Как ни странно, Микис, похоже, слышал, кто такой Буркхардт.
– Да, – снова заговорила она, – это он, французский специалист по иконам. Он сейчас в Риме, и насколько я понимаю, тоже охотится за иконой. Не думаю, чтобы нападение на священника было делом его рук, но он вышел из церкви, после чего отправился на вокзал и оставил в камере хранения сумку. Вокзал Остиенсе. Ячейка С37… Естественно, нет, – сказала Мэри после паузы. – Можешь позвонить к нему в галерею и поинтересоваться, где он сейчас находится. Это даже тебе под силу. Но я не могу украсть картину, если ее уже украли. Нам придется встретиться позже. Я не понимаю, чего еще ты от меня ждешь.
«Должно сработать, – подумала она. – Не может же он ждать от меня чуда».
Переговорив с Микисом, она вернулась в свою гостиницу. Войдя со двора, она уже через десять минут появилась в гостиничном ресторане.
– Спала прекрасно, – сказала она официанту, который принес ей завтрак. – Вероятно, так влияет замечательный римский воздух. Я планирую сходить сегодня в художественную галерею. Какую вы посоветуете?
После обеда Альберто умчался к себе в карабинерию. «Я бы с удовольствием помог тебе, но уже конец месяца – у меня столько бумажной работы! Ты не сможешь обойтись без меня до завтра?» – сказал он, глядя на Флавию умоляющим взглядом.
Она великодушно отпустила его и отправилась опрашивать жителей домов, расположенных вблизи монастыря. Предварительно она позвонила в офис и попросила передать Джулии, чтобы та присоединялась к ней, когда вернется с обеда.
Утомительное это занятие – ходить по домам и стучаться во все двери, задавать одни и те же вопросы и получать одни и те же ответы – но дело есть дело. Подоспевшей Джулии Флавия поручила обойти дома на другом конце улицы. Так они методично обходили квартиру за квартирой, этаж за этажом, опрашивая жильцов, до тех пор, пока не встретились на середине улицы.
– Вы видели или слышали что-нибудь сегодня около пяти утра? – раз за разом спрашивала Флавия.
– Конечно же, нет. Я спал.
– Нет, у меня спальня выходит на другую сторону.
– Простите. Говорите громче. Я немного глуховата.
– Я слышал только, как грохотали мусороуборочные машины. Они делают это нарочно, специально шумят, мешая спать добропорядочным людям. Вы знаете…
– Я не страдаю любопытством.
– Уходите, мне некогда – у меня ребенок свалился на пол.
И так далее, и тому подобное. Целая улица людей, но необходимого сочетания бессонницы, любопытства, хорошего слуха и спальни с окнами на монастырь Флавия так и не нашла.
– Черт, столько времени потратили впустую. У меня уже ноги отваливаются, – сказала Флавия, ввалившись вечером в квартиру. Несмотря на усталость, она гордилась, что пришла вовремя и сможет посвятить Джонатану целый вечер. Она сняла туфли и пошевелила пальцами, демонстрируя приятелю свои измученные ноги. Ему они показались прекрасными.
– В таком случае тебе нужна работа за письменным столом.
– Нет, мне нужен стаканчик джина. Тебе что-нибудь известно об иконах?
Аргайл помедлил с ответом, откупоривая бутылку.
– Ничего.
– Ну хоть что-то ты должен знать.
– Нет. Ничего. Ноль. Зеро. Это совершенно отдельное направление в живописи. К своему стыду должен признаться, что для меня все они одинаковы, я даже не смогу отличить современную икону от старой.
– Ты никогда их не продавал?
– Нет. По-моему, не очень хорошо делать деньги на том, в чем не разбираешься. К тому же в последние годы на них было трудно заработать. Сейчас, правда, ситуация исправляется. Бывший Советский Союз обчистили до нитки, и цены снова поползли вверх.
– Объясни подробнее.
– В последние годы сбыть икону стало практически невозможно. Когда упал «железный занавес», в считанные месяцы из России вывезли все мало-мальски ценные иконы – все до единой. Рынок оказался перенасыщен, дилеров завалили иконами по колено. При том что многие иконы были удивительно хороши – десять лет назад за ними гонялись бы музеи.
– Так за сколько сейчас можно продать икону?
– Смотря какую.
– Ты назови мне максимум, самую высокую цену, за которую в принципе можно продать икону.
– Самое большее из того, что я слышал, – четверть миллиона долларов.
– Понятно. А «Мадонну» из монастыря можно отнести к категории таких икон?
– Не знаю. Сомневаюсь. Она слишком печальная.
– Печальная?
– Ну… заброшенная, нелюбимая. Коллекционеры за такими не охотятся. Я, кстати, поставил ей свечку.
Флавия широко зевнула. У Джонатана был весьма своеобразный взгляд на вещи. Тем не менее она очень ценила его мнение, когда дело касалось картин. Здесь интуиция его никогда не подводила. Если бы она еще помогала ему разбираться в людях…
– Свечку, – сонным голосом сказала она. – Зачем?
– Мне показалось, что так будет правильно. Она поблагодарила меня.
– В каком смысле?
– Ну, не картина, конечно, а уборщица. Но я думаю, что это Мадонна вложила благодарность в ее уста.
– Понятно. А почему она показалась тебе заброшенной?
– Она расположена на видном месте – наверное, предполагалось, что к ней будет приходить много народу. Перед ней стоял столик на несколько сотен свечей, и в нем не горело ни одной свечки. Возле нее не было ни одного человека.
– Ты не мог бы оказать мне услугу: выяснить об этой иконе что-нибудь конкретное?
– А ты слышала связанную с ней легенду?
– Про ангела, который принес ее?
– Да.
– Слышала. Ты, конечно, можешь считать меня жестокосердной, но я отношусь к подобным историям довольно скептически. И потом: когда эти ангелы принесли ее?
– Это был один ангел, – поправил Джонатан. – Только один.
– Мои извинения.
– Хорошо, если хочешь, я могу сходить туда и попытаться разузнать о ней. А если ничего не найду, поговорю с нашим преподавателем православной и исламистской живописи.
– Он разбирается в иконах?
– У него написано много работ на эту тему. Как у тебя прошел день?
Флавия безнадежно махнула рукой и снова зевнула.
– Не спрашивай. Сплошное разочарование. Я добыла адрес гостиницы, в которой остановился Буркхардт, но там его нет. О, проклятие!
– В чем дело?
– Только сейчас пришло в голову. Мне сказали, что утром грохотали мусороуборочные машины.
– И что из того?
– Водители могли что-то видеть. Завтра утром я попытаюсь найти водителей, которые обслуживали вчера эту улицу. Думаю, они начинают очень рано.
– Тогда тебе тоже надо лечь пораньше.
Флавия не ответила. Она уже была на пути в спальню и так сладко зевала, что не услышала его слов. Их беседа продлилась ровно десять минут. Не так много для целого вечера.
База представляла собой огромную унылую стоянку для грузовиков на окраине Рима. Каждое утро с рассветом там собирались несколько сотен мужчин. Их старания сделать город относительно чистым были заранее обречены на провал, но они все равно каждый день отбывали со стоянки в клубах выхлопных газов и возвращались пыльные, пропитанные запахом гниющих овощей, стеная от тяжести использованных упаковок, пластиковых пакетов, картофельных очисток и старых газет. Сбросив свой «ароматный» груз, они несколько часов восстанавливали силы, а потом ехали за новой партией мусора. Эту работу они выполняли еще до правления Августа и будут выполнять до второго пришествия. А может, еще дольше.
Стоянка тускло освещалась прожекторами. Присмотревшись, Флавия увидела сотни грузовиков; они напоминали танки, готовые ринуться в бой. Так же как солдаты, водители грузовиков болтали, курили и потягивали пиво, морально готовясь к битве с хаосом. Она вытащила из толпы человека, который показался ей начальником, и задала ему свой вопрос.
Мужчина попался неразговорчивый. Заглянув в ее удостоверение, он махнул на замызганный бар на другой стороне улицы. Заведение, вероятно, существовало за счет этой базы, поскольку других посетителей здесь не могло быть в принципе. В этом баре водители подкреплялись, собираясь на выезд, и выпивали по возвращении на базу.
Флавия зашла в бар, оглядела толпу водителей в синих комбинезонах и обратилась к первому попавшемуся:
– Третья улица Авентино.
Кивком головы ей указали на нужного человека. Какие тут все неразговорчивые. Хотя кому охота разговаривать в такую рань?
В конце концов она подошла к невысокому худому человеку, который, судя по виду, мог надорваться от обычного пакета с продуктами, а не то что от огромных контейнеров для мусора.
– Третья улица Авентино, – снова сказала она. Он не сказал «нет», и она продолжила:
– Это вы вчера забирали мусор на виа Сан-Джованни?
Он подозрительно посмотрел на нее: уж не поступило ли на него жалобы за то, что забирает не весь мусор или слишком шумит по утрам?
