Ознакомительная версия.
– Я лишь отвечал на вопрос. А если ересь, так пойди к грейсфрате, он ее с радостью истребит, – сказал нюклиет, обидевшись. – Но если вы хотите слушать дальше…
– Несомненно, мы хотим. И не вы ли, хире Патс, пригласили сюда нюклиета? – спросил Бофранк. Молодой человек смутился. – Так давайте же выслушаем его до конца, а там уже будем рассуждать, что нам пользы с этих рассказов. Что же такое Тиара Люциуса?
– Начать нужно бы с того, кто есть сам Люциус. В миру его звали Марцин Фруде, и жил он в Гельгламе примерно в те годы, когда королем был Седрикус, то есть около двухсот лет тому назад. Марцин Фруде был купцом и ученым – нечастое сочетание, которое в ту пору казалось еще более странным. В своих изысканиях Фруде пытался обнаружить силу, которая полагает собой середину между богом и дьяволом; он рассуждал, что и над добром, и над злом есть судья, который и определяет, хорошо или дурно то и это. Его заклеймили как еретика, но, по счастью, Седрикус был милостив и допустил большие послабления, потому Фруде всего лишь лишили имущества и сослали на север вместе с сотнями таких же еретиков и книжников. По селившись на острове Сваме, известном также как Ледяной Палец, Фруде взял имя Люциуса и основал секту из подобных себе, приумножив ее число местными жителями. Я много слыхал о странных и страшных ритуалах, что проходили на острове, и даже знал одного человека, который застал те времена; правда, ныне этот человек уже умер, да и при нашем знакомстве он был стар и почти безумен. Потому я знаю о Тиаре Люциуса мало, но больше, чем кто-либо другой.
– Вы хотите сказать, что здесь был кто-то из последователей этой секты?
– Со смертью Седрикуса на остров послали войска и убили всех, кого только смогли. Спаслись немногие, но среди них и сам Люциус. Что стало с ним после – неизвестно, но никто более о нем не слыхал. Остальные же вернулись на остров, благо с тех пор граница передвинулась южнее, и королю нет дела до того, что творится на острове и в его окрестностях… Так и живут там… Может быть, он погиб в море… Может, живет доселе – говорили и такое. Но одно истинно – он успел найти ту силу, что искал.
– И что же это за сила?
– Откуда мне знать? До того, как я увидел сей знак, я и не подозревал, что кто-то может помнить Тиару. Будем надеяться, что ее изобразил случайный человек для пущего устрашения, не зная ее истинного предназначения и возможностей.
Сказав так, старик взял нож и принялся скоблить поверхность стола, уничтожая сделанный Бофранком рисунок. Конестабль понял, что нюклиет вряд ли добавит что-то к сказанному, и поднялся.
– Вы хотите ехать назад? – спросил Патс.
– Я дурно чувствую себя и не прочь выпить хорошего вина и отобедать. Поверьте, вы еще более запутали меня. Вначале я полагал под всем этим заурядные убийства с неопределенными, впрочем, целями, потом – происки миссерихордии, готовой на все ради собственных благ и силы. Но теперь… Теперь я, пожалуй, предоставлю все в руки грейсфрате Броньолуса.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
в которой Хаиме Бофранк совершает странные поступки, не ведая, для чего это делает, и обрекая себя на всевозможные злоключения, а также теряет и вновь обретает свободу
Мудрость и безумие весьма близки. Стоит повернуться кругом, и одно превращается в другое. Это видно по поступкам людей умалишенных.
Пьер Шаррон
Погоде бы перемениться, но снаружи было все то же. Бофранк поежился, поправил застежки, чтобы сырой воздух не проникал под одежду, и полез в повозку. Разговор с нюклиетом несколько отвлек его от болезни, но сейчас он почувствовал себя вдвое более хворым, нежели утром.
Молодой Патс выглядел озабоченным; наверное, пытался осмыслить услышанное. Возможно, он желал обсудить что-то с Бофранком, но начать не решался, а сам прима-конестабль не выказывал охоты к разговору. С тем, в молчании, они отъехали уже довольно далеко от дома кладбищенского смотрителя, когда молодой человек придержал лошадей и прислушался.
– Что такое? – осведомился Бофранк.
– Кажется, это скачет ваш слуга, – заметил Патс. В самом деле, навстречу верхом скакал верный Аксель. Завидев повозку, он остановил коня и спешился. Лицо его выражало чрезвычайное смятение.
– Хире, они взяли их под стражу! – воскликнул он.
– Кого?
– Несколько человек. Грейсфрате… он распорядился взять под стражу того злого карлика с матерью, а с ними еще двоих поселян, мне неизвестных. А затем он повелел ехать сюда, дабы задержать кладбищенского смотрителя. Я поспешил вперед, чтобы предупредить вас… хорошо, что успел.
– Это может дурно закончиться, – сказал конестабль, обращаясь к молодому человеку. – Вам нужно скорее ехать назад. Я не хотел бы предварять события, но уверен, что стариков ждет костер или утопление.
– А как же вы?
– Садитесь на коня, а мы с Акселем, не торопясь, двинемся далее. Потом догоните нас, а коли нет, то знаете, где искать.
– Вы полагаете, все столь серьезно?
– Уверяю вас, грейсфрате Броньолус не из тех людей, кто начинает дело и бросает его незавершенным. Поезжайте.
– А как же малыш Хаанс и его несчастная мать?
– Я посмотрю, не смогу ли сделать что-либо в их спасение, – солгал Бофранк. Судьба карлика и его матери, равно как и других помещенных под стражу поселян, была предрешена.
Патс хотел еще что-то сказать, возможно, спросить, отчего конестабль принимает такое участие в судьбе малознакомых людей, но потом махнул рукой, словно сетуя на самого себя за ненужную задержку времени, и вскочил в седло. Когда он скрылся из виду, Бофранк брюзгливо велел симпле-фамилиару трогать.
Но уже совсем скоро они услышали конский топот.
Аксель поворотился к конестаблю:
– Что бы нам свернуть, хире? Стопчут…
– Останови повозку поперек дороги и ни с места, пока не велю, – приказал конестабль. Он поправил пояс, попеняв себе, что взял не пистолет, а шпагу, и выбрался из повозки. Из-за поворота как раз появились всадники числом пять; пристально глядя на них, Бофранк вышел на середину дороги так, чтобы остальную ее часть загораживали повозка и лошади. Всадники поневоле остановились, конь переднего из них встал на дыбы, едва не уронив седока. Конестабль отметил, что тот держался в седле неловко и даже вскрикнул от испуга. Это был один из прибывших с Броньолусом, но не бывший принципиал-секретарь, как ожидал конестабль, а толстолицый бородач в железном нагруднике.
– С дороги! – крикнул он грозно, устыдившись, наверное, проявленной слабости. Бофранк покачал головою и вынул верительное письмо – сложенный вчетверо лист светлой кожи, на котором значились его имя и должность, подтвержденные специальной свинцовой печатью.
– Я – прима-конестабль десятой канцелярии Хаиме Бофранк, – сказал он со всей властью и жесткостью, на которую только был способен. – Что за дела у вас?
– По приказу грейсфрате Броньолуса едем взять под арест богопротивных еретиков, прислужников дьявола, – с виду смирившись, отвечал бородач.
– Кто же таковы?
– Смотритель кладбища именем Фог, некромант и чернокнижник, а с ним колдун-язычник, имени коего не ведаем. Меня звать брассе Слиман из Рейсвеекке, со мной люди грейсфрате Броньолуса. Пропустите нас, хире, ибо дело не терпит отлагательства.
– А есть ли у вас бумага?
– Какая бумага? – опешил брассе Слиман.
– Специальным рескриптом герцога повелевается в случае взятия под стражу лиц, обвиняемых миссерихордией в деяниях против церкви или государства, иметь на то бумагу, подписанную епископом либо – в отсутствие или удаление такового – старшим чином миссерихордии. Есть ли такая у вас?
Вряд ли брассе Слиман знал наизусть герцогские рескрипты; между тем таковой действительно был, вот только вспоминали о нем довольно редко. Тем не менее, Бофранк заметил, что смутил предводителя миссерихордов.
– Какая может еще быть бумага, хире… – забормотал он. – Еретики… Грейсфрате будет гневаться…
– Что с того? Поворачивайте назад, ибо арестуемые имеют право отписать жалобу коронному судье или самому герцогу.
– А что вам до того? – неожиданно вступил в разговор один из всадников, таивший лицо под низким капюшоном. – Это походит на пособничество ереси!
– Молчи, брассе Хауке, – прервал его бородач. – Не станем же мы нарушать закон?
– Нет закона, когда закон сей – преграда церкви и защита дьяволу! – рявкнул Хауке и двинул своего коня так, что тот грудью уперся в оглоблю повозки. Запряженные в нее лошади испуганно заржали; Аксель побледнел. Другой всадник, в таком же капюшоне, словно между прочим вынул из чехла арбалет.
– Что я вижу! – делано изумился Бофранк, не обнажая шпаги: против арбалета она все равно ничего не стоила. – Вы хотите стрелять в герцогского секуратора? Это можно расценивать как бунт. Я не прорицатель, но явственно вижу ваше будущее: вас вздернут, предварительно отрубив ноги.
Ознакомительная версия.
