— Рано или поздно нас схватят, — сказал он.
— Самое разумное, если Копыто расскажет сейчас, что произошло с ним сегодня ночью, — предложил Альфонс.
— Послушаем, послушаем! — радостно воскликнул Хопкинс, словно готовясь выслушать забавный анекдот на веселой пирушке.
Отбросив несколько несущественных деталей, я подробно рассказал им о своем ночном приключении.
— Опишите подробнее внешность этой женщины.
Я постарался как можно лучше описать внешность «графини».
— А откуда известно, что… генерал Рубан должен быть смещен? — побледнев, спросил капитан.
— В газетах об этом пишут, как о чем-то решенном…
— Это значит, что много людей погибнет… погибнет напрасно… Маркиз де Сюрен — храбрый солдат… Но только солдат… Враги генерала Рубана сделают все, чтобы использовать в своих целях историю с исчезнувшей экспедицией и алмазными копями, — объяснил Ламетр.
— Со дня на день начнут отправлять войска. Видно по приготовлениям, — сказал Альфонс.
— Против ни в чем не повинного народа фонги.
— А если правда выяснится до того, как раздастся первый выстрел? — спросил я.
— Тогда… большая беда минует этот край. Наступило недолгое молчание. Полоски тени от слабого огонька лампады плясали на саркофаге… В полутьме очертания огромного распятия делали еще более пугающей глубину склепа, в котором каждое слово отдавалось эхом, будто многократно передаваясь из уст в уста.
— Обдумайте все, господин капитан, и командуйте нами, — сказал Альфонс.
— А мы свято исполним любой ваш приказ, — добавил я.
— Ура! — примкнул к нам Хопкинс. Ламетр взволнованно обвел нас взглядом.
— Спасибо, ребята… Бог даст, вы не напрасно с таким мужеством встали на защиту правого дела.
Мы обменялись с ним рукопожатиями.
— А теперь, — сказал я, — в первую очередь необходимо выяснить, кто эта женщина — наш самый опасный противник.
— Для меня это не тайна, — заметил Ламетр.
— Кто же она?
— Моя жена, — ответил капитан.
Мы долго стояли неподвижно — совершенно ошеломленные.
— Женщина, у которой вы были этой ночью, — обратился ко мне капитан, — действительно графиня Ларошель. Это фамилия ее первого мужа. Позже она развелась с графом и вышла замуж за капитана Мандера. Когда однажды мне пришлось долго стоять на Мадагаскаре, она бежала со мной на моем судне. В Париже она стала моей женой. Через несколько месяцев, однако, я получил анонимное письмо с такими сведениями… которые… одним словом, несмотря на анонимность письма все, что в нем было сказано, подтверждалось убедительными доказательствами… И… я оставил эту женщину… Она вновь приняла имя мадам Мандер, потому что, как выяснилось, с ним она вовсе не была разведена… Позже я еще несколько раз видел ее. Она постоянно появлялась в обществе ван дер Руфуса. Это богатый, добродушный голландский банкир, много жертвующий на благотворительные цели… Единственный из моих прежних знакомых, посетивший меня в тюрьме и спросивший, не нуждаюсь ли я в чем — либо. С нею, правда, и у него отношения испортились… Говорят, тоже из-за анонимного письма…
Несмотря на предшествующие события, я был здорово удивлен услышанным.
— И никому не пришло в голову, — поинтересовался Чурбан, — дать этой дамочке при случае хорошую затрещину?
— Пора поговорить о деле, — прервал Альфонс нашу романтическую беседу. — На мой взгляд, мы должны постараться попасть в Сенегал раньше, чем карательная экспедиция. Большую часть пути мы проделаем вместе с войсками, а потом сбежим…
— Но нам необходим путевой журнал экспедиции, который капитан Мандер отослал командованию, — задумчиво проговорил Ламетр.
— Мы его добудем, — сказал Альфонс. Чурбан Хопкинс потер подбородок. Капитан угрюмо махнул рукой.
— Он хранится в сейфе генерала Рубана.
— Ради справедливости дела можно вскрыть и сейф.
— Сейф командующего?…
— Господин капитан! — сказал Альфонс. — Вы будете руководить сенегальской частью операции, а подготовку к ней здесь предоставьте нам.
Ламетр вздохнул.
— Уже несколько раз я в конце концов убеждался, что вы были правы. Не стану спорить…
Мы вернулись в казарму…
На следующее утро мы получили суточные увольнительные. Это могло означать одно: часть будет брошена в бой. Двойные порции сигарет и рома. Вдвое меньше муштры.
И жуткая сумятица!
Одним словом, в воздухе пахло отправкой!
Увольнительная на целые сутки — отличная штука. Тем более для меня, по мнению Потриена несколько лениво относящегося к солдатской службе. Когда я выходил через караулку, где сержант лично проверял внешний вид получивших увольнительную, он оглядел меня с ног до головы.
— А-а-а… др!!!
Означать должно «A droite».
Я сделал поворот направо.
— А-а-а… ш! — рявкнул сержант. («A gauche») Окажись на моем мундире хоть одна морщинка, он отослал бы меня обратно. Однако придраться было не к чему, и он только еще раз смерил меня взглядом.
— Могу вас поздравить, рядовой, мы вместе отправляемся на войну, не так ли? Я придаю большое значение порядку в маршевой колонне, а что, по-вашему, скажет мне полковник, если он будет присутствовать при отправке и увидит, как вы маршируете?
— Он скажет: «Дорогой Потриен…»
— Не рассуждать! Марш! Марш!… Заткнись, свинья! — заорал он. — Заткнись, иначе я тебя!…
Я отправился в свой любимый кабачок в порту — в «Четыре веселых мародера».
Я пил там уже наверное десятый коньяк, когда какой-то шофер тронул меня за плечо:
— Вас ждут на улице, мсье. Хотели бы поговорить с вами. Я вышел. Графиня Ларошель, высунувшись из машины, весело улыбалась мне.
— Сердитесь на меня? — спросила она.
— Г… графиня… — пролепетал я.
— Поедете со мной?
Я, естественно, тут же сел в машину. Внутри все было пропитано, словно густым туманом, запахом жасмина.
— «Пале де Дане»! — сказала она шоферу.
— Но, графиня… это такое аристократическое заведение, а я…
— Пожалуйста… разрешите мне считать вас, отправляющегося на войну легионера, своим гостем…
Устраивать проводы отправляющимся в бой солдатам — в городе старинная традиция. Через несколько минут машина остановилась перед рестораном, и мы с графиней вошли внутрь.
Я — человек не тщеславный, вы можете судить об этом по прочитанному, но должен признаться: появиться в этом шикарном ресторане да еще с такой красавицей мне было приятно.
Только бы не поскользнуться в кованых башмаках на этом гладком, как лед, паркете! Так и есть! Чтобы не упасть, я схватился за подвернувшегося под руку официанта, и несколько чашечек кофе опрокинулись на колени сидевшего за столиком небольшого общества…
Какая — то дама в шелковом платье вскочила с визгом, а я с присущей мне воспитанностью извинился:
— Прошу прощения… но этот глупый официант… — я начал было ладонью вытирать платье дамы, но она завизжала еще громче. Из затруднительного положения меня выручил седой мужчина с очень симпатичным лицом.
— Дамы и господа! Среди нас отправляющийся в бой легионер. Пожелаем ему счастья! Да здравствует легион!
Раздались крики «ура», музыка заиграла туш. Седой мужчина представился:
— Ван дер Руфус!
— Очень приятно. Джон Фаулер.
Только сейчас он увидел графиню. Приветливое лицо голландца посуровело. Он глубоко поклонился.
— Этого солдата пригласила я, мингер.
— Тогда… не буду мешать вам… графиня. Он еще раз поклонился и отошел.
— Пойдемте, сядем…
Я заказал виски, графиня — виноград и печенье.
— Ну, дорогой Джон… что же это вы так таращите на меня глаза?…
— Я думал, вы будете сердиты на меня.
— За что?… Сначала мне показалось, что вы — просто глупый парень, но потом я поняла, что вы и умны и смелы. Разве вам никогда не приходилось слышать, что женщина может в конце концов полюбить кого-то, на собственном опыте убедившись, что имеет дело с умным человеком?
Правильно, о таких вещах я слыхал.
— В первый момент я хотела убить вас. Потом проплакала целый день, и в конечном счете захотела увидеть вас вновь… Прошу вас, не бойтесь меня. Я не буду выведывать ваши тайны. Вы вправе не доверять мне… Я постараюсь понемногу вернуть ваше доверие. С губернатором я поссорилась, мне больше ничего не нужно… Я люблю тебя, Джон… — прошептала она и погладила мою руку. — Мне не надо твоих секретов… только люби меня и обнимай иногда вот этими сильными руками…
Руки у меня действительно сильные, так что я начал снова верить этой женщине. Если ей не нужны мои секреты, то, в конце концов, и впрямь не в чем ее подозревать.
— Графиня… я люблю вас и мне было очень больно, когда — благодаря моей необычайной проницательности — я обнаружил, как вы злоупотребили моим увлечением.
— Я рада, что это так. Ведь именно это дало мне понять, что вы не только сильны и смелы, но и умны.
