— Они будут немы, как рыбы, — серьёзно сказал Рыбников. — Ручаюсь головой. Когда будете готовы забрать?
Дрозд почесал бороду.
— Думаем часть товара, небольшую, в Сормово сплавить, по Оке. Завтра к ночи оттуда придёт баржа. Тогда и заберём.
— Сормово? — прищурился Василий Александрович. — Это хорошо. Правильный выбор. Каков ваш план действий?
— Начнём с забастовки на железных дорогах. Потом всеобщая. А когда власть нервишками дрогнет, пустит казаков или маленько постреляет — вмиг боевые отряды. На сей раз обойдёмся без булыжника, орудия пролетариата.
— Когда начнёте-то? — небрежно спросил Рыбников. — Нужно, чтоб самое позднее через месяц.
Каменное лицо революционера скривилось в усмешке:
— Выдыхаетесь, сыны микадо? Язык на плечо?
По зале прокатился смешок, и Василий Александрович от неожиданности вздрогнул — неужто услышали?
Рывком обернулся — и тут же снова расслабился.
Это в трактир ввалились двое седобородых извозчиков, здорово навеселе. Один, не удержавшись на ногах, упал, второй помогал ему подняться, приговаривая:
— Ничаво, Митюха, конь об четырех ногах, и то спотыкается…
От одного из столов крикнули:
— Энтакого коняшку на живодёрню пора!
Загоготали.
Митюха заругался было на насмешников, но налетели половые и в два счета вытолкали пьяненьких ванек прочь — не срами почтенное заведение.
— Эх, Русь-матушка, — снова усмехнулся Дрозд, и опять криво. — Ничего, скоро так встряхнём — из порток выскочит.
— И припустит с голым задом в светлое будущее?
Революционер внимательно посмотрел в холодные глаза собеседника.
Не надо было задирать, сразу понял Рыбников. Перебор.
Несколько секунд не отводил взгляд, потом сделал вид, что не выдерживает — потупился.
— Нас с вами объединяет лишь одно, — презрительно сказал эсэр. — Отсутствие буржуазных сантиментов. Только у нас, революционеров, их уже нет — перешагнули, а у вас, молодых хищников, их ещё нет — не доросли. Вы используете нас, мы используем вас, однако вы мне, господин самурай, не ровня. Вы не более чем винтик в машине, а я — архитектор Завтрашнего Дня, ясно?
Он похож на кошку, решил Василий Александрович. Позволяет себя кормить, но руку лизать не станет — в лучшем случае мурлыкнет, и то вряд ли.
Ответить нужно было в тон, но не усугубляя конфронтацию:
— Ладно, господин архитектор, к черту лирику. Обсудим детали.
* * *
Дрозд и ушёл по-кошачьи, без прощаний.
Когда выяснил всё, что нужно, просто поднялся и нырнул в дверь за стойкой. Василию Александровичу предоставил уходить через улицу.
Возле трактира на козлах дремали извозчики, поджидали седоков. Первые двое — давешние пьянчуги. Первый совсем сомлел, уткнулся носом в колени и знай похрапывал. Второй кое-как держался — даже тряхнул вожжами, увидев Рыбникова.
Но брать извозчика у трактира Василий Александрович не стал — это противоречило правилам конспирации. Отошёл подальше и остановил случайного, ехавшего мимо.
На углу Кривоколенного переулка, в месте плохо освещённом и пустынном, Рыбников положил на сиденье рублёвку, а сам мягко, даже не качнув коляску, соскочил на мостовую — и в подворотню. Как говорится, бережёного Бог бережёт.
Слог шестой, в котором важную роль играют хвост и уши
Особый поезд № 369-бис ожидался ровно в полночь, и можно было не сомневаться, что эшелон прибудет минута в минуту — о графике его следования Фандорину телеграфировали с каждой станции. Состав шёл по «зеленой улице», вне всякой очереди. Грузовые, пассажирские и даже курьерские уступали ему дорогу. Когда мимо обычного поезда, беспричинно застрявшего где-нибудь в Бологом или Твери, проносился паровоз с одним-единственным купейным вагоном, бывалые пассажиры говорили друг другу: «Начальство поспешает. Видать, в Москве какая-нибудь закавыка».
Окна секретного вагона были не только закрыты, но и плотно завешены шторами. На всем пути следования из первой столицы во вторую 369-бис остановился всего один раз, для заправки, да и то не более чем на четверть часа.
Встречали таинственный поезд на маленьком подмосковном полустанке, окружённом двойной цепочкой железнодорожных жандармов. Моросил мелкий, противный дождь, фонари раскачивались под порывистым ветром, отчего по перрону шныряли вороватые, нехорошие тени.
Эраст Петрович прибыл за десять минут до назначенного времени, выслушал доклад подполковника Данилова о принятых мерах предосторожности, кивнул.
Надворный советник Мыльников, извещённый об ожидавшемся событии всего час назад (инженер заехал за ним безо всякого предупреждения), весь извертелся: несколько раз обежал платформу, возвращался к Фандорину и всё спрашивал: «Кого ожидаем?»
— Увидите, — коротко отвечал Эраст Петрович, то и дело поглядывая на свой золотой брегет.
Без одной минуты двенадцать из темноты донёсся протяжный гудок, потом засветились огни паровоза.
Дождь полил сильнее, и камердинер раскрыл над инженером зонтик, нарочно встав так, чтобы капли стекали Мыльникову на шляпу. Взбудораженный Евстратий Павлович, впрочем, этого не замечал — лишь поёжился, когда холодная струйка проникла за воротник.
— Начальник вашего управления, да? — спросил он, разглядев купейный вагон. — Шеф корпуса? — И, понизив голос до шёпота. — Неужто сам министр?
— Убрать посторонних! — крикнул Фандорин, заметив в дальнем конце перрона обходчика.
Грохоча сапогами, жандармы бросились выполнять приказ.
369-бис остановился. Когда затих железный лязг и скрежет тормозов, до слуха приосанившегося и сдёрнувшего котелок Мыльникова донёсся странный звук, очень похожий на бесовские завывания, терзавшие по ночам больные нервы Евстратия Павловича. Мыльников замотал головой, отгоняя чертовщину, но вой усилился, а вслед за ним явственно донёсся и лай.
Со ступенек браво скатился офицер в кожаной тужурке, откозырял Фандорину и вручил ему пакет, на котором чернела загадочная надпись «СПППЕВПАПОРОППСПС».
— Что это? — дрогнул голосом Мыльников, заподозривший, что всё это ему снится: и ночное явление инженера, и поездка под дождём, и собачий лай, и непроизносимое слово на конверте.
Эраст Петрович перевёл аббревиатуру:
— "Состоящее под почётным председательством Его Высочества принца Александра Петровича Ольденбургского Российское Общество поощрения применения собак к полицейской службе". Хорошо, п-поручик. Можете выводить. Фургоны ждут.
Из вагона один за другим стали выходить полицейские, каждый вёл на поводке по собаке. Были тут и овчарки, и ризеншнауцеры, и спаниели, и даже дворняги.
— Что это? — растерянно повторил Евстратий Павлович. — Зачем?
— Это операция «Пятое ч-чувство».
— Пятое? Какое такое пятое?
— Обоняние.
* * *
Подготовка операции «Пятое чувство» была осуществлена в наикратчайшие сроки и заняла немногим более двух суток.
В депеше от 18 мая, так поразившей опытного полицейского телеграфиста, Фандорин писал своему начальнику:
«ПРОШУ СРОЧНО СОБРАТЬ ПРИНЦЕВЫХ СОБАК ПОДРОБНОСТИ ДОПОЛНИТЕЛЬНО».
Эраст Петрович был горячим сторонником и отчасти даже вдохновителем начинания принца Ольденбургского, который задумал устроить в России настоящую, научно организованную полицейско-собачью службу по европейскому образцу. Дело было новое, малоизученное, но сразу же поставленное на широкую ногу.
Для того чтобы натаскать хорошего пса на определённый запах, довольно нескольких часов. Из лаборатории Артиллерийского управления было выделено потребное количество шимозы, и началась работа: пятьдесят четыре полицейских инструктора тыкали своих мохнатых помощников носом в жёлтый порошок, звучали укоризненные и одобрительные возгласы, разносился заливистый лай, на клыках весело хрустел сахар.
Запах у мелинита был резкий, ищейки легко распознавали его даже среди мешков с москательным товаром. По окончании краткого курса обучения питомцы его высочества разъехались в служебные командировки: двадцать восемь псов на западную границу, по два на каждый из четырнадцати пропускных пунктов, остальные — спецпоездом в Москву, в распоряжение инженера Фандорина.
Днём и ночью, в две смены, переодетые поводыри водили собак по вагонам и складам всех железнодорожных линий Первопрестольной. Мыльников в фандоринскую затею не верил, но вмешиваться не вмешивался — наблюдал со стороны. Собственных идей по поводу поимки японских агентов у надворного советника всё равно не было.
На пятый день в кабинете, где Эраст Петрович изучал наиболее уязвимые места Транссиба, помеченные на карте красными крестиками, наконец раздался долгожданный звонок.
