— Осип! Какие прекрасные цветы! Спасибо. Давай поцелуемся. — Жена чмокнула Осипа Григорьевича в щеку. — Распорядись, пожалуйста багажом, милый. Где извозчик?
В санках Тараканов спросил:
— Это кто?
— Где? — недоуменно ответила вопросом на вопрос супруга.
— С кем ты так любезно прощалась?
— Ах, ты про Сергея Николаевича? Мы познакомились в Киеве, когда садились в вагон. Весьма милый молодой человек. Очень мне помог в дороге.
— Чем же он тебе помогал ночью?
Анастасия Александровна надула губки.
— Что за тон? Что за намеки? Или ты мне не рад? За два месяца не соскучился? Паненку себе завел? Может, мне развернуться и домой ехать, чтобы вам не мешать?
— Ну что ты, что ты, Настя. Я очень, очень соскучился и очень рад твоему приезду.
— А раз рад, так радуйся, а не задавай глупых вопросов. И вези меня сразу куда-нибудь завтракать, я очень голодна. А у тебя дома небось шаром покати. Или твоя паненка тебе готовит?
Переступив порог жилища Тараканова, Анастасия Александровна наморщила носик.
— Да-с. А пани твоя — неряха. Ты горничную что, не держишь?
— Нет. Мы вдвоем с кухаркой управляемся.
— Управляетесь! Вот что, дорогой. Ты сейчас ступай на службу, чтобы мне под ногами не мешаться, а я постараюсь твою берлогу в порядок привести. И дай мне местных денег, рублей десять.
— Вот, возьми — 50 крон, это пятнадцать рублей.
— Спасибо. Как кухарку зовут?
— Марта. Только она ни по-русски, ни по-немецки ни бельмеса.
— Ничего страшного. Я к здешней жизни готовилась, польский начала учить, так что с кухаркой объясниться сумею. Заодно и попрактикуюсь.
* * *
С приездом жены жить стало лучше и веселее. Обеды сделались намного вкуснее и разнообразнее, досуг — намного приятнее. Они катались на коньках на озере Собека, по субботам посещали рестораны, осмотрели все основные городские достопримечательности, несколько раз побывали в синематографе.
На 13 (по новому стилю) декабря было запланировано возобновление работы польского театра. Правда, представления должны были состояться не в самом театральном здании — это огромное помещение просто нечем было отапливать, а в Городском казино. Начать новый сезон театр должен был двухактной комедией «Старая романтичка».
С утра они с женой пошли в модный магазин на Академической, где быстро, буквально за два часа, выбрали меховую накидку. Потом супруга отправилась к куаферу, а коллежский секретарь — на службу.
Людей в форме в театре было всего несколько человек — пьеса шла на польском языке, которого большая часть командированного русского офицерства не знала. Зато Львовскими обывателями театр был переполнен.
Тараканов увидел помощника пристава третьего участка Мощинского, разгуливавшего по казино под руку с какой-то барышней, поздоровался с ними и представил коллежского регистратора своей супруге. Они с женой пару раз прошлись по фойе, продемонстрировали львовянкам обновку, после чего супруга, заметив в своем новом наряде едва уловимый непорядок, отлучилась в уборную.
С приходом русской власти азартные игры в городе были запрещены. Любители винта и баккара стали коротать досуг в кругу семьи, казино несло огромные убытки. Поэтому, когда директор театра предложил хозяину казино сдать помещение на весь зимний сезон, тот его едва не расцеловал. Весь ноябрь артисты обустраивались, перевезя в казино костюмы и декорации. Рулетка и покрытые зеленым сукном столы куда-то исчезли, их место заняли театральные кресла. Со стен фойе убрали фривольные картинки, теперь там висели портреты артистов. Тараканов прошелся вдоль стен, посмотрел на изображения лицедеев и вернулся к тому месту, где оставил жену. Рядом с дверью в дамскую комнату находилась дверь в кабинеты администрации, у которой висела доска объявлений, на ней белел одинокий листок. От нечего делать коллежский секретарь попытался его прочитать.
«Uwaga!
W zwiazku z choroba pana Boguslawski wyklad z dykcji i recytacji, zaplanowane na 12 grudnia odwolane. O terminie przeprowadzenia nowej wykladu zostanie zgloszony dodatkowo.
Kierownik dramatycznego kubek Z. Soczku».
«Интересно, как это переводится? Увага — это внимание. Внимание, в связке с хороба пана Богуславского… А, понятно, в связи с хворобой, то есть в связи с болезнью пана Богуславского, вуклад з дикцией и рекутацией. Где-то я уже это читал. Стоп!»
Тараканов стал искать Мощинского. Нашел он его в зале, сидевшим в середине третьего ряда.
— Господин коллежский регистратор! Господин Мощинский! Можно вас на минуточку.
Мощинский извинился перед своей дамой и, тревожа соседей по ряду, полез к Тараканову.
— Нельзя ли попросить вас кое-что перевести.
— Господин коллежский секретарь, до начала спектакля пять минут…
— Уверяю вас, мы управимся. Если поторопимся, конечно.
Когда они с Мощинским подошли к доске объявлений, около нее стояла разгневанная Настя.
— Осип Григорьевич, вы куда провалились?
— Сейчас, сейчас. Господин Мощинский, прочтите вот это объявление, пожалуйста.
— Это? — Помощник пристава близоруко прищурился. — Извольте: «Внимание! В связи с болезнью господина Богуславского лекция по дикции и декламации, запланированная на 12 декабря, отменяется. О дате проведения новой лекции будет сообщено дополнительно. Руководитель драматического кружка 3. Сочка».
— Вот это что значит? — Тараканов ткнул пальцем в объявление и прочитал: — «Вуклад с дукции и рекутации»?
Мощинский улыбнулся.
— Дыкции и рецитации. Лекция по дикции и декламации. Она отменяется из-за болезни преподавателя. Пойдемте в зал, господин Тараканов, уже третий звонок прозвенел, людей будет неудобно беспокоить.
— Да, да, идемте.
Тараканов с задумчивым видом пошел за Мощинским.
— Осип Григорьевич! Может быть, вы все-таки соизволите подать жене руку? — Выражение лица Анастасии Александровны сулило коллежскому секретарю весьма неприятный вечер.
* * *
С паном Сочкой Тараканову удалось поговорить только на следующий день — о том, чтобы сделать это во время или после спектакля, не могло быть и речи.
Руководитель драмкружка оказался высоким тощим человеком с длинными волосами, в пенсне и при галстуке-бабочке. Увидев фотографию погибшей, Сочка чуть не упал в обморок. Пришлось налить ему воды из стоявшего на столе графина.
— Судя по вашей реакции, пан Сочка, вам эта девушка знакома?
— Да, это Кася, одна из моих учениц. Господи, что же с нею сделали! Я ее едва узнал.
— Как вы сказали: «Кася»?
— Ну да, Кася. Катерина Кравчук. Она изучала у нас актерское мастерство.
— Давно она перестала ходить на занятия?
— С начала оккупации. — Спохватившись, поляк испуганно посмотрела на сыщика. — Прошу прощения, с момента взятия города русскими войсками. Вернее будет сказать, что с этого времени сами занятия прекратились. А возобновились они только с первого октября. Но Кася больше на занятия не приходила.
— Вас это не тревожило?
— Нет. Мне сказали, что она уехала при отступлении нашей армии… Простите, с отступлением австрийской армии. — Сочка стал белым как полотно.
— А кто сказал?
— Кто-то из девушек, ее подруг.
— Можете назвать фамилию подруги?
— Увы, нет. Запамятовал.
— А сколько всего человек в кружке?
— Сейчас у нас девять учеников. Шесть девушек и три юноши.
— Когда мне можно с ними побеседовать?
— Можете прямо сегодня. В шесть у нас лекция по актерскому мастерству, закончится она в семь, вот после нее и побеседуете.
— Юные артисты говорят по-немецки?
— Часть говорит, а часть нет.
— Понятно. Скажите, а где жила Кравчук, чем занималась?
— Она учительствовала в народной школе. А где жила, я не помню, но можно справиться в записях.
— Справьтесь, пожалуйста.
