Грей улыбнулся, вспомнив свою недавнюю оценку аппетита фон Намцена. Приняв миндальное печенье из вежливости, а не от голода, он с симпатией наблюдал, как Стефан поедает печенье с мармеладом.
Однако, в симпатии ощущался привкус сомнения. Здесь, в ночи, с полном уединении между ними возникло глубокое чувство близости. Но что это за близость…?
Рука сама потянулась за печеньем и фон Намцен слегка пожал ее пальцами, прежде чем передать ложку для мармелада. Дрожь пробежала вверх по руке Грея и распространилась на спину, поднимая волоски на своем пути.
«Нет, — подумал он, цепляясь за логику и приличия, — я не могу». Это было бы неправильно. Неправильно рисковать своей дружбой со Стефаном ради утоления физической потребности. Но все же, не было ли еще чего-нибудь? Не только немедленного желания, но и подлой мыслишки изгнать из своего сердца, или, по крайней мере, задвинуть в его дальний уголок Джейми Фрейзера? Будет гораздо легче встретиться и спокойно разговаривать с Фрейзером, когда чувство физического желания будет приглушено, если не уйдет полностью.
Но… он посмотрел в доброе и печальное лицо Стефана, и понял, что не сможет.
— Я должен идти, — сказал он резко и встал, стряхивая крошки с рубашки. — Уже поздно.
— Вы уходите? — Стефан удивился, но тоже поднялся.
— Да. Стефан, я так рад был встретить вас сегодня, — сказал он импульсивно и протянул руку.
Стефан взял ее, но вместо того, чтобы пожать, дернул к себе, Грей почувствовал вкус апельсинового мармелада на губах.
* * *
— О чем ты думаешь? — спросил он наконец, не уверенный, хочет ли услышать ответ. Но ему было необходимо, чтобы Стефан заговорил.
К его облегчению Стефан улыбнулся, не открывая глаз, его теплые пальцы скользнули вниз по плечу Грея, по руке и сомкнулись на запястье.
— Думаю, чем я рискую, если умру до дня святой Екатерины?
— Почему? И когда этот день?
— Через три недели. Тогда отец Геринг вернется из Зальцбурга.
— О, да?
Стефан отпустил его запястье и открыл глаза.
— Если я вернусь в Ганновер и признаюсь во всем отцу Мартину, мне, вероятно, придется ежедневно слушать мессу в течение целого года или отправиться в паломничество в Трир. Отец Геринг не так… консервативен.
— Понимаю. А если ты умрешь до исповеди…
— Попаду в ад, конечно, — как ни в чем не бывало сказал Стефан. — Но я думаю, рискнуть стоит. До Трира очень далеко. — Он кашлянул и прочистил горло. — То, что ты сделал. Для меня… — он не ответил на взгляд Грея и красные пятна расползлись по широким скулам.
— Я сделал для тебя множество разных вещей, Стефан. — Грей изо всех сил старался сдержать улыбку, но без особого успеха. — Что именно? Это? — Он наклонился вперед на локте и легко коснулся губами рта фон Намцена.
Стефан часто целовал мужчин, в этом сказывался его буйный немецкий темперамент. Но он не целовал их таким образом. Грей чувствовал, как мышцы широких плеч напрягаются под его ладонью, как потом могучее тело медленно расслабляется и тает, как губы Стефана мягко уступают ему…
— Лучше твоего столетнего коньяка, — прошептал Грей.
Стефан глубоко вздохнул.
— Я хочу доставить тебе удовольствие, — сказал он просто, впервые встретившись глазами с Греем. — Что бы ты хотел?
Грей потерял дар речи. Не столько из-за самих слов, сколько из-за вихря образов, вызванных ими в его воображении. Что именно он бы хотел?
— Всего, — сказал он хрипло, — всего, что угодно. Видеть тебя и прикасаться к тебе уже доставляет мне удовольствие.
Губы Стефана вытянулись в трубочку.
— Ты всегда можешь смотреть, — заверил он Грея. — А ты позволишь мне прикоснуться к тебе?
Грей кивнул:
— О, да.
— Хорошо. Тогда я хочу знать, как лучше. — Он протянул руку и коснулся наполовину возбужденной плоти Грея, задумчиво глядя на нее.
— Как? — прохрипел Грей. Внезапно вся кровь отлила у него от головы.
— Должен ли я взять это в рот? Я не уверен, что смогу сделать это правильно. Я вижу, мне не хватает некоторых навыков. Или ты не совсем готов, может быть?
Грей открыл было рот, чтобы заметить, что его состояние может быстро измениться, но Стефан продолжал, осторожно сжимая его:
— Или я могу взять вас. Я готов и уверен, что смогу сделать это, это так же, как с женщиной.
— Да, уверен, что можешь, — слабо произнес Грей.
— Но я боюсь причинить тебе боль, — Стефан отпустил Грея и ухватился за собственную плоть, хмурясь и сравнивая — Когда ты это делал со мной, сначала было больно… но потом мне очень понравилось, — торопливо заверил он Грея. — Но, прежде всего… я несколько великоват.
Рот Грея пересох и он говорил с усилием.
— Несколько… что? — выдавил он. Он прямо глядел на плоть Стефана. Она притягивала его взгляд, как магнит железо.
Это может оказаться больно. Очень. По крайней мере… сначала… Он громко сглотнул.
— Если… я имею ввиду… если ты…
— Я сделаю это очень осторожно, — Стефан вдруг улыбнулся так ясно, словно солнце вышло из-за облаков, и потянулся за большой подушкой, которую они использовали ранее. Он бросил ее и похлопал ладонью. — Иди сюда. А я возьму масло.
Он взял Стефана сзади, чтобы меньше смущать его, и потому, что хотел видеть его широкую спину, мощную талию и ягодичные мышцы, когда полностью входил в него. Он почувствовал, как его проход сжимается от этой картины.
— Нет, не так. — Он бросил подушку к спинке кровати и уселся на нее, надежно упершись плечами. — Ты сказал, что я могу смотреть. — Кроме того, эта позиция давала ему некоторый контроль, по меньшей мере шанс избежать серьезных травм, если энтузиазм Стефана заставит его забыть об осторожности.
«Я сошел с ума?» — спросил он себя, вытирая вспотевшие ладони о покрывало. Он не делал этого, ему это даже не нравилось… Боже, что он делает, как будет чувствовать себя всю следующую неделю…
— О, Боже!
Удивленный Стефан замер с блюдечком апельсинового масла в руках.
— Я еще даже не начал. Ты в порядке? — Он слегка нахмурился. — Ты никогда не делал этого раньше?
— Да… да… я в порядке. Просто… я жду.
Стефан наклонился вперед и мягко поцеловал его. Он сразу все понял. Потом он немного отстранился, окинул взглядом тело Грея, который заметно дрожал, несмотря на усилия сдержаться, легко улыбнулся и покачал головой. Он тихо щелкнул языком и провел рукой по волосам Грея, раз, два, оглаживая его. Успокаивая его.
У Стефана действительно не было достаточного опыта и умения. Но Грей забыл, что Стефан был великолепным всадником, а так же заводчиком и тренером собак и лошадей. Ему не нужны были слова, чтобы понять, что чувствует животное или человек. И он действительно понимал, что значит быть осторожным.
На следующий день
Джейми Фрейзер словно задыхался в петле. Он ни разу не подумал о своем дыхании с тех пор, как солдаты увезли его из Хелуотера, но сейчас он едва мог вспомнить, как должны работать легкие. Ему пришлось сделать сознательное усилие, чтобы перевести дух, и он начал считать:
— Раз, два — вдох, раз, два — выдох.
Почему он это делал? Внезапно в памяти вспыхнул образ Клэр, стоящей на коленях около маленького мальчика — это был Робби? — да, Робби Макнаб упал с сеновала в Лаллиброхе.
Она спокойно говорила с ребенком, держа одну руку на его животе, а другой быстро проверяя его конечности в поисках перелома. «Расслабься, и твое дыхание вернется. Вот видишь? Дыши медленно, вдохни, сколько можешь… Да, правильно… раз, два — вдох, раз, два — выдох…». Он поймал ритм ее слов и через несколько шагов ему стало легче дышать, хотя затылок был влажным от пота, а гусиная кожа все еще покрывала плечи. Что с ним случилось?
Его позвал герцог, он вошел в гостиную и очутился лицом к лицу с полковником Карьером, выглядевшим точно так же, как в последний свой день в должности начальника тюрьмы Ардсмуир. После чего он развернулся на каблуках и вышел через парадную дверь в парк, чувствуя, как колотится его сердце, и как жар то приливает, то стекает с его лица.
Он вытер потные ладони о штаны и почувствовал почти незаметную шероховатость штопки. Кто-то забрал ночью его одежду, выстирал и починил ее.
Он не боялся Карьера, ни сейчас ни раньше. Но он взглянул на него и почувствовал, как сжимается желудок и красные пятна расплываются перед глазами, он знал, что ему нужно выти немедленно, иначе он опять измерит своим ростом длину ковра у ног Карьера.
То тут то там начали попадаться деревья, он выбрал одно и сел на траву, прислонившись спиной к стволу. Его руки все еще дрожали, и он чувствовал себя лучше, с чем-то прочным за спиной. Он не смог удержаться, и начал потирать запястья, сначала одно, потом другое, словно хотел убедиться, что оковы исчезли.
