Ознакомительная версия.
Ключница сбавила шаг и указала в сторону здания церкви, спросила:
— Желаете полюбоваться, синьор?
— Как-нибудь обойдусь, — раздраженно ответил скульптор. — Вот если бы в ваших стенах нашлись изваяния, которые достойны осмотра…
— У нас есть, есть! — оживилась ключница. — Нам пожертвовали одну совсем недавно, совсем старую, еще со времен язычников. Идемте, я отведу вас к ней, синьор Буонарроти!
Скульптор прибавил шагу.
Нет, он не ожидал встретить на монастырских задворках то самое изваяние, тем более, что скульптура была хороша на свой лад. Но все равно чувствовал себя разочарованным. Он оказался лицом к лицу с сильной и статной женщиной в тунике, чью голову венчала гигантская башня, способная уместить целый город. Странные, невиданные твари замерли на часах у ее ног, препятствуя изваянию самовольно покинуть постамент и пойти разгуливать по окрестностям. Львиные тела стражей были покрыты птичьими перьями, но не имели крыльев, зато обладали круглыми совиными головами с глубокими пустыми глазницами. В дни величия греческих полисов, глазницы зверей заполняли драгоценные камни, а саму статую покрывал слой яркой краски, вероятно, потому ее поверхность сохранилась хуже, чем у мраморного Вакха. Под немигающим взглядом ключницы он обошел статую вокруг и даже провел пальцами по поверхности камня, чтобы ощутить все щербинки и сколы камня.
Статуя подлинная!
Он чувствовал, как пальцы покалывает биение времени: особое удивительное ощущение, которое неминуемо захлестывало скульптора, стоило ему прикоснуться к древнему камню. Некто пристально следил за его движениями, затем его слуха достиг звук шагов. Ветки, покрытые запоздалой листвой, раздвинулись, пропуская на дорожку матушку Марию. Задрапированная в светлый плащ, аббатиса удивительно напоминала Кибелу, если бы не большая белая муфта из белоснежного меха, в которой она согревала руки. Кивком головы настоятельница приветствовала гостя, а затем возложила ладонь на макушку каменного зверя.
— Это Кибела. Матерь языческих богов. Рассказывают, она лишала разума своих служителей. Во время мистерий они танцевали под грохот тамбуринов, пока холод и жар охватывали их одновременно, их души перемещались в иные сферы, а разум помрачался. Богиня наблюдала за их дикими телодвижениями и была готова в любой момент возвратить им разум. Ей приписывали способность исцелять припадки безумия, как и Вакху, которого почитали так же под именем Диониса. Да, в древние времена такое было возможно. Финикийцы и греки владели знанием, как исцелять многие недуги…
Настоятельница сжала каменные пальцы изваяния, словно здоровалась с доброй знакомой, и горько улыбнулась:
— Я знаю, что такое безумие! Мой отец впадал в жуткое неистовство под воздействием алкоголя.
Его накрепко запирали в темном чулане, пока не уймется. Вся семья жила в страхе, что известие о его безумии разнесется по всему городу — ведь он занимал серьезную должность в Синьории и лично вел дела. Один лекарь присоветовал отцу принимать настойку опия, чтобы уменьшить тягу к спиртному. На время ему стало лучше. Но ненадолго, припадки вернулись и сделались еще страшнее. Он сжег весь дом…
Аббатиса замолчала, потом продолжила, ее голос звучал тихо, едва слышно.
— Жаль, что это лишь каменный идол. Он никому не поможет. Я сколько себя помню, мечтала научиться выводить людей из тьмы безумия. Читала ученые книги, слишком тяжелые для девицы, заводила дружбу с медиками и наконец, закрыла двери в мир, чтобы предаться это науке. Обычных людей безумие пугает — сумасшедших постоянно истязают, часами держат в холодной воде, заковывают в цепи или связывают. Но мало кто пытается заглянуть в иные миры, где томится их разум…
* * *
Пристальный взгляд продолжал сверлить переносицу Микеланджело, а когда он поворачивал голову, переползал на затылок. Ключница давно удалилась хлопотать по монастырским делам, сам матушка Мария беседовала скорее со статуей Кибелы и не смотрела в его сторону. Ни зверя, ни птицы, способных уставиться на него, поблизости не было. Стальная игла взгляда не отпускала, ему стало сперва тревожно, потом страшно.
— Действия безумцев не случайны. Они живут по законам выдуманного мира, где пребывает их разум. Если понять, что происходит в их особенном мире, действия безумцев становятся очевидными и предсказуемыми. Подумайте, синьор, в каком мире живет человек, которого прозвали «нагим душителем»?
— Что? — Микеланджело энергично встряхнул головой, чтобы избавиться от изматывающего ощущения. Но невидимый соглядатай остался с ним!
Аббатиса сжала его пальцы удивительно теплой ладонью и заглянула ему в лицо.
— Скажите мне правду, синьор. Правду, которую сказали бы своему духовнику. Вы здесь, потому что Филиппе удавлен? Его убил тот, нагой человек?
Голос женщины чаровал, вибрации проникали глубоко в душу, у скульптора не хватило сил противостоять этому завораживающему звуку. Он буркнул:
— Его убили деньги, мать Мария.
— Деньги? — светлые брови аббатисы удивленно приподнялись, прибавив ей толику сходства с новопреставленным племянником. — Филиппе одолжил крупную сумму?
Микеланджело смутился:
— Зачем ему одалживать? Всем известно, что семья де Розелли весьма состоятельная, и Филиппе… — он едва не сказал «законный наследник», но потом сообразил, что называть так покойника при живой синьоре де Розелли выйдет неучтиво, предпочел ограничиться неопределенным, — часть своего семейства.
— Малютка Филиппе был испорченный, капризный мальчишка. Но я все равно скорблю. Каждодневно молюсь о его загубленной душе. Такой удар для кузины. Конечно, она готова была выделить сыну достойную ренту, когда он возьмется за ум и женится. После свадьбы его мать со спокойной душей избавилась бы от бремени обязательств, включая заботы об имуществе, и посвятила себя Господу — как мы все…
Среди листвы проглядывал голый локоть. Микеланджело видел его совершенно явственно, но из желания убедиться, что чувства его не обманывают, зашагал по отсыпанной песком дорожке к группе деревьев.
Аббатиса невольно подстроилась под его шаг.
— …Моя кузина не великого ума, синьор. Финансы слишком тяжелая ноша для слабой женщины. С тех пор как синьор де Розелли упокоился, я помогаю Франческе вести дела. Она ничего не предпринимает без моего совета. Надеюсь, наша община скоро будет приветствовать кузину в этих стенах, — матушка Мария указала в сторону крытой галереи, опоясывавшей здание монастыря.
— Как вы полагаете, Филиппе знал о планах матери?
— От него ничего не скрывали, — холод заставил кончик прямого, как у римлянки, носа аббатисы покраснеть от холода, да и сам Микеланджело продрог — прогулку пора было завершать, все, что хотел, он выяснил.
Только он не мог! Остановился и замер, как вкопанный: среди деревьев, прямо перед ним стояла дева, едва прикрытая одеждой. Девушка не сводила с него глаз.
* * *
На вид ей было лет семнадцать. Она замерла посреди деревьев, сложив над головой согнутые в локтях руки. Волосы девы были коротко острижены. Из одежды на ней была лишь холщевая рубаха, широкие рукава которой съехали вниз. Ветви деревьев без жалости били девушку по обнаженным рукам, а ветер трепал подол, на ногах у нее не было башмаков, голые ступни зарылись в сухую листву и траву до щиколоток.
Никаких цепей, веревок или пут, удерживающих несчастную в этом бедственном положении, скульптор не заметил. Глаза девушки были широко открыты и следили за каждым движением незнакомца. При этом само лицо девушки оставалось мертвым и неподвижным как гипсовая маска. По этому лишенному даже тени эмоций лицу невозможно было сказать — хороша девица собой или дурнушка.
— Не пугайтесь!
Уголки губ матушки вздрогнули, вероятно, такое движение заменяло ей улыбку, и погладила неподвижную девушку по щеке.
— Девица Улла решила, что она дерево, поэтому ей позволено находиться в парке в любое время. Ее платье истрепалось — но сестры не меняют его, потому что умалишенные очень привязаны к своим вещам. Малейшее изменение в их привычном мире может спровоцировать ухудшение болезни. Единственно, пришлось остричь косы, чтобы волосы не путались в ветках, причиняя девице боль. Пестрая пичуга кружила над девушкой, клюнула ее в стриженую макушку, а потом без страха опустилась на ее плечо. Резкий порыв ветра подхватил подол девушки, высоко поднял, обнажив бледные худые ноги. Все ее тело качнулось и накренилось вместе с остальными живыми деревцами, а руки задрожали подобно ветвям.
Девица не простудится в такую погоду, уверяла его настоятельница.
Дереву не страшна непогода, соки земли поддерживают в нем жизнь. Пока она остается «деревом» в своем особом мире, холод нестрашен ей точно так же, как и настоящему дереву. В этом легко убедиться: кожа девушки остается теплой, дыхание ровное, а пульс полнокровный, здоровой частоты.
Ознакомительная версия.
