уносили, чтобы спрятать в особых своих кладовых. Там после их смерти много чего обнаружили.
– Вы, Владимир Алексеевич, вроде говорили, что ваши легендарные саперы своей смертью умерли?
– Нет, этого я не говорил. Просто были они, а потом всё – исчезли. А по своей воле или их местные воры за руку поймали – этого я не знаю.
Вход в «Подлянку» мы нашли довольно легко – раньше он был замаскирован, но уже много лет, как его открыли и больше не прятали. А сама «Подлянка» стала одной из подземных артерий Хитровки. Бывшие же схроны, где дезертиры хранили похищенное у воров, оборудовали под схроны для каторжников. Каждый такой схрон представлял собой земляной мешок с соломой на полу. С поверхностью эти схроны соединялись с помощью вкопанных труб, выходивших в подвалы кабаков – по ним вниз поступал свежий воздух. По ним же каторжникам спускали на веревке еду и водку. По ним также сообщали сидельцам новости.
Этот ход был тесней. Нам пришлось согнуться, чтобы не цеплять головами за земляной неровный потолок. Под ногами зачавкало – сырость этого коридора превратила грунт в толстый слой грязи.
– Надо было галоши надеть! – с досадой сказал Шаляпин. – Я уже промок. Сапоги на мне – дырявые. Для конспирации.
– Лучше светите по сторонам, – ответил я. – А то схроны пропустим.
И все-таки первый схрон заметил именно Шаляпин. Он вдруг схватил меня за рукав и указал налево. Мы свернули туда и пробрались в настоящую подземную нору.
– Пусто, – пробормотал я, подняв свечу повыше. – Причем пусто давно.
В скудном свете свечи была видна старая, грязная солома на полу, наполовину утопшая в грязи, какие-то тряпки в углу и старое ведро, прикрытое куском почерневшей от сырости фанеры – отхожее место. От ведра несло, как от давно не чищенной выгребной ямы. Шаляпин тут же уткнул нос в воротник своего пальто.
– И не вынес за собой, подлец! – сказал я. – Ну что, пойдем искать дальше?
Мы вернулись на «Подлянку» и медленно двинулись дальше. Свечи прогорели наполовину, и я запоздало подумал, что надо было взять их больше. Конечно, у Шаляпина в кармане был американский ручной фонарь, но певец сразу предупредил, что света от него – на несколько минут. Так что фонарь оставался на самый крайний случай.
За моей спиной Шаляпин неожиданно зачертыхался, и свет его свечи начал метаться из стороны в сторону.
– Что случилось? – с тревогой спросил я.
– Воском на руку накапал, – послышалось у меня из-за спины. – Горячо!
– А!
Мы двинулись дальше. Прошло еще несколько томительных минут, как вдруг справа кто-то крикнул:
– Гаси свечу, черт!
Я инстинктивно чуть не дунул на пламя, но потом спохватился и поднял ее чуть выше.
– Ты кто такой, чтобы командовать? – спросил я грозно.
Из большой черной дыры в стене появилась лохматая голова с одутловатым лицом. Усы и борода были грязны и давно не стрижены. Голова, щурясь от света свечи, сначала вглядывалась в меня, а потом сказала:
– А! Ляксеич! Ты? Здорово.
Тут и я узнал этого проходимца.
– Болдоха! Ты?
– Ну я…
Это был старый мой знакомый, беглый каторжник и грабитель Болдоха. Человек, вполне подходивший для того, чтобы задать ему интересовавшие нас с Шаляпиным вопросы.
– А я тебя ищу, – соврал я. – Поговорить надо.
– Ну заходите.
Болдоха оттащил вбок грязный куль, маскировавший его укрытие, и открыл для нас проход в свой схрон.
Мы протиснулись вслед за каторжником в его убежище – как две капли воды по размерам похожее на то, что мы уже видели. Только солома здесь была свежая, а под торчащей из «потолка» трубы Болдоха разложил небольшой костерок – так, чтобы дым выходил наружу.
Ознакомительная версия.
