– Бедные все, да?
– У них даже император так ходит.
– Брешешь, сопливый, брешешь! Амператор в платье не ходит! – потешался Сенька.
– Ходит, ходит! Зуб даю.
– Вот я его тебе и выбью, сопливый!
Потом, когда японцы бросали друг друга на землю и били руками друг друга (правда, не в полную силу), Сенька презрительно сплевывал:
– Молотят, как мельница! А по носу вдарить не могут. Слабаки! Только пихаются!
– Это дзю‑дзюзу… борьба ихняя.
– Это ты тоже на Сахалине видел?
– Ага. Один узкоглазый как вдарил рукой по доске, она пополам!
– Рука?
– Доска!
Сенька недоверчиво хмыкнул, покосился на японских детей.
– Доска!.. Ох брехун ты сопливый.
– Я не сопливый! Вась, скажи!
Взгляды мальчишек перешли на сидящего с краю паренька. Ростом он уступал Сеньке, но был плечистым, крепким. Вася единственный не был сыном солдата или унтера, однако как‑то попал в группу и сперва мало с кем разговаривал. Ребята к нему не лезли, и даже Сенька обходил стороной.
На вопрос Вася не ответил, пожал плечами. Ломают доски японцы или нет, он не знал.
– Вот и выходит, что ты врешь, сопливый! – торжествующе проговорил Сенька. – На тебе щелбан за это!
Он ловко стукнул соседа по лбу, потом отпрыгнул в сторону и стал изображать движения японских учеников, строя дурашливые рожицы и взвизгивая.
Учитель закончил занятие и ушел из сада, а японские детишки все еще ходили по полянке, взмахивая руками. Сенька вдруг выскочил на поляну, оттянул пальцами кожу в уголках глаз, став похожим на японца, и задрыгал ногами.
Русские мальчишки покатились со смеху. Вася тоже улыбнулся и вдруг заметил на балконе японскую девочку лет десяти. Она смотрела вниз и чему‑то улыбалась. Потом перехватила взгляд Васи и показал ему язык.
Сенька продолжал махать ногами, а потом прыгнул к одному из японских детей и стал кривляться перед ним.
– Сай‑со‑тай‑то‑касы‑масы! – дурачился он. – Я тоже дзю‑бзю могу!
Японские ученики неодобрительно смотрели на Сенькины выкрутасы, а потом один из них подошел к Сеньке и что‑то сказал.
– Сопливый, что этот узкоглазый лопочет?
– Я не сопливый! – обидчиво воскликнул мальчик. – Он недоволен.
– Ща будет доволен. На, япоша!
И Сенька с силой толкнул японского ученика ногой в бедро. Тот отступил на шаг, что‑то прошипел и вдруг неуловимо ударил ногой в живот Сеньке. Тот свалился на землю, зажал живот руками и заорал.
– Япошки наших бьют! – враз закричали несколько русских пацанов. – Меси их!
По такой жаре драться особо никому не хотелось. Да и Сенька, чудило, сам виноват, зачем полез? Но клич брошен, и сидеть на месте, когда все дерутся, нельзя.
Русские мальчишки бросились на японских. Завязалась куча‑мала. Русские азартно размахивали руками и сопели. Японцы дрались молча. Они ловко ускользали от захватов, метко били и только шипели, когда получали удар.
Несмотря на численное превосходство русских, японские мальчишки постепенно одерживали верх. Вскоре на ногах остались только трое японцев и один Вася.
Он полез в драку самым последним, без всякого желания, и только когда заметил взгляд той девчонки с балкона. Она смотрела на него с жалостью, а Вася жалости не терпел.
Он бил расчетливо и нескольких японцев свалил, но и сам получил по лицу и по животу. Потом кто‑то ловко перебросил его через бедро, но Вася вскочил, дал обидчику хорошего леща и только сейчас заметил, что стоит один против троих противников.
Утерев кровь с лица, Вася сжал кулаки. Победить сил не хватит, но отступать он не собирался, просто не умел.
В этот момент в сад забежал учитель. Он что‑то громко выкрикнул. Японские детишки мигом повскакивали, правда, кое‑кто стоять прямо не мог, кривился набок.
– А‑атставить! – раздался рык Виктора Сергеевича. Тот тоже выскочил в сад и подал команду. – Назад! Прекратить драку!
Русские мальчишки вставали неохотно, а кто‑то остался сидеть, зажимая разбитый нос или губу. Сенька так и вовсе лежал и стонал.
– Вы что, орлы, воевать с ними собрались аль как? – не снижал голос Виктор Сергеевич. – Так мир у нас. С чего начали‑то? А?
Взгляд офицера остановился на Васе, но тот пожал плечами и посмотрел на балкон, где стояла девочка. Та покачала головой, показала ему язык, а потом убежала.
– Не по‑нашему это, толпой на нескольких. Не стыдно?
Следом за Виктором Сергеевичем в сад вышел и настоятель. При виде его даже Сенька вскочил на ноги и виновато повесил голову.
– Сила вам, отроки, дадена, чтобы добрые дела творить. А разум, чтобы думать, что творите, – укорил мальчишек отец Николай. – Ишь что вздумали, забижать других! Ан не вышло, а? Не вышло?
– Не вышло, отче, – прогундосил Сенька.
– То‑то. Их меньше было, а вас победили! Потому как ученые они даже драке.
Настоятель подошел к японскому учителю, тот склонил перед отцом Николаем голову и что‑то сказал. Николай ответил.
Виктор Сергеевич опять посмотрел на Васю.
– Ну что, и впрямь вас победили японцы.
– Меня не победили! – упрямо проговорил Вася.
– Но дрались они здорово?
– Здорово, – согласился мальчик.
– А хочешь так научиться?
Вася бросил взгляд на японских мальчишек, что стояли в ряд перед своим учителем, и кивнул.
– Хочу.
– Ну‑ну… тут одной силы мало, тут умение нужно. И терпение.
– Я вытерплю.
Вася покосился на балкон. Там никого не было. Лицо мальчика покраснело, он упрямо повторил:
– Я смогу!
– Вот молодец! – Виктор Сергеевич ласково провел ладонью по коротко остриженной голове ребенка. – Я скажу отцу Николаю, чтобы он попросил этого японца взять тебя в ученики. Хочешь?
– Да.
Взгляд офицера потеплел. В пареньке виден характер, да и силой не обижен, ведь и впрямь выстоял против японских учеников.
– Как тебя зовут‑то?
– Вася… Вася Щепкин. Вы правда попросите?
К ним подошел настоятель. Горестно покачал головой.
– Дети неразумные! В кулачки норовят, словом не умеют. Что сей отрок натворил?
– Да вот наш смельчак хочет учиться этой борьбе.
Отец Николай недоверчиво посмотрел на Васю.
– Учитель Сато рассержен… правда, на своих. Говорит, что те не должны были вступать в драку, это ниже их достоинства. Вон как завернул!
– Почему это? – не понял Виктор Сергеевич.
– Мол, самый лучший бой тот, который не начат.
Виктор Сергеевич покачал головой, оглянулся на учителя Сато. Тот все выговаривал своим ученикам, а мальчишки знай кланялись и что‑то коротко отвечали. Дисциплина, япона мать!
– Надо и наших их борьбе поучить. Пригодится, – с неким намеком произнес Виктор Сергеевич. – Вот и желающий есть.
Настоятель намек понял, вздохнул.
– Чтоб его Сато обучал?.. Не знаю. – Он внимательно посмотрел на мальчика. – Если только ты попросишь у него прощения. И у его учеников.
Вася недовольно поджал губы. Он не привык извиняться перед кем‑либо. Не так его покойные родители учили.
Взгляд мальчика скользнул по разбитому лицу Сеньки, по взъерошенным приятелям. Опять перешел на пустой балкон. Потом вернулся к настоятелю и его гостю. Взрослые смотрели на него требовательно и строго.
– Если надо, я попрошу прощения! – вдруг заявил мальчик. – Честно!
Лицо настоятеля озарилось улыбкой. Он погладил Васю по голове и вздохнул:
– Хорошо, отрок, я верю тебе!..
К начальнику контрразведывательного отделения штабс‑капитан Щепкин прибыл точно в указанный срок. Знал, что полковник Батюшин не терпит разгильдяйства, а опоздания числит среди самых больших нарушений дисциплины. И карает за них со всей строгостью. Хотя и не всегда. Но угадать, как выйдет на этот раз, Щепкин не мог, поэтому и поспешил явиться вовремя.
Еще утром при телефонном разговоре штабс‑капитан уловил в голосе начальника нотки раздражения и теперь ждал нагоняя. Правда, причин для него вроде бы не было. Но тут пока не услышишь, не поймешь.
Батюшин встретил штабс‑капитана сидя за столом. На приветствие кивнул, указал на кресло. А когда Щепкин уселся, вдруг вскочил, обошел стол и встал напротив подчиненного.
– Поздравляю следующим чином, господин капитан! – весело проговорил полковник. – Приказ пришел еще вчера, но я уж решил отложить поздравления до утра!
Щепкин сперва не поверил своим ушам. Потом вскочил, выпятил грудь, набирая воздуха для традиционного ответа, и выпалил единым духом:
– Служу Государю Императору и России!
Полковник пожал руку новоиспеченному капитану, усадил обратно, достал из шкафчика графин с коньяком и две рюмки.
– Извини, что накоротке и не за столом… прими мои поздравления, капитан!
Они выпили, по европейской традиции, не чокаясь, а только отсалютовав друг другу подъемом рюмок. Коньяк обжег горло и мягко скользнул в желудок. Щепкин поставил рюмку на стол, выдохнул.
