Мендель проследил за взглядом сына.
— Ты его знаешь?
Либерман повернулся.
— Что, прости?
— Доктор Фрейд, — сказал Мендель ровным голосом.
Либерман был поражен, что отец знает, как зовут этого человека.
— Да, я его знаю. Только это профессор Фрейд.
— Значит, профессор Фрейд, — сказал Мендель. — Но профессором он стал совсем недавно, так?
— Несколько месяцев назад, — ответил Либерман, подняв брови. — Откуда ты знаешь?
— Он ходит на собрания ордена.
— Какого ордена?
Мендель нахмурился.
— «Бнай Брит».[1]
— Ах да, конечно.
— Хотя и непонятно зачем. Я не знаю, что он за еврей, не похож он на человека, верящего во что-либо. А что касается его идей… — Мендель покачал головой. — В прошлом году он как-то вел у нас дискуссию. Это был настоящий скандал. Ты его хорошо знаешь?
— Довольно хорошо… Мы иногда встречаемся, обсуждаем его работу.
— И что? Ты думаешь, в этом что-то есть?
— Книга о нервных расстройствах, которую он написал в соавторстве с Бройером, гениальна, а «Толкование сновидений» — это… просто шедевр! Конечно, я не со всем согласен, но думаю, предлагаемые им методы лечения очень полезны.
— Тогда ты принадлежишь к меньшинству.
— Несомненно. Но я убежден, что учение профессора Фрейда, которое он называет психоанализом, получит широкое распространение.
— Но не в Вене.
— Не знаю. Некоторые мои коллеги, молодые психиатры, очень интересуются его идеями.
Мендель нахмурился:
— Кое-что из того, что он говорил в прошлом году, было просто неприлично. Мне жаль его пациентов.
— Я первым признаю, — сказал Либерман, — что в последнее время он чересчур озабочен интимной жизнью пациентов. Однако его видение человеческого мозга выходит далеко за рамки наших животных инстинктов.
Профессор все еще стоял у двери с метрдотелем. Внезапно он расхохотался и хлопнул собеседника по спине. Похоже, метрдотель рассказал ему что-то забавное.
— Боже мой, — сказал Мендель, — надеюсь, он идет не сюда. — Отец облегченно вздохнул, увидев, что профессора Фрейда провели к столику вне поля их зрения. Мендель хотел еще что-то сказать, но остановился, когда подошел Бруно с десертами.
— Штрудель с творогом для господина Либермана и «Седло оленя» для доктора Либермана. Еще кофе? — Бруно указал на пустую чашку Менделя.
— Почему бы нет? Мне кофе с молоком и еще один «Мокко» моему сыну.
Мендель с завистью посмотрел на пирожное сына — большой глазированный шоколадный бисквит, по форме напоминающий седло оленя, с начинкой из абрикосового джема, посыпанный миндалем. Его собственный заказ выглядел менее аппетитно — обычная булочка со сладким творогом.
Либерман заметил долгий взгляд отца.
— Тебе надо было тоже это заказать.
Мендель покачал головой:
— Пинч советует мне худеть.
— Ну, если ты будешь увлекаться десертами, точно не похудеешь.
Мендель пожал плечами и начал жадно есть свой штрудель, но прекратил жевать, когда от мощного удара грома задрожали стекла.
— Похоже, гроза будет сильная, — сказал Мендель, кивнув в сторону окна. На улице заметно потемнело.
— Максим, — продолжил Мендель, — у меня был повод для встречи с тобой сегодня. Особый повод.
«Вот оно», — подумал Либерман. Наконец станет ясна цель их встречи. Либерман мысленно собрался, все еще не зная, чего ожидать.
— Возможно, ты думаешь, что это не мое дело, — добавил Мендель, — но… — Он внезапно остановился и стал вилкой играть с кусочком штруделя.
— В чем дело, отец?
— Я на днях разговаривал с господином Вайсом, и… — Он снова не закончил фразу. — Максим, — продолжил он более решительно, — кажется, вы с Кларой хорошо ладите, и вполне понятно, что господин Вайс хотел бы узнать, каковы твои намерения.
— Мои намерения?
— Да, — сказал Мендель, глядя на своего сына. — Твои намерения. — И снова принялся за пирожное.
— Ясно, — произнес Либерман в некотором замешательстве. Он знал несколько тем, которые могли интересовать его отца, но никак не думал, что к ним относятся его отношения с Кларой Вайс. Теперь это упущение стало очевидным.
— Ну, — ответил Либерман, — что я могу сказать? Мне очень нравится Клара.
Мендель вытер рот салфеткой и наклонился вперед.
— И?
— И… — Либерман посмотрел в строгие глаза отца. — И… я думаю, мои намерения заключаются в том, чтобы в свое время… — Теперь настала его очередь подбирать слова.
— Ну?
— ….жениться на ней. Если она согласится, конечно.
Мендель с облегчением откинулся на спинку кресла. Он явно упокоился, и широкая улыбка появилась на его еще недавно таком серьезном лице.
— Конечно, она согласится. Разве есть у нее причины отказать?
— Иногда мне кажется, что мы… ну, просто хорошие друзья. — Во всех сферах жизни Либерман был полностью уверен в своей способности понимать людей и их поступки, но что касалось Клары, он постоянно сомневался, были ее знаки внимания выражением любви или просто флиртом. Влечение притупило его профессиональную проницательность.
— Мне не всегда понятно, что…
— Тебе не о чем беспокоиться, — перебил Мендель, — поверь мне.
Он снова наклонился к сыну и сжал его руку:
— Совершенно не о чем. А теперь ешь, наконец, свое «Седло оленя»!
Но у Либермана пропал аппетит. Очевидно, Клара сказала своему отцу, что согласилась бы выйти за него замуж. Ему было «не о чем беспокоиться». Либерман вспомнил тонкие черты ее лица: выразительные глаза, маленький нос и губы, похожие на лепестки роз; ее прямую спину и тонкую талию. Она станет его женой. Она станет его Кларой.
— Я не буду ничего говорить твоей матери, — продолжил Мендель. — Предоставлю это тебе. Конечно, она будет рада, очень рада. Ты же знаешь, что ей нравится Клара. Совсем недавно она сказала, что Клара заметно похорошела. И семья это приличная — Вайсы хорошие люди. Мы с Якобом знакомы много-много лет. Ты знаешь, мы ходили вместе в школу в Леопольдштадте. Его отец помог моему отцу, твоему деду, открыть свое дело. А поначалу они торговали вместе.
Либерман слышал об этом бессчетное количество раз. Но, зная, какое удовольствие доставляет отцу постоянное повторение этой семейной истории, он старался как можно более правдоподобно изображать интерес. Мендель с энтузиазмом углубился в воспоминания о том, что еще связывало семейства Вайс и Либерман. Десерт помог Максу скоротать время. В конце концов, исчерпав тему, Мендель подозвал Бруно и заказал еще кофе и сигары.
— Знаешь, Максим, — сказал Мендель, — с браком связана большая ответственность.
— Конечно.
— Ты должен думать о будущем.
— Естественно.
— А теперь скажи мне, сможешь ли ты содержать семью на свое жалование?
Либерман улыбнулся Менделю. Удивительно, отец никогда не упускал удобный момент.
— Да, — ответил Либерман терпеливо. — Со временем, я думаю, да.
Мендель пожал плечами.
— Хорошо, посмотрим.
Старику удавалось сохранять суровое выражение лица в течение еще нескольких секунд, а потом он позволил себе рассмеяться и, перегнувшись через стол, похлопал сына по плечу.
— Поздравляю, мой мальчик.
Этот жест был необычно трогательным. Либерман понял, что, несмотря на то что они с отцом такие разные, их связывала любовь. У него подступил ком к горлу и защипало глаза. Шум ресторана как будто затих, пока они смотрели друг на друга, переживая такое редкое и яркое мгновение взаимопонимания.
— Извини меня, — сказал Мендель, поспешно поднялся и направился в уборную. Но Макс успел заметить слезы в его глазах.
* * *
Либерман проследил взглядом, как отец исчез в шумной толпе Ринг-штрассе. Порыв ветра напомнил, что у него, в отличие от Менделя, нет с собой зонта. К счастью, прямо у дверей «Империала» он заметил извозчика. Снова послышался раскат грома, словно недовольное ворчание одного из младших богов. Лошадь, запряженная в экипаж, тряхнула головой, звякнула уздечкой и нервно стукнула копытом по булыжникам мостовой.
— Тише, тише, — прикрикнул возница, голос которого был едва слышен из-за грохота экипажей. На другой стороне улицы над входом в кафе незакрепленный навес хлопал, как парус на ветру.
Либерман посмотрел на синевато-багровое небо. Рваные клочья облаков проносились над «Империалом», будто одежды влекомого куда-то ангела. В воздухе чувствовался странный металлический запах.
Либерман уже поднял руку, чтобы привлечь внимание извозчика, когда услышал знакомый голос:
— Макс!
Обернувшись, он увидел, что к нему приближается крупный мужчина. Ветер развевал полы его расстегнутого пальто, а шляпу он придерживал рукой. Либерман сразу узнал своего хорошего друга, инспектора Оскара Райнхарда, и широко улыбнулся.
