Николас щелкнул выключателем, распахнул дверь ванной. И замер.
На унитазе, закинув ногу на ногу, сидел давешний очкарик и приветливо улыбался остолбеневшему магистру.
* * *
Первое чувство, которое испытал Фандорин – не изумление, а абсурдная радость от того, что похититель кейса нашелся. Абсурдная – потому что чему же тут радоваться, если от потрясения и сотрясения у человека поехали мозги (отличное идиоматическое выражение из фольклорного блокнота) и его повело в глюки (оттуда же).
– Где кейс? – спросил Николас у глюка. Видение улыбнулось:
– Я думал, ты баскетболист, а ты баскетбольный мяч. Как ты ловко в корзинку-то, а?
Галлюцинация восхищенно покачала чубатой головой, поправила правой рукой очки на переносице, чуть приподняла левую, и Николас увидел черную, матово поблескивающую трубку с еще более черной дыркой посередине.
– Пожил уже, хватит, – с ласковой укоризной сказал очкарик. – Дай другим пожить.
Дырка приподнялась еще на сантиметр, так что теперь смотрела Фандорину прямо в лицо, палец на спусковом крючке двинулся – и Николас инстинктивно, не рассуждая, дернул головой в сторону. Трубка чмокнула, щеку обдало горячим, а в стену сзади ударило чем-то хлестким, и посыпалась крошка.
В свое время Николас был нападающим университетской баскетбольной команды – не из-за того, что умел с середины площадки закинуть мяч прямо в корзинку и не из-за роста (были в команде парни и подлиннее), а из-за превосходной реакции и умения ориентироваться в игре. Во время матча с будущим магистром происходила чудесная перемена – у него начисто отключалась рефлексия. Фандорин переставал думать головой, отдавая управление своими действиями рукам и ногам, которые отлично справлялись с задачей безо всякого участия интеллекта. Очевидно, из-за этого-то периодического катапультирования рефлексии ему и не суждено было стать великим ученым. Может, лучше было податься в профессиональные спортсмены?
Такого рода сомнения (уж они-то точно относились к категории рефлексии) одолевали Николаса довольно часто. Но сейчас катапультирование спасло ему жизнь.
Уже не вникая в тонкости – действительно ли очкарик палил в него из пистолета или это все-таки была галлюцинация – Фандорин метнулся обратно в прихожую и нырнул за выступ. Вовремя: зеркало треснуло, разбегаясь черными лучами от маленькой круглой дыры. Еще один рывок, и Николас вылетел в коридор.
Справа был лифт, но далеко, метрах в тридцати, не добежать – пуля догонит. Фандорин дернулся влево, где находилась лестница. Тоже далеко! Однако в двух шагах от двери номера 1531 стояли двое носатых брюнетов, с интересом глядя на человека, который выскочил из номера, словно чертик из табакерки.
– Sorry, – пробормотал магистр и проскользнул между ними, задев твердое, будто деревянное плечо одного из восточных людей, плотно сбитого, с залихватски подкрученными усами.
Тот зычно крикнул вслед с характерным кавказским акцентом:
– Э! Нэ понял!
Николас и не подумал оборачиваться – несся по узкому коридору со всех ног.
– Ви что тут, с ума пасхадыли?! – еще сердитей крикнул тот же голос, а другой, звонкий и веселый – голос Очкарика – ответил:
– Мильпардон, генацвале. Мы с корешом за пивом. Эй, Коляныч, не гони, успеем!
– Сначала извинысь, потом бэги! – потребовал второй кавказский голос, пожиже первого.
Дальше Фандорин не слышал, потому что уже нырнул в спасительный проем и сломя голову, через три ступеньки, заскакал по лестнице.
Боже, благослови грузинов и их вспыльчивый нрав!
Сам не заметил, как слетел по лестнице с пятнадцатого этажа. Способность к рефлексии все еще не вернулась, а то у Николаса, верно, подкосились бы ноги.
Это был никакой не сумасшедший! Это был убийца! И судя по повадкам, по страшной чмокающей трубке – убийца профессиональный, каких Николас раньше видел только в кино! Очкарику нужен был вовсе не кейс! Он хотел убить Николаса – и чуть было не убил. Дважды Фандорин спасся истинным чудом: сначала благодаря контейнеру с мусором, потом благодаря двум задиристым грузинам. Две кошачьи жизни долой.
В вестибюле дежурил милиционер, строго покосившийся на встрепанного постояльца.
Николас заколебался – позвать на помощь или лучше уносить ноги подобру-поздорову?
Слава богу, рефлексия уже вернулась и вступила в свои права. Какая там помощь? – сказала она. Этот улыбчивый душегуб запросто проник в архивный городок, который охраняют часовые с автоматами, и так же просто вышел оттуда. С той же легкостью он проник в гостиницу, через придирчивого швейцара, через этого самого милиционера. А ведь одет подозрительно: ковбойка, кеды. Нет-нет, бежать, спасаться!
Но куда?
Выскочив на улицу, Николас ошарашенно обозрел поток машин, медленно ползущих по Тверской. Даже такси не возьмешь – платить нечем. Ни денег, ни документов.
В британское посольство – вот куда. Там царят разумность и порядок, там помогут.
– Извините, вы не знаете, где посольство Соединенного королевства? – спросил Николас у топтавшейся неподалеку девушки – миниатюрной, черноволосой, со строго насупленным лбом. Та озадаченно посмотрела снизу вверх, пожала плечами. То ли не знала, то ли он как-то не так спросил.
Задерживаться было нельзя. Фандорин добежал до подземного перехода и стал протискиваться через густую толпу, лихорадочно соображая, как же отыскать посольство.
Видимо, ясность мысли все-таки еще не вполне вернулась к родившемуся в рубашке магистру – ведь в кармане пиджака лежал превосходный «Бедекер». Николас на ходу полистал яркую книжечку. Вот оно, посольство: Софийская набережная. Где это? Квадрат D-7 на схеме центральной части города. Напротив Кремля, на другой стороне реки Москвы. Так это же рукой подать каких-нибудь – четверть часа ходьбы!
Обрадованный такой удачей, Фандорин зашагал по переходу в сторону реки – быстро, но уже не бегом, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.
Жаль, что приходилось вот так, мимоходом пересекать Красную площадь. Увы, не до исторических реминисценций. А сколько раз Николас представлял себе, как с трепетом ступит на священный плац, с которого начинается отсчет бескрайних просторов России! И еще намеревался непременно наведаться в мавзолей, пока мумию погубителя великой державы не закопали в землю.
Хоть и торопился, хоть и не до того было, но на мавзолей все-таки обернулся – и раз, и два. Никогда не думал, что этот зиккурат так похож на сложенные кубики из детского конструктора.
Что это мелькнуло сзади в толпе? Клетчатое, желто-зеленое?
А-а-а, – захлебнулся магистр невыплеснувшимся криком. Следом, шагах в двадцати, споро вышагивал Очкарик. Увидел, что Фандорин обернулся, и радостно помахал рукой, просиял улыбкой: мол, все в порядке, я тут.
Николас резко остановился, присел на корточки и повернул рычажки – на правой платформе, на левой. Стал еще на несколько сантиметров выше из-за высунувшихся роликов и, набирая скорость, помчался по брусчатке вперед, к Покровскому храму. Сзади раздался свисток, потом другой, но это было пустое.
Москворецкий мост он пролетел на одном дыхании – вполне возможно, поставив при этом рекорд скорости по бегу на роликовых коньках. Так разогнался, что, выворачивая вправо на набережную, зацепился ботинком за шов на асфальте и растянулся во весь рост.
Здорово расшиб колено, порвал и без того обезображенные брюки, а досаднее всего то, что от правой подошвы отлетели два колесика, и катить дальше стало невозможно.
Николас испуганно оглянулся. Желто-зеленой ковбойки на мосту не было. Кажется, оторвался.
Припадая на ушибленную ногу, двинулся к спасительному убежищу, посольству Соединенного королевства Великобритании и Северной Ирландии.
* * *
Советник по безопасности Лоуренс Пампкин, грузный мужчина с брыластым, как у мастифа, лицом и ярко-голубыми глазами, окинул медленным взглядом потрепанного посетителя, пожевал губами и бесстрастно спросил:
