— Успокойся, Вован, что ты оправдываешься на самом-то деле? — положил Николай руку на плечо другу. — Я тебя прекрасно понимаю. У каждого человека должна быть своя личная территория. Остальным туда не следует совать свой длинный нос. Дальше моих ушей ее слова не уйдут.
— Спасибо! — ответил Володя и с чувством пожал Николаю руку. — Я знаю.
Вошла Кира. Впереди себя она катила столик на колесиках с несколькими бутылками запотевшего пива и парой пивных кружек. Проходя мимо Николая, прежде чем занять свое место, она нагнулась к нему и шепнула на ухо:
— Вове — ни слова!
— Слушайте, вы тут без меня уже совсем спелись! — с деланным весельем воскликнул Володя.
— Спелись и спились! — хихикнула Кира, открыто подмигнув Николаю. — Вова, мы тут действительно с Колей немного дерябнули, пока ждали тебя. Ему ведь некогда тут сидеть долго, он делом Ксюши занимается.
— Да, я знаю, — ответил Васильев. — Давайте теперь выпьем за тебя все вместе, дорогая. Тебе что налить, шампанского?
— Ой, уж и не знаю чего, — всплеснула руками Кира, приподняв плечи и оглядывая стол. — Коньяк пила, шампанское пила. Может «Черную ночь»? — показала она глазами на бутылку вина.
Володя откупорил бутылку и налил Кире немного в чистый бокал. Себе и Николаю он разлил коньяк.
— С днем ангела, девочка моя! — поднял бокал Володя. — Все у тебя будет хорошо, я постараюсь.
— Сделай мне это! — Кира сделала ударение на последнем слове и по-мужицки, разом, опрокинула свой бокал.
Николай и Васильев переглянулись, потом тоже выпили. Ели молча. Воцарилась какая-то неловкая тишина, которую никто не осмеливался нарушить первым.
— Пойдем, Вова, перекурим, — предложил, наконец, Николай, спешивший покинуть горькую вечеринку. Но сначала он хотел переговорить о своих делах с другом.
— Да, мальчики — сходите, покурите, — поняла все Кира.
Мужчины прошли на кухню. Там Володя открыл окно и включил кофеварку. Заварил два стакана чаю, поставленных в старинные мельхиоровые подстаканники, поставил их на стол, вместе с хрустальной вазочкой, полной дорогих конфет и латунной пепельницей в форме кувшинки.
Закурили. Николай рассказал о событиях сегодняшнего дня, в том числе о том, что узнал на базе отдыха.
— Правильно говорят: чужая душа — потемки. Человека никогда не узнать до конца, даже самого близкого, — в задумчивости сказал Володя, выслушав Николая. — И ты был прав, когда сказал, что у каждого есть своя неприкасаемая территория. Значит, она была и у Ксении.
— Я знаю совершенно другую Ксюшу. Не могу поверить, что все так и было. Одно стало окончательно ясно — она знала Федотова еще по Ленинграду. Да хрен с ним, со всем этим, меня волнует другое: где она?
— Я полагаю, что Кира найдется, и если она и сделала что-то не так, то исключительно с целью самообороны.
— Так ты тоже думаешь, что она убийца!? — воскликнул Николай, привстав со стула.
— Не кипятись, Коля. Я просто взял крайний случай и уже договорился завтра о встречи с адвокатом — Одеговой Ириной.
— Известная личность.
— А то! Она проконсультирует, а в случае чего… Ну, ты сам понимаешь. Она очень хороший адвокат! — чеканя последние слова, сказал Володя.
Николай вздохнул.
— Меня сейчас не это беспокоит. Возможно, Ксении нужна моя помощь. Если бы все было так гладко, то, скажи мне на милость, зачем ей скрываться?
— Ну, она сейчас может быть в шоке. Пережидает. Да не убивайся ты так — объявится!
— По-моему, надо следака еще раз натравить на Дагбаева. Мне кажется, он что-то недоговаривает. Пусть он его потрясет хорошенько.
— Думаешь, поможет? — внимательно посмотрел Васильев на друга.
— Другого источника информации у нас пока нет.
Николай отхлебнул чая и потянулся к вазочке с конфетами. И там он второй раз за сегодняшний день заметил несколько редких конфет. Он развернул одну, а фантик положил в карман. У него уже имелось пара таких фантиков, но и третий для обмена вовсе бы не помешал. Он хотел, было, спросить у Вовы, где он достал такие редкие конфеты, как раздался грохот в гостиной.
Друзья разом вскочили и рванули на шум — куда и Володина хромота делась! Там на полу, путаясь в длинном платье, словно муха в паутине, среди разбитой посуды и разбросанной снеди, корячилась Кира. Судя по неуверенным попыткам подняться, можно было сделать вывод, что она сильно пьяна.
Николай взглянул на стол. Бутылка конька, которая была наполовину полной, когда они с Вовой пошли курить, теперь была пуста. Вова бросился поднимать Киру. Когда это ему удалось, она вдруг вырвалась и с легкостью вышколенного борца, проявив недюжинную силу, отшвырнула его в сторону, словно щенка.
— Пошел вон! — взрычала Кира на мужа, ощерив острые, белые зубы. — Ты сломал мне жизнь, ты виноват в смерти Сашеньки! Это ты, ты!
Кира истошно закричала, заломив руки и запрокинув назад голову, с уголков ее губ потекла пена.
— Коля! Помоги мне! — возопил, изменившимся, тоненьким голоском, Володя.
Васильев подскочил к жене и обхватил ее сзади вместе с руками. Николай бросился спереди и тоже обхватил женщину. И тут он реально почувствовал силу дикого зверя, скрывавшуюся в этом хрупком теле. Кира мотала их вокруг себя, как разъяренный бык двух бульдогов, намертво вцепившихся в него. Наконец, они все вместе упали. Кира оказалась грудью на полу, сверху Николай, Володя откатился вбок.
— Держи ее, держи! — истошно вопил Васильев.
Он молниеносно вскочил, открыл одну из дверец стенки и выхватил оттуда, наполненный уже чем-то, шприц. Сдув воздух он одним прыжком оказался около Киры, с трудом удерживаемой Николаем, и воткнул ей иглу в шею.
Кира перестала биться, быстро затихла и закатила глаза, страшно выпучив белки. Николай помог Володе перенести ее в спальню и уложить на кровать.
— Откуда у нее столько силы? — спросил он.
— Так бывает во время припадков. Я же говорил, что ей совершенно нельзя пить. Ей, ты знаешь, бокала вина или шампанского на весь вечер хватало, а то и просто пригубит и все. Не знаю, что на нее сегодня нашло? Ладно, пусть отдыхает, проспится — все будет нормально. А, вообще, врачи сказали — если ребенка родит, то психика восстановится. Но что об этом сейчас? Пошли, буханем вдвоем спокойно. Помнишь как, бывало, раньше, когда у нас никаких жен не было и в помине? Да ну их! — взял под руку друга Володя.
— Нет, пожалуй, я пойду. Время такое — нельзя напиваться. Утром продолжу поиски.
— Ладно, я тебя понимаю, — вздохнул Васильев, но возражать не стал, — ты уж извини за испорченный вечер.
— Пустяки! Кира на меня потом в обиде не будет?
— Утром она ничего не вспомнит — такой уж укол.
— А ты, правда, сделаешь то, что ей обещал?
— В смысле?
— Ну, насчет лечения, доктора. Она очень хочет ребенка…
— Сделаю! — со звериной серьезностью ответил Володя, и глаза его блеснули холодным огнем, который Николай раньше в них никогда не замечал и от которого ему стало как-то не по себе. — И уже очень скоро!
Николай с сомнением посмотрел на друга — не в привычке Володи было блефовать, но лишь заметил:
— До чего дошла наука!
— Для Киры главное сейчас — это покой.
— Тогда почему ты забрал ее из вашего летнего дома? Там такая природа, роща, речка, тихо. И Кире там нравится — никаких стрессов. Да и до конца лета еще далеко.
Володя глубоко вздохнул.
— Я подумал, что день рождения лучше будет отпраздновать здесь. И, вообще, я там ремонт наметил сделать.
— А, понял. Слушай, я тут рядом у вас на стоянке машину свою оставил. Ты мне не подгонишь ее утром? Я не уверен, что не стану спозаранку кошельком для гаишников, если завтра вернусь на ней сам.
— Без проблем.
Николай отдал Володе ключи от машины, друзья распрощались, и Николай, с тяжелым на душе осадком, покинул дом Васильевых.
На следующее утро Николай поднялся, чувствую во всем теле какую-то разбитость. Это не был синдром похмелья, выпил вчера он не так уж и много, и это была не усталость — он нигде не напрягался физически. Скорее всего, эта разбитость была отражением его душевного состояния, его усиливающейся тревоги за жизнь Ксении.
Тем не менее, он не мог позволить себе раскисать, опустить руки и отдаться на волю судьбы в лице капитана Мальцева. Единственное, от чего он отказался в эти дни — это от утренней пробежки, в остальном его поведение не изменилось — Николай, как обычно, принял душ, побрился, позавтракал и стал ждать Володиного приезда. Но сначала он подошел к телефону и включил кнопку автоответчика прослушать информацию, которая, возможно, была записана во время его отсутствия.
Записано оказалось два звонка — от Нинель, которая интересовалась, нет ли новостей о Ксении, и — последний — от Степана Дагбаева. Судя по прыгающему, с привизгом, голосу, он был сильно взволнован: «Николай! Вы хотите знать правду? Везите утром двадцать тысяч! После обеда я уезжаю, и вы меня больше никогда не увидите!».
