Говорил он легко и непринужденно, но в каждом его слове звучало обожание, которое он не мог, да и не хотел скрывать.
– Ну, хорошо, – согласилась Клеопатра. – В любом случае, я так и не смогла понять, почему люди ведут себя таким образом.
Погоди немного, еще успеешь понять, подумал я.
Я попрощался с Клеопатрой и спустился вниз, к веселящимся гостям. В последующие годы Марка Антония[52] всячески ругали и поносили за то, что он так увлекся Клеопатрой, что забыл Рим и все остальное, лишь бы только служить ей. Его стали считать слабаком. Но я-то знал Клеопатру еще в возрасте десяти лет и отлично понимал, что у бедняги Антония не было никаких шансов устоять перед ее чарами.
Тут мне захотелось что-нибудь добавить к вину, чем-то закусить. На широком мраморном столе лежал гигантский круг колбасы, приготовленной из сочного мяса водяной дичи, набитого в слоновью кишку. Пахла она просто потрясающе, но вот внешний вид имела ужасный. Раб предложил мне вертел с насаженными на него жирными тельцами жареной саранчи. В пустынных районах это считается деликатесом, но только не на вкус римлянина. К счастью, мне на глаза попался поднос с жареной свининой на ребрышках под превосходным соусом гарум. Вот этим я и полакомился, утолив голод, после чего ощутил, что готов к продолжению вечеринки.
Со двора, где атлеты демонстрировали образцы борцовского искусства и владения мечом, донеслись звуки лязгающего железа. Это были не настоящие гладиаторы, поскольку в те дни таковых в Египте еще не было. Но это были искусные бойцы, и на них приятно было смотреть; вот только в любом амфитеатре в Италии такие не продержались бы и минуты. Я увидел, что Фауста и Береника наблюдают за их поединками. К моему облегчению, гепардов уже куда-то увели.
– Совершенно великолепное зрелище, – сообщил я Беренике.
– Мы стараемся всячески развлекать и радовать наших гостей. Фауста только что рассказывала мне о гладиаторских боях, которые она вместе с братом устроила на похоронах их отца. Боюсь, наши жрецы и философы и прочие ученые мужи никогда не позволили бы проводить у нас смертельные бои. А это, наверное, очень завлекательно.
– Мунера[53] – неотъемлемая часть наших религиозных обычаев, – пояснил я. – Но некоторые считают бой до смерти слишком неподобающим и жутким зрелищем.
– Мы тогда выставили на арену тысячу пар бойцов, и эти поединки продолжались двадцать дней, – сообщила Фауста. – Не говоря уж о сотнях львов, тигров и носорогов, а также обычных медведей и быков. Сенат счел это слишком экстравагантным зрелищем, но кому нынче дело до Сената?! – Сказано было вполне в духе достойной дочери Суллы. – Конечно, женщинам вообще-то запрещено появляться на мунере, но мы все равно ходим. Я нахожу это зрелище более привлекательным, нежели гонки на колесницах.
– И то, и другое имеет свои прелести, – заметил я. – На гонках, например, можно открыто делать ставки, а вот на гладиаторских боях на это смотрят косо. Кстати, раз уж речь зашла о религиозных вопросах, – умненько вставил я, – мне было бы крайне интересно услышать от Береники ее впечатления о святом человеке Атаксе и его боге Баале-Аримане. – Фауста бросила на меня загадочно-недоуменный взгляд. Она явно не ожидала, что я вдруг подниму эту тему.
– Ах, это было просто замечательно! Знаете, я однажды гуляла по своему саду – это было перед последним разливом Нила, – и мне вдруг явился бог Гор. И он говорил со мной!
– Говорил с тобой?! – воскликнул я, делая значительное усилие, чтобы брови не поползли вверх.
– Да-да, и я поняла все, до единой буквы. Он сказал: «Дочь моя, я предвещаю появление нового бога, который будет править и Красной и Черной Землей. То есть и Верхним, и Нижним Египтом. Его пророк появится при твоем дворе перед разливом реки. Встреть его, как подобает принимать посланников бессмертных богов Египта».
– Это все, что он сказал? – спросил я. – Обычно боги бывают более разговорчивы.
– Этого вполне достаточно, – ответила Береника.
– А рот этого бога, вернее, его клюв при этом двигался? Открывался?
Вероятно, мне следовало объяснить, что Гор – это один из самых отвратительных египетских божеств, к тому же у него на плечах голова сокола.
– Я не заметила. Я пала ниц у его ног в тот момент, когда он начал говорить. Даже дочери царей египетских должны преклоняться перед богами.
– Вполне можно понять, – мне ничего не оставалось, как умерить свой пыл.
– Вы даже представить себе не можете, как я обрадовалась, когда святой Атакс оказался в Александрии и принес весть о пришествии Баала-Аримана! А ведь вел он себя, знаете ли, очень скромно и ненавязчиво! И был просто поражен, когда я сообщила ему о том, что Гор уже объявил мне о его пришествии.
– Да-да, несомненно. И что, он уже успел продемонстрировать свою власть и могущество с тех пор, как здесь очутился?
– Конечно! Он исцелил множество верующих от таких недугов, как глухота и паралич! Он заставляет статуи говорить, и они предрекают Египту блестящее будущее! Но жрец утверждает, что сам не обладает никаким могуществом, что он всего лишь посредник, проводник великой мощи Баала-Аримана.
Когда Береника говорила об Атаксе, ее глаза, как мне показалось, заволокло туманом, словно дочь Птолемея наблюдала что-то такое, что недоступно простым смертным… или вообще потеряла дар зрения.
– Ты сказала «блестящее будущее». А он дал какие-то пояснения насчет природы и сущности этого блестящего будущего?
– Нет, но я верю, что мы узнаем это из божественных речений, которые вскоре услышим из уст самого Баала-Аримана.
У меня было еще много вопросов, но в этот момент возле нас, задыхаясь от спешки, появился дворецкий. Еще один евнух.
– О, владычица и свет Египта, гиппопотам вылез из пруда и напал на критских танцовщиц!
– И они наверняка решили, что это опять явился Зевс в обличье гиппопотама, – встрял я. – И выискивает новую смертную женщину, чтобы ее похитить. Если он найдет среди них добровольцев, на это стоит посмотреть.
– Ой, я непременно должна там быть и все увидеть! – воскликнула Береника. – Сети, позови стражу. Скажи им, чтоб захватили длинные копья. Им, наверное, удастся загнать это животное обратно в пруд. Но ему нельзя причинять вреда! Он посвящен богу Таверету!
– Вот вам и причина, по которой боги с неодобрением смотрят на инцест! – заметил я, когда дочь Птолемея поспешно ушла.
– В Риме тоже полным-полно всяких эксцентричных особ, – оборвала мои рассуждения Фауста. – Хотя в Египте это кажется глупым и смешным.
– Да, наверное. Но если уж Гору вздумалось объявить о пришествии нового бога, то почему он не поведал об этом Птолемею? Почему он избрал для этого его полоумную дочь?
– Как я понимаю, ты считаешь ее рассказ вымыслом, в который нельзя верить?
– Именно так, и никак иначе. Явления богов – обычный сюжет для мифов, но все это по большей части принадлежит давним векам, эпохам богов и героев. Там подобные вещи вполне уместны, даже выглядят правдоподобно. Заметь, моего собственного деда однажды посетили Диоскуры, но это было во сне, к тому же он перед этим здорово выпил.
– Деций, откуда у тебя взялся этот странный и внезапный интерес к религии? Ни за что не поверю, что пребывание в Египте заразило тебя их древними верованиями.
Вот вам истинная дочь Суллы! Фауста не верит ни во что, за исключением, разве что, жадности и жажды власти.
– Религия – мощная и опасная вещь, Фауста. Именно поэтому мы, римляне, еще столетия назад обуздали ее и поставили на службу государству. И именно поэтому сделали жречество частью государственного аппарата. Именно поэтому у нас запрещено пользоваться пророчествами из книг Сивиллы, разве что в самых крайних случаях, да и то только с разрешения Сената.
– И что это должно означать?
– Самый опасный вид религии – это тот, что обычно проповедуют харизматические личности вроде этого Атакса. Эти так называемые пророки слишком эмоциональны и переменчивы в своих видениях. Они как-то умеют делать так, чтобы их краткосрочные предсказания сбывались, заставляя своих фанатичных последователей собственноручно воплощать их в жизнь. Люди в массе своей необычайно доверчивы, их нетрудно убедить. Обрати внимание, Атакс исцеляет глухоту и паралич, а эти недуги нетрудно симулировать. Могу спорить, ему никогда не удавалось восстановить отрубленную руку или ногу.
– Я думаю, ты ни за что не заинтересовался бы этим, если бы не считал, что тут замешано мошенничество, в результате которого Атакс обогащается за счет своих болванов-последователей, – заметила Фауста. – Неужели ты действительно усмотрел в этом некую политическую подоплеку? Очередная игра власть держащих?
– Я просто уверен в этом, хотя пока не понимаю ее истинной природы.
– А почему тебя вообще беспокоят египетские дела? – спросила она.
