который ходила Вера Никонова, в прошлом фабричная работница, незадолго до гибели ставшая проституткой по имени Калерия, стоял поблизости на пологом берегу. За поздним часом церковь пустовала, и сыщика-священника встретил одинокий и хмурый батюшка в черном одеянии.
– Вера? Никонова? – Глаза настоятеля сверк– нули гневом. – Что говорить про нее? Погубила душу свою, дуреха. А какая девочка была славная! Все эта Бронштейн, ворона картавая, виновата! Тьфу, иудино семя! Была примерной прихожанкой, исповедовалась чуть что, всенощные вместе с матушкой своей стояла. И что? Стоило ей оступиться с верной дорожки – месяц не вышел, как диавол ее к себе прибрал! Ибо нельзя греху дверь отворять, даже через маленькую щелочку Сатана может в душу человеческую пролезть!
Настоятель могучим кулаком ударил себя в золоченый крест и немедля отправился смирять свои страсти молитвой. Отец Глеб же, чувствуя, как его догадка становится все более осязаемой, направился обратно в центр. Последним из убитых остался Иван Непомнящий, погибший в один вечер вместе с проституткой Верой-Калерией. Иван был беглым каторжником и обитал в трущобах на Водниках, среди лихих людей и всякого прочего сброда. Выяснить, где находился его приход, не представлялось возможным. Но нательный крест на убитом был, значит, крещеный православный. Да и крест не простой – серебряный с украшением. Если он его на каторге сберег и в трудный год не продал и не пропил, значит, вера Христова для него тоже не пустой звук.
Отец Глеб шагал по темнеющим улицам в глубоком раздумье. Он вновь и вновь проговаривал имена убиенных, представлял их лица, пытался расслышать их голоса, смех, узнать их мысли. Что объединяет околоточного надзирателя и беглого каторжника? Полногрудую желтобилетницу и робкую гимназистку? Угрюмого рабочего и говорливую малоросскую кухарку? И ведь не было среди них ни богачей, ни купцов, ни чиновников. Все из люда что ни на есть простого, не инородцы, все крещеные православные…
Да. Священник встал как вкопанный. Конечно. Все они крещеные православные, причем все к своей вере относились серьезно. Принимали Святые Дары, регулярно исповедовались и ходили на службы. Вот в каком направлении лежит разгадка! Что, если убийца – религиозный фанатик, дияволопоклонник, решивший просто истреблять самых обычных православных христиан? Не холодный насмешливый атеист со склонностью к глазной хирургии, а фанатичный слуга Антихриста, совершающий некий жуткий ритуал? Но что это за ритуал и закончен ли он? Сколько еще добрых людей ему необходимо погубить, чтобы завершить свой кровавый обряд? И что случится, когда он его завершит? Отец Глеб прибавил шагу, не замечая более усталости в ногах, обо всем этом нужно было немедленно поговорить с Муромцевым.
Гостиница, в которую энское руководство от щедрот душевных поселило столичных гостей, носила гордое имя «Аврора» – в честь римской богини зари. Наверное… Сомнения в том, что владелец сего заведения сведущ в мифологии древних цивилизаций, одолели Муромцева сразу же, как он переступил порог. Гостиница была хоть и не совсем уж убогая (впрочем, местные явно хотели сэкономить средства, которые переводились из Петербурга на содержание следователей), однако имела весьма и весьма провинциальный вид. А потемневшая и облупившаяся местами краска, слегка отклеившиеся обои на стенах и немного потертая обивка мебели недвусмысленно свидетельствовали о годах, которые все это убранство обслуживало постояльцев без сна и отдыха.
Впрочем, жилось постояльцам в «Авроре» не так уж и плохо, если не обращать внимания на окружающую безвкусицу. В особенности радовало то, что не нужно было ломать голову над тем, где бы отобедать или отужинать – в гостинице был собственный ресторан. И кормили там, надо отдать должное местным поварам, весьма неплохо.
Именно в ресторане и сидели сейчас Муромцев, отец Глеб и Нестор Барабанов. После того как Роман Мирославович пообещал доценту, что постарается вытащить его из Энска, тот проникся к сыщику такими глубочайшими чувствами, что отвязаться от него у «благодетеля» решительно не получалось. В итоге пришлось пригласить его на обед в гостиницу. С другой стороны, следователь был этому даже рад – не придется самому пересказывать все полученные в морге сведения. А в том, что его напарник захочет их услышать, сомнений не возникало.
Правда, при встрече священника и молодого исследователя возникло одно обстоятельство, о котором Муромцев изначально даже не задумался, – произошло столкновение мировоззрений. И если поживший уже отец Глеб проявлял куда меньше эмоций по этому поводу, то Барабанов вел себя так, будто нарочно пытался развязать открытый конфликт. Вот же напасть!
И началось все буквально с первых же слов, как только Роман Мирославович представил бывшего доцента:
– Знакомьтесь, отче, это сотрудник местного морга Барабанов Нестор Алексеевич. А это мой коллега по нашему новому подразделению – отец Глеб.
Священник с интересом посмотрел на бородача и протянул руку, тепло улыбнувшись:
– Доброго здоровья, Нестор Алексеевич. Рад знакомству.
– Здравия желаю, – кисло отозвался Барабанов. Он ответил на рукопожатие поначалу с сомнением, а затем наоборот – сжал руку отца Глеба сильнее и, глядя тому в глаза с нарочитым вызовом, выпалил: – Вы не обижайтесь, батюшка, но я вам сразу скажу: я атеист и ни в какого Бога не верю. Кроме человеческого гения. А к попам – в особенности нашим, православным – отношусь крайне отрицательно. Ибо они науку не приемлют и чинят развитию человеческой мысли одни только препоны.
Прежде чем священник успел что-то возразить, в разговор вмешался Роман Мирославович:
– Отец Глеб, к вашему сведению, ученик Сергея Сергеевича Корсакова и Виктора Романовича Буцке. Так что я не был бы так категоричен в отношении православных священников.
– Хм… – Нестор с явным удивлением и недоверием посмотрел на отца Глеба. – Ну и среди попов, наверное, встречаются неокончательные мракобесы…
– Благодарю покорно, – с легкой иронией в голосе отозвался священник. – Среди православного духовенства, бесспорно, далеко не все святы и праведны, и немало попадается тех, что, аки Иуды среди апостолов, токмо тьму сеют вместо света… Однако и хороших людей среди нас немало. Я, конечно, не дерзну причислить себя к их числу, но все-таки постараюсь смягчить ваш скепсис, Нестор Алексеевич.
– Что ж, давайте, я не против. А как вот вы, например, относитесь к теории британского натуралиста Дарвина? Знакомы с ней?
В голосе Барабанова слышался неприкрытый вызов. Судя по всему, он был уверен в ответе собеседника и уже заранее готовился к ожесточенной схватке.
– Это та, где говорится, что все виды живых организмов со временем изменяются и происходят от общих предков?
– Именно!
– Теория интересная. Христианству она никоим образом не противоречит. Я ее даже со своими наставниками…
– Господа! – не выдержал наконец Муромцев. – Давайте отложим научные дискуссии на
