Скобелевскую площадь?
– Конечно, она рядом с нами, там памятник установлен герою Русско-турецкой войны генералу Скобелеву.
– Правильно. Памятник бывшему герою, царскому слуге скоро снесут, а площадь назовут Советской. Я к чему завел речь об этом. По нашим данным эту площадь облюбовали, – он помедлил, – кто, по-твоему?
– По-моему, голуби. Их там несчетное количество.
– Тоже правильно. А кто их кормит?
– Прохожие.
– Правильно, но с поправкой. Мало кто знает, что среди добропорядочных граждан, которые кормят голубей, сыпят им овес, семечки, появляются другие личности, которые гражданами назвать у меня не поворачивается язык. Это уголовники. Для свой сходки они облюбовали площадь Скобелева. Старожилы говорят, что эта традиция сохранилась еще с царских времен. Они не здороваются друг с другом, а садятся на лавочки, осматриваются. Потом присаживаются на корточки и кидают птицам зерно. Эти присядки-корточки означают, присаживайся рядом, ко мне, я свой. И пока птички клюют, они между собой ведут вполне серьезные разговоры. Так что у нас под носом, а еще точнее прямо под носом у городского правительства, расположилась вражья сила, которая обсуждает планы налетов. И никого не боится. Скоблевская площадь превратилась в место свиданий бандитских упырей. Вот что плохо!
– А как же там постовой? Он охраняет генерал-губернаторский дворец, извините наш городской совет. У него там будка. Разве не видит?
– Видеть-то он видит, да не знает, кто это. Не его дело. В обязанности постовых не входит проверка документов у людей на площади. Постовые охраняют вход в здание. Проверяют документы у входящих. А площадь никого не интересует. Этим пользуются жиганы. Для них памятник генералу Скобелеву – самое безопасное место. Кому придет в голову, что кормящие голубей на площади люди – опасные рецидивисты, уголовники с кровавым прошлым? Никому. Уголовники находятся под охраной наших постовых. Такое изобретение московских жиганов. Как говорится, голь на выдумку хитра. Они демонстрируют нам свою независимость, показывают, кто в городе хозяин. Доиграются, время их скоро закончится. – Трепалов сжал челюсти.
– А почему бы нам сейчас не устроить там облаву? Чего ждем?
– Мы наблюдаем за ними, значит, следим, – строго ответил Трепалов. – С площади за главарями отправляются наши ножки. Составляется карта адресов. Поэтому сейчас прекращать такие сходки нам не с руки. Соберем побольше информации и тогда уже будем действовать масштабно, вместе с МЧК. Всех вырвем под корень. Поодиночке нельзя, вспугнем, молва прокатится. Главное, ты понял, на какие хитрости способен этот народец?
– Да, понял. Давно понял.
– Покончим с этим безобразием и обновим площадь. На месте памятника Скобелеву воздвигнем другой обелиск, посвященный укреплению нашей новой рабоче-крестьянской власти. Не будет там больше воровской шайки. Очистим Москву, наладим нормальную жизнь гражданам. Осталось недолго ждать. Я к чему завел речь о Скобелевской площади. Вполне возможно, что встреча питерского «Инкогнито» и нашего Гришки-Отрыжки состоится именно там. Без всякого ресторана. Поэтому к нам во двор скоро прибудет… – Трепалов помедлил, встал из-за стола и подошел к окну. Дворника на улице не было видно. – У нас во дворе появится специально вызванный для подкрепления «мотор».
– «Мотор»? В самом деле? – недоверчиво переспросил Сергей.
– Можешь не сомневаться.
– Это что, подмога? Откуда вы его пригнали?
– Откуда, откуда, от верблюда! – улыбнулся Трепалов. – Мы тоже не лыком шиты, экспроприируем у бандитов то, что они отбирают у буржуев, так что никаких незаконных операций.
– А какой «мотор»? – сразу поинтересовался Сергей.
– Точно не знаю, но, скорее всего, длинный лимузин «Руссо-Балт», он с красным крестом. А главное, крытый.
– Чего? Больничная карета? – с неподдельным разочарованием в голосе протянул Сергей.
– Не старорежимная карета, а современный закрытый экипаж. Красный крест мы на нем завесим, – сказал, как отчеканил, Трепалов. – Главное, никто не видит, сколько человек сидит внутри. Ладно, это не твоя забота. Твоя задача теперь облегчается. Отправляйся за приезжим, иди туда, куда он тебя приведет. Похоже, на Скобелевскую площадь. Это рядом с нами. После возвращайся на службу, доложи об увиденном. Никаких больше самостоятельных шагов.
– Хорошо, но если Отрыжка расстанется с «Инкогнито», мне следовать за «Инкогнито»?
– Да, именно так. Топай за питерским, он для нас важнее.
– Ясно.
– При этом не теряй революционной бдительности. Враг он ведь тоже не дремлет, помни, как они поступили с Бурминым, который следил за «Инкогнито». И за тобой могут организовать слежку. Если попытаются совершить на тебя нападение, стреляй. Патронов не жалей. Действуй так, как подскажет тебе пролетарская совесть. Наган с собой?
– В кармане.
– Наследственный? От отца?
– Он самый.
– Значит, он тебя не подведет. Давай, вперед. Двух часов тебе вполне хватит. Походи возле вокзала, поговори с Филенком, послушай, что он тебе скажет. – Трепалов похлопал Сергея по плечу. – Помни, нам нужно разгромить банду Сабана. Он хитрый и опасный тип. Подступиться к нему трудно.
– Нужно внедрение… – начал было Сергей.
– Именно так. Но не твое. Откормленная рожа этого бандюгана так и стоит у меня перед глазами. Скоро во сне он мне будет сниться.
«Золотой котел» для главаря
С годами у Николая Михайловича появилась новая страсть. Помимо игры в карты он полюбил на досуге рассматривать «добытые» им на стороне золотые вещицы. Слово «краденые» не употреблял, оно для блатных. Со временем вещиц накопилось столько, что в домашних шкафах свободных мест для них не оставалось. Богатейшая коллекция получалась, как у иного шаха, шутил Николай Михайлович и довольно потирал руки. Вот она, основа для ломбарда.
– Куда тебе столько золота, Коляша? – спрашивала Зинка, его тридцатилетняя сожительница, у которой он периодически столовался и ночевал. Хорошая баба, но дура. Правда, она готовила наваристый борщ и гнала отличный смородиновый самогон, который очень пришелся ему по вкусу.
– Не твоего ума дело, милая кума, – отвечал он ей, шлепал по заду и выпроваживал из комнаты. Делиться с ней самым сокровенным не собирался. Мужские заботы ее не касались.
Идея создать свой собственный ломбард, куда можно было бы складывать все самое ценное на хранение, на будущее зародилась у Николая Михайловича после игры в карты с банкиром Филиппом Андреевичем Мартыновым. Это был старый прощелыга-финансист, в близких кругах имел прозвище Наперсток, ростом с цветочный горшок, только без растительности на голове. Говорили, что в юности он ограбил банк в Нижнем Новгороде. Скрывался, уехал в Питер и основал там финансовую компанию. Потом и компания разорилась. Мартынов с деньгами исчез, а годы спустя объявился в Ростове-на-Дону, где с ним познакомился тогда еще молодой, начинающий «добытчик чужих буржуйских средств» Николай Сафонов, Коляша, для близко его знавших. Но общих дел они не предпринимали. Наперстка чистка чужих карманов не привлекала, он
