Ознакомительная версия.
– Не знаю, насколько все выйдет гладко… – проговорил он. – Да и вообще…
Иван Иванович уверил, что все подготовлено наилучшим образом. Надо лишь строго держаться выбранной линии. Да и то сказать, всей затеи на день-два, до Рождества, когда шутка будет раскрыта, ко всеобщему удовольствию и под звон бокалов с шампанским. После чего – нескончаемая череда развлечений на Святки. А развлечений в столице в избытке. Сердце Валета вновь издало радостный возглас. Он прямо-таки вынул счастливый билет в лотерею. Все-таки нельзя уступать слишком легко.
– А если все раскроется раньше времени?
– Это категорически невозможно, – заверил Иван Иванович, поднимая тост за талант дорогого гостя.
Валет окончательно растаял. Он стал с интересом и придирчивостью входить в каждую деталь того, что ему предстояло. Иван Иванович отвечал точно, просто и без колебаний, что показывало большую подготовку и продуманность плана. От него исходили могучие волны уверенности. Валет был окончательно очарован. Когда же ему сообщили, что весь реквизит, который необходим, чтобы розыгрыш удался, останется ему, он совершенно размяк. Да и настойки ложились так нежно, что Валет ощутил себя в волшебной стране, где исполняются мечты. Просто колдовство какое-то, не иначе.
Совершенно созревший и готовый на любую шалость, Валет подмигнул не хуже отъявленного заговорщика и спросил: для чего входить в такие траты и вообще.
– Следует отдать долг одного давнего спора, – ответил Иван Иванович, впрочем, без улыбки. – Долг, как известно, надо отдавать сполна.
Ответ удовлетворил Валета. В свой черед он поднял рюмку.
– Вы придумали замечательную игру, не хуже любой драматической пьесы! Да ее на театре можно будет поставить!
– Непременно поставим, – согласился Иван Иванович, приглашая опустошить рюмку.
– И погодка для этого подходящая! Как кстати! – сказал Валет, указывая на воображаемое окно за спиной.
– Вероятно, это так…
– Ну как же, такое совпадение, разве вы не понимаете: «Буря»! – воскликнул Валет. – Снежный шторм, ветер, и мы, заброшенные на остров волшебника Просперо… «Я эту бурю поднял для тебя, мое дитя, единственная дочь!» [1] – продекламировал он.
– Да-да, конечно, буря…
Валету показалось, что Иван Иванович нахмурился, то ли не понял красивого намека, то ли не придал ему значения. Впрочем, такие пустяки не могут испортить великолепный вечер. Тем более Валет жаждал узнать недостающие подробности.
Иван Иванович вновь стал радушным и очаровательным. Валет еще раз убедился: в предстоящем развлечении нет мельчайшей непродуманной детали. Одно лишь печалило: в роскошном номере доведется ему провести всего лишь ночь. Зато потом, после финала, сможет дать себе волю на все Святки: номер остается за ним.
Валету было понятно все, что от него ждал драгоценный Иван Иванович, и он уже стал придумывать выражения, мимику, подачу и прочее, что требуется в подобных обстоятельствах.
– Иван Иванович, позвольте спросить: а какое участие вы примите в затее? – спросил Валет излишне фамильярно.
– Я буду всегда поблизости, – последовал ответ.
– Чудесно! – воскликнул Валет. – «Забыв все выгоды мирские, я в тишине хотел обогатить мой жадный ум таинственной наукой»!
– В некотором роде.
– Вижу большой ум! – заявил Валет, широким жестом срывая с шеи салфетку. – Счастлив быть вашим другом!
– Благодарю вас, – ответили ему с улыбкой.
– Любопытство – погибель моя… Не могу не спросить: а что же будет с этим вашим… персонажем?
Иван Иванович неторопливо выпил вишневую настойку, промокнул кончики губ и улыбнулся.
– Ему придется умереть…
Валет счел шутку великолепной.
Как все-таки чудесно, что предстоит ему перемешать все времена, пространства и миры, как в волшебной сказке, устроенной самим великим магом Просперо. Обладать могуществом которого грезил он в детских снах. Сразу после того, как добрался до томика Шекспира.
Окно покрыла снеговая подушка до середины. И за ночь подросла. В морозном круге Садовая улица угадывалась решеткой Юсуповского сада и побелевшим столбиком несчастного городового. Прочее растворилось зыбкими контурами. Теплое дыхание осаждалось на стекле и схватывалось тонкой пленкой изморози. Убедившись в тщетности попыток дать больше света, Ванзаров вернулся на диван.
Утро его было не только туманным, но и ленивым. Из подходящих занятий оставалось погрузиться в тома древних авторов, закупленные в неприличном количестве, или дожидаться вечера, чтобы отправиться на обед в какой-нибудь ресторан. Жизнь его за последние месяцы решительно изменилась.
Весной уходящего года Ванзаров подал в отставку. Причиной тому были некоторые события, о которых никто не хотел вспоминать от греха подальше [2]. Со скрипом отставка была принята. Начальство еще взывало к его разуму, суля карьеру и прочие блага, но Ванзаров уперся в самый неподходящий момент, пойдя на поводу у своего упертого же характера. Прошение можно было забрать, можно было вернуться на свое место, ожидая повышения, но он предпочел идти до конца. Начальство сочло такое поведение вызывающим, обиделось и дало отмашку: пусть строптивцу хуже будет. Коллежский секретарь, чиновник для особых поручений сыскной полиции, росчерком пера превратился в чиновника в отставке, хуже того – серого обывателя, и совсем худо – без пенсии. Раз веских причин для отставки не было, то и пенсион не полагался.
Не имея ни копейки накоплений, или домика, или дачки, какие имеет любой нормальный чиновник, уходящий на отдых от трудов выгодных, Ванзаров стал было задумываться, чем зарабатывать на кусок хлеба. Выбор имелся обширный: то ли в цирке участвовать в борцовских турнирах, то ли попроситься назад на родную и оставленную кафедру классической древности Петербургского университета. Впрочем, можно было податься в клерки, приказчики или пописывать в столичную газетенку очерки и репортажи. Выбор казался печально омерзительным. Ничем из открытых возможностей Ванзаров не хотел пользоваться. Душа его так прикипела к сыску и розыску, что отрывалась от них с кровью. По счастью, маялся он недолго.
Не прошло недели, то есть ровно столько, чтобы проесть последнее жалованье, как к нему обратился столичный купец. Ванзарова рекомендовали как специалиста исключительных способностей, могущего решить любую неприятную, а тем более щекотливую ситуацию. Отказаться от подобной чести он не смог. И раскрыл купцу, каким образом из его дома пропадают ценные вещи и, что совсем неприятно, акции на предъявителя. Результат был получен столь стремительно, а виновник оказался столь близким купцу лицом, что это произвело неизгладимое впечатление. Ванзаров был вознагражден щедрым гонораром, оплачивавшим, в частности, полное молчанье о происшедшем. Когда он осознал, что заработал за два дня элементарных розысков больше годового жалованья в полиции, то впервые не пожалел об отставке. И поверил, что не умрет с голоду и не придется ему корпеть в конторе. Столица – неисчерпаемый кладезь проблем, с которыми не всегда пойдешь в полицию.
Так и случилось. Не успел Ванзаров отвести душу в книжных магазинах, закупая стопками тома, на которые раньше только облизывался, как к нему обратился фабрикант по протекции того купца. Проблемка была излишне деликатного свойства, так что о ней фабрикант предпочитал говорить шепотом. Действительно, кто обрадуется шантажу любовницы. И этому горю Ванзаров помог. А дальше все пошло по накатанной дорожке. Вскоре он понял, что не по собственной воле, а по выбору судьбы стал нечто вроде частного сыщика, хоть такие отродясь в нашем Отечестве не водились. Правда, сыщик без вывески и рекламы. Да это было и не нужно. Каждый счастливый клиент приводил следующего, а то и двух. За месяц Ванзаров раскрывал два-три дела, но этого хватало с избытком.
Он уже не знал, куда девать деньги. Потребность в чистых сорочках, которые привык менять каждый день, быстро насытилась, книги не помещались на полки, маменьке было подарено роскошное меховое манто, увидев которое, она разрыдалась. А брат Борис, служивший в Министерстве иностранных дел, получил перстень с камешком, от которого потерял дар речи. Ванзаров счел брильянт достаточной компенсацией за все приятное, что доставил брату, а также с авансом на будущее, на всякий случай.
И все равно деньги не кончались. Конечно, решить эту проблему одним махом можно было, женившись. Жене денег не хватило бы ни на что. Но пойти на столь рискованный шаг ему как-то не хотелось. Ванзаров терпеливо сносил стоны матушки и отбивал все ее попытки подобрать ему чудесную партию.
Не то чтобы он дорожил холостой жизнью или свободой или желал найти невероятную любовь. В тайных глубинах души, и никому более, он признавался, что слишком ценит женскую красоту вообще, чтобы отдать себя целиком одной ее представительнице. Попросту говоря, Ванзаров был влюбчив до безобразия. Бурно влюбляясь, по прошествии времени он безнадежно остывал и, не в силах врать, огорчал очередную любовь свою окончательным расставанием. Зная за собой подобную слабость, он боролся с ней как мог, но слабость упорно побеждала. Положить ее на лопатки борцовским броском не было никакой возможности. Приходилось ходить холостым. Очередной бурный роман растаял как раз на пороге декабря. Так что сердце и мысли его были совершенно свободны.
Ознакомительная версия.
