— Да нет, — как-то неопределенно проговорил Иннокентий. — Но кто знает.
— Ладно, — сказал Лобанов, — продолжим наш разговор в другое время и в другом месте. Сейчас надо заниматься похоронами. Скоро ехать в морг забирать тело. Похоронное бюро обещало прислать катафалк.
Лобанов решил, что последнее часы своего пребывания на земле старый князь проведет в его квартире. Тем более ни Светланы, ни Алены там не было.
Всех четверых родственников плюс сотрудников похоронного бюро катафалк доставил к его дому. Они внесли гроб в комнату и поставили его на скамейку.
Лицо старого князя было величественно спокойным, смерть еще не успела искорежить его черты, а рана на лбу загримировали. Было полное ощущение, что в любую минуту он может открыть глаза и окинуть всех, кто сейчас находится возле его гроба, своим проницательным взглядом.
В молчании они сидели на стульях рядом с усопшем. Лобанов исподтишка наблюдал за всеми. Джордж явно томился от скуки, по крайней мере, выражение нетерпения то и дело мелькало и исчезало на его лице. Иннокентий выглядел растерянным и уставшим, периодически он посматривал на старого князя и морщил нос. Натали сидела неподвижно, как статуя, по ее щекам текли слезы. Но она не вытирали их, даже было не совсем ясно, ощущает ли она то, что плачет.
Почему-то у Лобанова эти ее слезы вызывали удивление, с момента смерти князя его не покидало ощущение, что на самом деле она вовсе не так уж остро переживает его смерть. Гораздо больше ее волнует вопрос, какие последствия окажет кончина Дмитрия Львовича на ее собственную судьбу. Хотя не исключено, что он не совсем верно интерпретирует ее действия?
Он почувствовал, что хочет пить, встал и направился на кухню. Из чайника налил воду в бокал. За его спиной раздались шаги. Он обернулся и увидел Натали. В руке она держала сигарету. Лобанов посмотрел на марку; нет, это была не та, что он видел в пепельнице в номере старого князя.
— Это ужасно, — сказала она, — когда мертвый человек совсем как живой.
— Да, ужасней только, когда живой человек совсем как мертвый.
Она с удивлением посмотрела на него.
— Вы имеете в виду кого-то конкретно?
— Может быть. Но это не важно. Вы — живая. Я в этом только что убедился, я видел слезы на ваших глазах.
— Я очень любила его. А когда увидела его в гробу, меня словно что-то ударило. Я вдруг поняла, как страшно устроена жизнь. Неужели всем нам придется умирать.
— Вы боитесь смерти?
— Сегодня я поняла, что очень боюсь. Нет ничего омерзительней, чем смерть. В ней заключается невероятное унижение, когда ничего уже не зависит от тебя.
— Нет, вы не правы, — задумчиво произнес Лобанов. — Смерть может быть замечательно красивой, в том случае, если человек умирает достойно, если он до конца остается человеком. Я был на войне и видел много смертей. Были смерти отвратительные, когда люди ничем не напоминали людей. Но я наблюдал столько героизма, такую стойкость духа в последние минуты жизни… Дмитрий Львович был героем даже тогда, когда не совершал ничего героического. Это было неотъемлемым свойством его натуры.
— Вы, наверное, правы, я не пережила того, чего пережили вы. И все равно я не в состоянии изменить отношение к смерти, мне она представляется омерзительной старухой, абсолютно не способной к состраданию.
— Пойдемте в комнату, — поспешно сказал Лобанов. Он подумал, что оставаться один на один с этой женщиной всегда достаточно опасно. Она никогда не упускает шанса сделать попытку добиться того, чего хочет. Ее не смущает никакая ситуация. Даже если они будут тонуть, она станет вести речь о том, чего желает получить. И при этом она плакала у гроба. Как все это совместить?
Они просидели возле покойного почти до самого вечера. Лобанов быстро сходил в магазин, и вместе с Натали они приготовили скромный поминальный ужин. Пока они были на кухне, она не пыталась больше заговаривать с Лобановым о том, что волновало ее сильнее всего. Весь их разговор свелся лишь к обмену кулинарными замечаниями.
Уже стемнело, когда родственники покинули квартиру. Лобанов, не считая старого князя, остался один. Несколько минут он постоял у его изголовья. Свет люстры неровно падал на его лицо и создавал впечатление смены выражений.
Какие удивительные события произошли за эти дни. Еще неделю назад он даже не слышал об этом человеке, а вот сейчас стоит возле его гроба с таким же чувством безвозвратной потери, как он стоял у гроба родителей, своих боевых товарищей.
Внезапно до его слуха донеслись какие-то звуки, идущие из прихожей. И он сразу вспомнил, что провожая гостей, забыл запереть дверь. Он кинулся туда, но было поздно, на пороге комнаты уже появился мужчина. В руке он держал пистолет.
Лобанов узнал его сразу, это был тот самый мужчина, которого он уже несколько раз видел, правда, всякий раз мельком. А впервые — в день презентации их княжеского рода. Это он подошел к старому князю и молча стал смотреть на него.
— Отойдите от гроба к окну! — повелительно произнес поздний и незваный гость.
По-русски мужчина говорил правильно, но в его голосе явственно ощущалось иноземное происхождение. Было очевидно, что его родной язык другой.
Лобанову ничего не оставалось делать, как только выполнить приказание. Почему он не положил в карман пистолет? Потому что был подсознательно уверен, что сегодня ничего не случится, что тело старого князя, словно амулет, оберегает его безопасность, что никто не решится нарушить скорбный покой этой квартиры. А теперь он совершенно беззащитен перед этим человеком по отношению к нему с явно недружественными намерениями.
Незваный гость, не сводя взгляда с Лобанова, приблизился к гробу и быстро посмотрел на покойного. Затем перевел взгляд на Лобанова.
— Он как живой, — усмехнулся мужчина. — Вам жалко его, князь? — Последнее слово он произнес с явной насмешкой.
— Да, очень, — коротко ответил Лобанов.
— А мне — нет. Я лишь жалею о том, что это не произошло раньше.
— Это вы его убили? — спросил Лобанов.
Казалось, этот вопрос удивил мужчину, заставил его о чем-то задуматься.
— Я его не убивал, — заявил он. — Я бы сам хотел знать, кто помог ему закончить его земные дни. Хотя при случае мог бы и убить. У меня для этого есть все основания.
— Я могу узнать, кто вы?
— Это не важно, — чуть помедлил с ответом мужчина. — Я пришел сюда не за тем, чтобы знакомиться. Вы получили записку?
— Ту, что вы положили за дверью вчера? А перед этим предупредили меня о своем визите, едва не пробив мне пулей лоб.
Мужчина кивнул головой.
— Я так и полагал, что вы догадаетесь, что это было предупреждение, а не покушение. Надеюсь, вы поняли, что с вами не шутят. Если вы хотите еще немного задержаться на этом свете, а не лежать так же, как и он, забудьте обо всем, что наговорил вам этот старик, — кивнул мужчина на гроб. — Он был большим фантазером. Но в первую очередь забудьте о коллекции. Вам понятно, о чем я говорю?
— Да, в целом мне понятна ваша мысль.
— А сейчас отдайте мне дневник князя.
— Какой дневник?
Мужчина нацелил пистолет на грудь Лобанова.
— Я не советую вам так шутить. Это кончится для вас печально, князь. — Всякий раз, когда он произносил этот титул, его голос звучал насмешливо.
— Послушайте, я даже не знаю, как вас зовут. Давайте поговорим спокойно. Нам явно есть что обсудить.
— Зовите меня Робином Гудом, — вновь насмешливо произнес он. — А обсуждать нам нечего, если вы сейчас не отдадите дневник, я сделаю в вашей голове маленькую дырочку. Поверьте, у меня это получается неплохо. А затем я обыщу вашу квартиру и найду тетрадь.
— Я верю, — искренне отозвался Лобанов. По тому, как мужчина держал пистолет, он видел, что делает он это вполне профессионально.
Лобанов как мог, тянул время, но одновременно боялся, что у мужчины могут не выдержать нервы, и он нажмет на курок.
— Мне надоел наш бесплодный разговор. Даю последнюю минуту: либо вы отдаете тетрадь, либо в этой комнате будет два покойника.