На этом совещание закончилось, и Лыков сбегал наконец в Большой Москательный ряд за подарком матушке. Затем начались допросы арестованных в Фабричной слободе, после примчался счастливый Милотворжский и рассыпался в благодарностях; под конец дня Алексея вызвал полицмейстер и тоже жал руку. В кабинете Каргера Лыков стал свидетелем интересной сцены: доктор встретился с выходящим с допроса «иваном», укравшим его сына. «Иван» уже был без гонора, руками не махал и соколом не смотрел. Увидав ненавистного ему варнака, Милотворжский чуть было не вцепился ему в глотку. Но тут же вспомнил, что тот арестован, беззащитен и не сможет ему ответить, и кулаки интеллигентного Ивана Александровича сами собой разжались… Каргер посмотрел на это с горькой усмешкой и сказал:
– Вот-вот, все вы такие… чересчур порядочные. Хорошо, хоть я у вас не такой; у меня эта каторжная рожа за все ответит, и не только по закону, но и по совести. Детей уже начали воровать! Э-эх…
А когда варнак ушел, Николай Густавович спросил у доктора:
– Скажите мне честно, Иван Александрович – подписали бы вы требуемую от вас бумагу, если бы Лыков не подоспел так вовремя?
Милотворжский молча посмотрел на полицмейстера, и тот неожиданно смутился и замахал руками:
– Простите меня, старого дурака! Это я не подумавши ляпнул. Избави нас Бог оказаться когда-нибудь на вашем месте… Простите!
Большая Печерская улица.
В итоге, после всех этих допросов и совещаний, Лыков снова оказался дома уже в восемь часов вечера. Июньское солнце еще и не думало садиться, за дорогой мычали, возвращаясь с выпаса, коровы; ехала какая-то красивая дама в красивом экипаже. Хорошо! Скоро граф Игнатьев приедет, вступит в управление ярмаркой – с ним интересно! А он, Лыков, сегодня ребеночка спас – молодец, Алеха, не промахнулся!
Алексей открыл дверь своим ключом и бесшумно прокрался почти до своей комнаты. В кармане он прятал серебряную шкатулку с эмалью работы самого Ивана Салтыкова. Спасибо московскому градоначальнику – подбросил деньжат; на получаемые Лыковым восемьсот сорок рублей годового жалованья больно-то не пошикуешь…
Как ни старался опытный сыщик Лыков, матушка его все же услышала и выбежала в коридор. Едва он успел запрятать шкатулку на верх шкапа! Всегда она беспокойна, пока сына дома нет! Хорошо хоть не догадывается про всяких там Тунгусов, Зембови чей и прочую шушеру, что так и норовят ее кровиночку застрелить или зарезать…
– Алеша! А я и не слышала, как ты вошел! Слава Богу, все теперь дома. Ужинать сразу будешь?
– Да, матушка, сейчас только умоюсь да переоденусь.
– Переодеваться-то в домашнее погоди. Гостья у Лизаньки, барышня молодая, неровен час повстречаетесь, а ты в куртке… Уйдет, наверное, скоро, давно уж сидит, тогда и переоденешься.
Действительно, из гостиной доносились молодые голоса: один – Лизаветин, а второй – незнакомый. Хотя нет, очень даже знакомый… откуда она здесь?
– Ах, братец, слышно, пришел! Пойдемте, Ольга Павловна, я вас с ним познакомлю!
В прихожую вышли Лизавета и Ольга Климова.
– Познакомься, Алеша, это…
– Да мы с вашим братцем уж давно знакомы, – певучим голосом, не без ехидства, перебила хозяйку гостья. – Мы катаемся иногда по утрам в одном направлении. У братца вашего, Лизавета Николаевна, замечательный жеребец. Жалко, он давно уж не ездит верхом, после ранения так и не выезжал.
– После какого ранения? – встрепенулась матушка. – Вы, Ольга Павловна, что имеете ввиду?
Алексей рассмеялся и полуобнял ее за плечи:
– А помнишь, матушка, я на Родительскую субботу неловко так поскользнулся и руку себе зашиб? Вот Ольга Павловна, наверное, этот случай в шутку ранением называет.
Лизавета тоже смотрела на брата с подозрением, но по другому поводу:
– Так ты уже знаком с Ольгой Павловной? А мне ничего не рассказывал!
– И не удивительно, Лизавета Николаевна, – опять съехидничала Ольга. – Он ведь у вас сыщик! Они там подписку дают – никому ничего не рассказывать.
«Вот вредная! И про подписку откуда-то узнала!». Лыков почувствовал, что краснеет, но решил без боя не сдаваться:
– Истинную правду говорите, Ольга Павловна, болтать языком нам не положено. Более того, в подписке прямо оговорен запрет знакомиться с красивыми барышнями и особливо на конных прогулках. Так что я уже под угрозой отставления от должности.
Гостья даже порозовела от удовольствия, а матушка и сестрица воззрились на Алексея в удивлении: эк ловко вставил комплимент, прямо светский человек!
И вся компания перешла в гостиную пить чай. Очень быстро матушка отлучилась на кухню за чашками и кликнула оттуда и Лизавету:
– Поди-ка сюда, помоги мне управиться!
И Алексей с Ольгой остались вдвоем. Маневр был проделан столь стремительно, что молодые люди растерялись и некоторое время неловко молчали. Ольга нашлась первая:
– Придется вам меня теперь до дому провожать, Алексей Николаевич. Засиделась я тут у вашей любезной сестрицы, вечер уже, а кучер все не едет. Опять, поди, глухая тетеря, не расслышал, что я ему возвращаться велела!
На самом деле плутовка, разумеется, сама отпустила экипаж, чтобы заполучить загадочного сыщика и силача себе в провожатые.
– Охотно, Ольга Павловна, за честь почту! – степенно отвечал ей Лыков. – Как вы у нас оказались?
– Общая знакомая привела, Вера Песоцкая. Мы готовим благотворительный музыкальный вечер во Всесословном собрании, в помощь инвалидам турецкой войны. А у Лизаветы Николаевны замечательный голос. Она уже дала согласие! А вы придете на вечер?
– Очень постараюсь, если служба отпустит. Вы уж матушке-то поосторожнее… про ранения.
– Да, прошу меня извинить, Алексей Николаевич, я укорочу свой язычок! Матушка у вас замечательная, и сестрица тоже; так мне у них понравилось…
После их нечаянной встречи в кремле, пока Лыков мотался по столицам, Ольга Климова искала возможность познакомиться с ним поближе. Мысль о благотворительном вечере, да еще в помощь жертвам войны, коей Алексей был участником, пришла ей в голову только второго дни. Но уже сегодня, выстроив цепочку из четырех барышень, последовательно знакомых друг с другом, она проникла к Лизавете. Сидела у нее уже долее, чем дозволяли приличия, и кучера отпустила… Все это несколько смущало барышню, но она была упорная.
Пришли, наконец, матушка с подносом и Лизавета с вареньем, компания весело попила чаю и стала расходиться. Лыков пошел провожать Ольгу домой – под одобрительные взгляды сестры и несколько недоумевающие – матушки.
Кратчайший путь к дому Климовых лежал через Полевую и Кизеветтеровскую, и Алексей повел барышню именно так. «Захочет или не захочет погулять подольше? – думал он. – Не буду сам напрашиваться, пусть она попросит!». «Предложит или не предложит выйти хоть на Откос?» – томилась, в свою очередь, Ольга. – «Нет, я и так уже веду себя двусмысленно. Нельзя так баловать мужчин!».
В итоге они, желая оба продлить прогулку, шли, тем не менее, напрямки. Только спустились в Ковалиху, как вдруг из-за забора вывалились трое парней лихого вида и двинулись прямо им навстречу. Ольга почувствовала, как у Лыкова самопроизвольно напрягся огромный бицепс.
Парни стали полукругом, дерзко ухмыляясь, и самый рослый из них прохрипел:
– Слышь… твое благородие! Угости сигареткой честной народ!
Ольга затрепетала – не то от страха, не то от восторга, что сейчас на ее глазах Лыков вынужден будет драться.
Однако Алексей драться не собирался. Он насмешливо посмотрел на верзилу и его «шестерок» и сказал небрежно:
– Это вы тут, что ли, честной народ? Эх, портяночники, голытьба – денег нет табаку купить. На, я сегодня добрый, угощаю!
Он вынул из кармана алтын, покрутил его в пальцах, потом без особого напряжения сложил его пирожком и бросил долговязому.
Все трое громил столпились и начали разглядывать монету, поочередно пытаясь ее разогнуть – не жестяная ли? Алтын не поддавался. Ольга стояла ни жива ни мертва, и все ожидала, когда начнется из-за нее драка.
Внезапно до верзилы что-то дошло. Он сдернул с головы картуз и с размаху ударил себя кулаком по лбу.
– Ядрена-Матрена! Это ж Лыков-господин! Во влипли…
Двое остальных грабителей опешили, затем мгновенно сорвали картузы, и лица у всех троих приняли совершенно одинаковое выражение: осознание неизбывной вины с на деждой на прощение. Лыков не удержался и рассмеялся.
– Ладно, шантрапа, валите отсюдова. Еще раз здесь замечу – шкуру спущу со всех оптом...
Троицу будто ветром сдуло. Молодые люди пошли дальше. Ольга была несколько разочарована тем, что побоище за нее не состоялось, но потом решила, что и без того есть что рассказать Анютке с Машей...
– Вы такой знаменитый, Алексей Николаевич? – спросила она.
– Только в узких кругах, – успокоил ее Лыков. – Портяночники, ширмачи, деловые...
