Омар молча стоял перед девочкой и пристально смотрел на нее, пытаясь увидеть ее глаза. Паренек заметил, что она дрожит, и, растрогавшись, погладил ее по блестящим гладким черным волосам.
— Зачем ты это делаешь? — спросил он, не надеясь на ответ.
Халима прерывисто дышала и всхлипывала. Омар хотел взять девочку за руки, но ему помешал узкий проем окна, и, прежде чем он успел что-то сделать, она сказала:
— Будь здоров! — Спрыгнув с выступа, Халима исчезла в темноте.
Омар и не подозревал, что свидетелем ночного визита стала Клэр, жена профессора. Испуганная непонятным шумом, она проснулась и, спрятавшись за занавеской, наблюдала эту сцену.
Омар так и не смог больше заснуть той ночью. Он не знал, что его так взволновало: красота девочки или ее предостережение: «Иди туда, где тебя никто не знает, а еще лучше — возвращайся домой!» Эти слова, сказанные нежным голосом, снова и снова звенели у него в голове, как звук латунного колокольчика, которыми украшают верблюдов. У Омара перед глазами стояло ее лицо, он чувствовал ее близость. От переизбытка чувств и путаницы в мыслях он дал волю слезам.
Каждый день Омару нужно было накрывать стол скатертью (это входило в его обязанности), а когда хозяева садились за стол, он приносил им чай. В то утро Клэр ждала, когда Омар войдет в салон, чтобы начать следующий разговор:
— Кристофер?
— Да, моя дорогая.
— Ты сегодня ночью слышал, как кто-то стучался в окно?
— Нет, Клэр, тебе, наверное, просто приснилось что-то дурное.
— Нет, я слышала это совершенно четко, а когда подошла к окну, то в саду увидела какую-то тень.
— Ты точно ошибаешься, любимая. У меня очень чуткий сон, но я ничего не слышал.
Повернувшись к Омару, она спросила:
— Омар, ты заметил что-нибудь сегодня ночью?
Мальчик почувствовал, как ему в голову ударила кровь, но взял себя в руки и спокойно ответил:
— Нет, мадам, я ничего не заметил. — Потом он вышел в кухню. Он слышал, как хозяева тихо говорили друг с другом, но звон посуды Нунды не позволял разобрать ни слова.
— Кристофер! — снова начала Клэр.
— Да, моя дорогая.
— Омар обманул нас, он такой же врун, как и все египтяне.
— Почему ты так говоришь?
— У Омара сегодня ночью были гости. Какая-то дама.
— Ты уверена?
— Абсолютно уверена. Я ее видела собственными глазами.
Профессор Шелли изумленно посмотрел на жену.
— Сегодня ночью? Бог мой, мальчик как раз достиг того возраста, когда…
— Он врет!
— Может быть, Клэр, но поставь себя на его место. Ты бы призналась, сказала бы: «Да, сегодня ночью в моей постели была женщина»? — И он громко рассмеялся.
После этого наступила долгая пауза.
Наконец Клэр снова заговорила:
— Ты уверен, что Омар с нами честен? И вообще, кто может гарантировать, что он не волк в овечьей шкуре? Мальчика ведь никто не знал, кроме того микассаха. Или я что-то неправильно понимаю? — Чтобы придать вес своим словам, Клэр постучала ногтем по столешнице.
Шелли взял жену за руку.
— Дорогая, для шпиона Омар не слишком хитер. Мне кажется, если бы кто-то и решился подослать ко мне соглядатая, то наверняка это был бы какой-нибудь матерый лис, а не такой наивный и милый мальчик, как Омар.
— Это маскировка, — разумно заметила Клэр.
— Маскировка? Тогда и похищение Омара было частью прикрытия. А ведь пареньку едва не проломили череп, а потом бросили в болото, где его чуть не сожрали черви. И все это маскировка?! Я понимаю твою озабоченность, Клэр, но в данном случае ты зашла слишком далеко!
Визит Халимы поверг Омара в беспокойное состояние, он воспринимал ее слова серьезно, но не они вывели его из душевного равновесия, а сама встреча с ней. От нее исходило нечто магическое, оно манило его и заставляло забыть о любой опасности. Нет, он не хотел возвращаться туда, откуда пришел. На что ему жить? Неужели ему снова придется стать погонщиком верблюдов в Гизе?
Омар попросил профессора, чтобы тот позволил ему сопровождать его во время поездок в Долину царей, ведь он мог быть полезен для картографических работ. Шелли не был против и, недолго думая, согласился. Он не подозревал, что за этим желанием мальчика скрывалась надежда на встречу с Халимой, которая жила на том берегу Нила.
Омар во многом помогал профессору: он измерял расстояние, расставлял опознавательные знаки на местах, отмеченных профессором на карте, таскал на себе чертежные принадлежности и растрепанный зонт от солнца, который полагалось втыкать в землю сразу же, как только они оказывались на новом месте. По дороге в Долину царей Омар каждое утро шел через эль-Курну и озирался по сторонам в поисках Халимы. И каждое утро ему открывалась одна и та же картина: одетые в черное женщины (молодые — с открытыми лицами, старые — в парандже) несли поклажу на голове, у некоторых глиняные кувшины с водой были на плечах, а немытые дети держались за их подолы. Собаки лаяли на кур, рывшихся в песчаной почве. Кроме нескольких стариков, безучастно сидевших на песке, мужчин не было видно.
«Спроси Юсуфа! Моего отца знает каждый!» — сказала Омару Халима тогда на вокзале. И однажды, когда к профессору приехали гости из Лондона, Омару представилась возможность отправиться в эль-Курну одному. Паромщик, к которому он обратился за помощью, знал Юсуфа и рассказал, как пройти к его дому. Он находился как раз возле точильщика Хазиза и был приметен большими каменными колесами у входа.
Перед домом горел факел, внутри слышались стенания и монотонная молитва. Омар не решался постучать в дверь, но тут какая-то старая женщина с непокрытой головой вышла из дома, ударила себя руками в грудь и, прошептав молитву, убежала прочь, словно за ней гнались фурии. В открытую дверь Омару было видно какое-то собрание людей, наверное, человек сорок мужчин и женщин, которые, молясь, двигались, словно в трансе, подобно стеблям камыша, которые колышет ветер.
Его прихода никто не заметил, и Омар как ни в чем не бывало присоединился к ним и начал тоже говорить «La illah il’allah…» Богомольцы стояли вокруг кровати, на которой лежал пожилой лысый мужчина. Его глаза были наполовину закрыты, широко открытым ртом он жадно хватал воздух. Омар сразу его узнал, это был мужчина из поезда, его звали Юсуф. Сбоку от него ползала на коленях Халима. Длинный черный платок покрывал ее волосы. В какой-то момент она остановилась, взяла правую руку отца и, не переставая молиться, приложила к своему лбу. На лице мужчины блестели капельки пота. Халима вытирала их платком, и тут ее взгляд упал на Омара. Ее лицо было бледным, глаза запали. Омар кивнул, но Халима никак не отреагировала, она смотрела на мальчика так, словно его там вовсе не было. Как долго он ждал этой встречи и хотел рассказать об этом девочке! Но теперь, оказавшись в столь ужасной ситуации, она не отвечала даже взглядом. Халима снова повернулась к отцу.
Уже смеркалось, когда Омар вышел из дома. Он не знал, переживет ли этот день тяжело больной Юсуф. Теперь и у других домов горели факелы. Они стояли в кувшинах или просто были воткнуты в песок. Не было видно ни одного человека. Омар быстрым шагом преодолел путь к причалу. Паромщик не сказал ни слова, да и самому пареньку сейчас было не до разговоров.
Утром следующего дня новость распространилась по городу, как лесной пожар: холера! Предположительно эпидемия распространялась от дельты вверх по Нилу. Начальник вокзала в Луксоре запретил выходить пассажирам, которые прибыли с севера. Поезда должны были проезжать станцию, не открывая вагонов. Но ни эти мероприятия, ни запрет выходить из своих домов не помешали холере проникнуть в Луксор.
Люди, с виду здоровые, падали на улице подобно скошенному тростнику и умирали через несколько часов с широко раскрытыми глазами и ртами. Обмотанные платками сотрудники красного полумесяца катили по городу тачки с высокими колесами, заваленные трупами, потому что не было достаточно гробов. Иногда полиция забирала покойников из домов силой, потому что вопреки предписаниям властей родственники хотели сами устроить похороны с торжественным прощанием. Повсюду поднимались облака дыма, потому что каждую комнату, в которой находился покойник, по строгому приказу полагалось окуривать. Отвратительный смрад карболки и серы окутал весь город. Перед «Винтер Пэлэс» патрулировали тяжеловооруженные охранники и никого не пускали внутрь отеля.
Когда над Луксором опускалась ночь, у всех домов, жителей которых поразила холера, горели факелы. Это было своего рода предупреждение, чтобы люди избегали ходить туда. Ночью начинали работу и похоронные команды, их тачки грохотали колесами по опустевшим улицам. Это было время крыс. Они сотнями выныривали из каналов, самые толстые — размером с кошку. Они облюбовали сточные канавы. Их не отпугивала даже сухая известь, которую засыпали туда для дезинфекции. Где околевал один из самых больших грызунов, туда слетались полчища соплеменников, чтобы разодрать его труп. Ни удары палками, ни громкие крики не могли разогнать краснохвостых грызунов.
