Об этом Эстер как-то не подумала. Она слишком хорошо была знакома со смертью и потерями: внезапная и трагическая гибель младшего брата, а потом и обоих родителей – и все в течение одного года. Однако теперь она поняла, что имеет в виду миссис Собелл. Перевалиться через перила во время званого обеда и попасть на алебарду в руке пустого рыцарского доспеха – все это трудно было назвать славной смертью воина. Можно представить, какую горечь чувствовал отец ее подруги, полковник Карлайон, и сколь глубоко была уязвлена его фамильная гордость. Конечно, Эдит не высказала вслух напрашивающейся мысли, что генерал в тот день вряд ли был трезв.
– Представляю, как потрясена его жена, – сказала она. – А дети у них есть?
– О да, две дочери и сын. Дочери уже, правда, взрослые и замужем. Кстати, младшая присутствовала на том обеде и теперь в ужасном состоянии. – Миссис Собелл шмыгнула носом, и Эстер не могла бы сказать с уверенностью, что было этому причиной: гнев, горе или же просто ветер, ставший на открытом месте весьма прохладным и резким.
– Они поссорились, – продолжала Эдит. – Если верить Певереллу, мужу Дамарис, это был во всех отношениях неприятный вечер. И Александра, жена Таддеуша, и Сабелла, его дочь, бранились с ним и до обеда, и за столом. Да и с Луизой Фэрнивел, хозяйкой дома.
– Весьма печально, – заметила мисс Лэттерли. – Но иногда семейные размолвки выглядят куда серьезнее, чем на самом деле. Теперь, я думаю, все испытывают вину и раскаяние. Однако душа покойного знает, что обидные и необдуманные слова были сказаны в запальчивости людьми, которые, тем не менее, любили его.
Эдит с благодарностью пожала руку подруги.
– Я знаю, что ты пытаешься сказать, дорогая, и я ценю это. Я должна познакомить тебя с Александрой. Уверена, она тебе понравится, да и ты ей. Она вышла замуж совсем молоденькой и вскоре родила ребенка, так что, в отличие от тебя, у нее не было возможности пережить какие-либо приключения. Но у нее самостоятельное, насколько позволяют условия, мышление. Хватает и воображения, и смелости.
– С радостью, как только представится возможность, – согласилась Эстер, хотя, по правде, ей не очень хотелось проводить свое драгоценное свободное время в обществе почтенной вдовы, пусть даже наделенной смелостью. В силу своей профессии мисс Лэттерли видела предостаточно горя и боли. Но сказать так напрямую было бы просто невежливо, да и, кроме того, она нежно любила свою подругу и рада была сделать ей приятное.
– Спасибо. – Эдит искоса взглянула на нее. – Но ты не сочтешь меня непростительно черствой, если я сменю тему?
– Конечно, нет! У тебя что-то на уме?
– Потому я и не пригласила тебя домой, а попросила прийти сюда, – объяснила миссис Собелл. – Ты – единственная, кто меня поймет или даже поможет. Конечно, сейчас я не могу покинуть дом, коль скоро произошло такое страшное событие. Но потом…
– Да?
– Эстер, Освальд умер вот уже два года назад. Детей у меня нет. – Душевная боль, отразившаяся на лице вдовы, сделала его беззащитным и неожиданно молодым. Затем это выражение исчезло, уступив место решимости. – Я скучаю до безумия, – сказала она весьма твердо, незаметно для самой себя прибавляя шаг. Они уже шли по дорожке, ведущей к мостику через декоративный пруд, в направлении Ботанического сада. Маленькая девочка на берегу бросала уткам кусочки хлеба.
– Собственных денег у меня немного, – продолжала Эдит. – Освальд почти ничего не оставил. Во всяком случае, я уже не могла себе позволить вести прежний образ жизни. Только поэтому я до сих пор живу у родителей в Карлайон-хаус.
– Полагаю, ты не собираешься выйти замуж во второй раз?
Миссис Собелл бросила на подругу взгляд, исполненный мрачного юмора.
– Это вряд ли, – просто сказала она. – Рынок невест наводнен девушками куда более молодыми и привлекательными, чем я, да и с хорошим приданым. Мои родители вполне довольны тем, что я живу у них – этакой компаньонкой матери. Они уже выполнили свой долг, подыскав мне одного мужа. Что его убили в Крыму – мое несчастье. Они не обязаны искать мне второго. Кроме того, это была бы весьма трудная и неблагодарная задача. Да и я не собираюсь снова выходить замуж, разве что если проникнусь к кому-либо глубоким чувством.
Рука об руку женщины перешли мостик. Внизу текла холодная мутно-зеленая вода.
– Ты имеешь в виду, по любви? – уточнила мисс Лэттерли.
Эдит рассмеялась:
– Какие у тебя романтические мысли! Никогда не подозревала.
Эстер пропустила эту реплику мимо ушей.
– Слава богу, – сказала она. – А то я уж боялась, что ты попросишь познакомить тебя с кем-нибудь.
– Ну нет! Я полагаю, если ты найдешь достойного человека, то выйдешь за него замуж сама.
– В самом деле? – несколько резко переспросила мисс Лэттерли.
Ее спутница улыбнулась:
– А почему нет? Если он достаточно хорош для меня, то, думаю, и тебе подойдет.
Осознав, что насмешка была вполне безобидной, Эстер смягчилась.
– Если я найду двух таких джентльменов, то дам тебе знать, – благосклонно сообщила она.
– Я в восторге.
– Так в чем все-таки твоя просьба?
Они поднялись на пологий бережок.
– Мне хотелось бы подыскать занятие по душе, которое еще и приносило бы небольшой доход. Надоело зависеть от родителей. Я понимаю, – быстро добавила Эдит, – что полностью обеспечить себя не смогу, но даже небольшой заработок даст мне гораздо больше свободы, чем теперь. Главная причина, конечно, в том, что у меня нет сил больше сидеть дома, плести никому не нужные кружева или рисовать картинки, которые некуда повесить – и слава богу, что некуда! Или, хуже того, вести дурацкие разговоры с мамиными гостями… Я растрачиваю жизнь попусту.
Эстер ответила не сразу. Она прекрасно понимала положение подруги и ее чувства. Когда-то она сама отправилась в Крым, желая помочь солдатам, умирающим в Севастополе от холода, голода, ран и болезней. Домой ее заставило вернуться известие о трагической гибели родителей. Вскоре выяснилось, что денег они ей не оставили, и какое-то время Эстер пользовалась гостеприимством брата и его жены. Но бесконечно это продолжаться не могло. Мисс Лэттерли должна была найти свой собственный путь, а не сидеть на шее у родственников.
Домой она вернулась, горя желанием полностью преобразовать уход за больными в Англии, как это сделала мисс Найтингейл в Крыму. Почти все женщины, служившие с нею, горели этой идеей.
Однако первый и единственный опыт работы Эстер в лечебнице окончился неудачей. Медицинский корпус вовсе не жаждал каких-либо перемен, тем более учиняемых молодой самоуверенной женщиной, да и просто женщиной, наконец. Да о чем говорить, если там вообще не было ни одной женщины, разбирающейся в медицине! Нянечки и сиделки выполняли лишь самые простые обязанности: смотать бинты, принести-унести что-нибудь, вытереть пыль, прибрать палату, разжечь огонь, проследить за дисциплиной среди больных…
– Ну? – прервала Эдит ее размышления. – Уверена, что это не такое уж безнадежное дело!
Она сказала это беззаботно, почти весело, но глаза ее были серьезными и полными надежды и страха.
– Да, разумеется, – рассудительно отозвалась Эстер. – Но и не легкое. Многие женские профессии связаны с постоянным унижением и жесткими правилами. Вряд ли это тебе понравится.
– Но ты же справилась, – заметила миссис Собелл.
– Не до конца, – уточнила мисс Лэттерли. – То, что ты можешь прожить и без работы, не научит тебя придерживать язык.
– Что же делать?
Они стояли на гравийной дорожке среди цветов. Слева в дюжине ярдов от них гонял обруч мальчик, справа гуляли две девочки в белых передниках.
– Я не уверена в успехе, но попробую что-нибудь для тебя подыскать, – пообещала Эстер. Она вгляделась внимательней в бледное лицо и тревожные глаза подруги. – Кое-что можно придумать. У тебя умелые руки, и ты владеешь французским. Да, я это помню. Если найду что-нибудь, дам тебе знать. Скажем, в течение недели. Нет, попозже… Тогда у меня будет более полный ответ.
– В следующую субботу? – предположила Эдит. – Это получится второе мая. Приглашаю тебя на чай.
– Но будет ли это удобно?
– Да, конечно. Мы, разумеется, не устраиваем званых обедов, но друзей принимаем.
– Тогда приду. Спасибо.
Лицо миссис Собелл просветлело. Она порывисто пожала руку Эстер, резко повернулась и, не оглядываясь, заторопилась к выходу из парка.
Наслаждаясь весенним воздухом, Эстер погуляла еще с полчаса, а затем снова вышла на улицу и кликнула кеб. Пора было возвращаться к майору Типлейди и своим обязанностям.
Майор сидел в шезлонге, против которого когда-то весьма упорно протестовал, считая его исключительно дамской мебелью. Примирило его с этим предметом обстановки лишь то, что, сидя в нем, он мог наблюдать из окна за прохожими, не беспокоя при этом свою больную ногу.
– Ну? – спросил он, стоило Эстер войти. – Приятная была прогулка? Как там ваша подружка?
