Суворов перелистывал шершавые страницы книжки и думал, как сегодня он возьмет свою крепость? Он решил взять ее, как брал настоящие,- стремительным штурмом. Подойти и сказать без дальних околичностей:
– Княжна Варвара, не хотите ли быть моей женой?
И все тут!
Это разговор был Суворову неприятен. Он чувствовал себя так, точно ему предстоит сегодня говорить об условиях сдачи на капитуляцию своего войска. Но жребий был брошен. Отступать Суворов ни в чем не любил. Занятый чтением и своими мыслями, Александр Васильевич не услыхал, как в комнату вошел отец.
Василий Иванович был уже готов: одет, напудрен и завит дворовым куафером. Старик остановился у порога, с удивлением глядя на сына.
Саша был в старом мундире, без единого ордена.
– Ты что ж не одеваешься? Уже пора ехать.
– Я одет, папенька.
– Ты - одет? Да ведь я говорил - нонче надо кончать. Чего тянуть? У отца, как сказано, - брови густы, да карманы пусты, а Варюта - старшая дочь, засиделась в девках: ей уже двадцать пять годов. Я все, брат, доподлинно узнал. Отдадут!
Суворов вспыхнул. Его обидело: выходит, он ничего не стоит, ежели за него можно сватать любую, что ли?
Но тотчас же вспомнил свои сорок три года, многочисленные морщины на лбу и у висков и сдержался.
"В военном деле не очень везет, может быть, хота в другом вывезет!" подумал Суворов.
– Прошка!-полуоткрыв дверь, сердито закричал Василий Иванович.-Ты чего, стервец, смотришь?. Барин-то еще не одет! Прошка, виновато моргая глазами, втиснулся бочком в комнату и, неуклюже переваливаясь, точно медведь, подбежал к молодому барину. "Опять начинается мука,-думал Суворов.Снова этот камзол, застегнутый на все крючки! Снова отсиживать в гостиной! Лучше б в третий раз Туртукай брать, чем объясняться с невестой, а потом сидеть, ровно остолоп, на этом сговоре! Ей-богу! А делать, нечего: назвался груздем - полезай в кузов!" - трунил он сам над собой, подставляя Прошке сапог.
Прошка усердно стаскивал с барина сапог и старался не дышать; от Прошки шел крепкий винный дух.
Суворов проснулся, и холодный пот сразу прошиб его: впервые за всю свою жизнь он спал на пуховике, укрытый атласным одеялом, точно разжиревший, обленившийся барин, а не солдат.
Суворов никак не мог понять: где он и что с ним? На широкой кровати, рядом с ним, кто-то спал. Александр Васильевич повернулся и увидел: возле него, в нарядном кружевном чепчике, лежала пухлая, румяная женщина.
"Варюта. Жена",- -подумал он.
И сразу вспомнилась вся неугомонная сутолока вчерашнего дня.
Еще накануне, с вечера, в большом доме Суворовых не осталось спокойного угла - готовились к завтрашней свадьбе, чистили, убирали. В комнатах все было вверх дном. Александр Васильевич лег спать не в девять часов, как ложился обычно, а за полночь.
А на следующий день, с утра, и пошло одно за другим.
Сперва жениха усадили причесываться. Кудрявый старик Матвей, дворовый куафер Суворовых, целый час плясал возле молодого барина - примеривал парик, завивал букли, пудрил. Он вконец измучил Александра Васильевича. Суворов не переносил ни пудры, ни парика, от которого, по его словам, всегда пахло псиной.
После Матвея Александр Васильевич попал в руки к портному, который ползал вокруг Суворова на коленях, обдергивал приметку, что-то пришивал и, видя, как барину не стоится на одном месте, все повторял:
– Сейчас, батюшка! Сейчас! Еще минутку!
Суворов любил простую, свободную одежду, а тут эти галстуки, крючки да пуговицы.
Наконец Александр Васильевич был готов.
Суворов всегда избегал смотреть в зеркало, но приходя через зал, мельком взглянул на себя.
Он и без зеркала чувствовал, что затянут, сдавлен, неестествен и смешон. Из зеркала на него глядел какой-то напомаженный штабной франт, который, конечно, никогда не нюхал пороху.
Анюта, замужняя сестра Александра Васильевича, не отходившая сегодня ни на шаг от брата, заметила недовольное выражение Сашеньки.
– Хорошо, Сашенька! Ей-ей, хорошо! - заторопилась она, зная горячий, своенравный характер брата.
Суворов передернул плечами.
– Помилуй бог, красавец! Точно прусский сержант! Огородное пугало! фыркнул он и, круто повернувшись на каблуках, поспешил прочь от зеркала.
Затем начался новый искус - поехали в церковь к венцу. Яркий свет паникадил, чад от многочисленных свечей, духота, десятки любопытных лиц, которые беззастенчиво глазели на жениха и невесту.
Суворов и Варюта шли между двумя плотно сбитыми рядами людей, жавшихся поближе к ковровой дорожке.
"Точно сквозь строй прогоняют!" - подумал Суворов.
А со всех сторон явственно доносился шепот:
– Это какой у него орден?
– И до чего худущий…
– Невеста-то, невеста! Краля бубновая!
– За едакого сухопарого идет…
– Пойдешь, коли у него, сказывают, десять тыщ душ!
Наконец венчание окончилось. Оставалась последняя тягостная повинность - сидеть за свадебным столом. Начались бесконечные поздравления, тосты, крики "горько". Александр Васильевич готов был провалиться сквозь землю. Чтобы хоть как-нибудь преодолеть смущение и неловкость, он пил. И в первый раз в жизни захмелел.
Вспоминая теперь вчерашний день, Суворов не мог припомнить даже, когда и как он укладывался спать.
Суворов осмотрелся. Было уже поздно. В окна глядел не солнечный, но светлый от снега, прозрачный, морозный день.
"Совсем обабился, заспался! Срам! - с досадой подумал Суворов.Скорее, скорей обливаться!"
Вылить на себя ведро холодной воды сейчас хотелось больше, чем когда бы то ни было, - голова после вчерашнего была еще немного тяжеловата.
Он осторожно выскользнул из-под атласного одеяла, стараясь не разбудить жену.
"Разве теперь сыщешь этого пьяницу Прохора? Дрыхнет где-нибудь с похмелья. И куда девали мой плащ? Засунули, пожалуй", - думал Суворов, идучи из одной комнаты в другую.
Ни Прошки, ни кого-либо еще из слуг не было видно. Только подходя к буфетной, Александр Васильевич услыхал голоса. Он остановился, прислушиваясь, нет ли кого чужого. - Суворов был не одет.
– Не ждите, Прохор Иваныч, ступайте отдыхать. Ваш барин нонче долго будет почивать: Варвара Иванна спозаранку подыматься не любит! - говорил бойкий женский голосок.
– Чего спозаранку? Уже полдень,-ответил надтреснутый бас, видимо, еще не совсем протрезвившегося Прохора.
– С молодой женой и до вечерни проспишь - усмехнулся буфетчик.
– Нет, вы не знаете Ляксандры Васильича, - твердил Прохор, - он встанет! Он, брат…
– А и встанеть, так обливаться не станеть,- перебила его все та же бойкая бабенка.- Варвара Иванна его враз на свой лад переделаеть. Сама от пасхи до рожества немытая ходить.
В буфетной загоготали.
Суворов вспыхнул.
– Прохор! - гаркнул он.
В буфетной сразу стихло. Дверь отворилась. На пороге стоял, моргая осовелыми глазами, толстоносый Прохор.
– Чего изволите, батюшка барин?
– Вода у тебя готова?
– Готова.
– Подай плащ!
– Сейчас, - ответил Прохор и нетвердыми шагами пошел из комнаты.
"Я ж говорил - встанет!" - повторял он про себя.
Женился-переменился.
Поговорка
Суворову быстро наскучила спокойная жизнь мирного обывателя.
На другой день после обручения он и сам еще думал, что с молодой женой можно побыть в Москве несколько дольше. Но прошел только месяц после свадьбы, и Суворову уже стало невмоготу.
Ему казалось, будто он давно, невесть бог с каких пор, сидит в Москве; будто там, на Дунае, идут бои, хотя прекрасно знал, что зимою нет никаких военных действий и что войска отведены на зимние квартиры. Ему казалось, что пока он сидит здесь, другие генералы, не щадя жизни, сражаются за родину, а он променял бранный меч на женскую туфлю, на колпак добродетельного супруга.
Сразу все становилось немилым. И в первую очередь - жена.
Василий Иванович, скупившийся отапливать весь свой большой дом, жил зимою в одной горенке.
А теперь, с женитьбой сына, оказались занятыми все комнаты: Варюта не привыкла стеснять себя ни в чем, а Сашенька тоже продолжал делать все по-своему - он спал в отдельной комнате от жены.
Варюта принесла с собою не очень много червонных, но зато постель у нее была пышная: гора пуховиков и подушек, голландские простыни, атласные одеяла.
Когда Варюта увидала впервые постель своего мужа - в углу комнаты лежала охапка сена, прикрытая простыней, в головах была небольшая подушка, а вместо одеяла старый плащ (такую постель Суворов завел себе еще с детства), Варюта подумала, что тут спит Прохор.
– Прохор, ты больше спать здесь не будешь! Убирай вон этот сор! сердито сказала она.- И кто тебе позволил натащить в комнату сена? От него ж блохи разводятся!
