лицо с нафабренными усами.
– Докладывай! Есть свидетели? Следов, я вижу, нам тут уже не сыскать…
– Ваше превосходительство! Никак нет, никто ничего не видел. Рыбаков, которые тело нашли, мы под стражу уже взяли, но они божатся, что на берегу не было не единого человека.
– Ясно. Рыбаков пока что задержать, к телу никого не подпускать. Наши коллеги должны будут его осмотреть. А где тело?
Румянец мгновенно исчез со щек Данишкина, он приложил к усам кулак в белой перчатке и, двигая кадыком, сипло ответил:
– Там…
На пожухлой, припорошенной поземкой траве возле опоры моста лежало поразительно маленькое тело мальчишки, накрытое простыней. Кровь пропитала землю и проступила на простыне алым пятном, страшно выделяющимся на фоне серых и черных оттенков рабочего квартала. Четверо городовых, белые как снег, стояли в оцеплении, спиной к телу. Увидев приближающегося Бубуша сотоварищи, они молча расступились, по-прежнему стараясь не оборачиваться назад. Полицмейстер осторожно приблизился и, медленно опустившись на одно колено, приподнял край простыни. Муромцев лишь мельком увидел ужасное зрелище, но этой секунды хватило, чтобы убедиться – убийца скрупулезно исполнил все детали своего чудовищного ритуала. Голова была не только отрезана, но повернута так, что подбородок мальчика устремлялся вверх. Вырезаны были оба глаза.
Отец Глеб принялся тихо читать молитву, а Барабанов, задумчиво ухватив себя за бороду, что-то бормотал себе под нос. Ужасную паузу оборвал горлопан, выступавший на стихийной сходке. Пронзительно и хрипло, со слезой в голосе он снова вопрошал:
– Доколе?! Доколе страдать должен простой русский человек?! Жиды и штуденты режут православных людей среди бела дня безо всякого страха! И до чего дошло, посмотрите! Ребенка, чистую душу погубили за-ради своего поганого колдовства! А полиция только и знай – усы топорщит и глаза таращит! И я вас, други мои, спрашиваю – сколько? Сколько еще мы должны ждать?!
Бубуш, услышав, как упомянули его ведомство, резко поднялся на ноги, вернул на голову фуражку и обвел глазами компанию.
– Господа, нам придется заняться осмотром места преступления чуть позже. Сперва нужно успокоить людей. Это уже не первая сходка, и в этот раз я боюсь, чтобы не вышло беды.
Полицмейстер с озабоченным лицом снова прошел через толпу и вышел к склону, где, взобравшись на кнехт, стоял высокий мужчина, без сюртука, в одной нечистой красной рубахе. Он неугомонно подзуживал возмущенно гудящую толпу, но, увидев движение среди городовых и приближающегося Бубуша, неожиданно осекся. Полицмейстер уверенно вышел вперед и обвел глазами толпу рыбаков и мастеровых, нерешительно стягивающих шапки перед лицом высокого начальства.
– Беда. Беда пришла в наш город. – Он снял фуражку и посмотрел в глаза заводиле в красной рубахе. – Но так что же теперь, надо прибавлять горя к злосчастью? Ты, Ваня, чем на смуту подбивать, лучше бы народ утихомирил, чтобы не чинили помехи расследованию. Мы работаем, ищем негодяя. Вот приехала помощь, из самой столицы, – теперь Бубуш обращался к толпе, отодвигаясь в сторону и представляя всем отца Глеба и Муромцева, стоящих в сопровождении городовых. – Сыщики из петербургского управления. Теперь во всем разберемся и поймаем в конце концов душегуба…
– Разберетесь? – Ванька Свищ наконец осмелел достаточно, чтобы оборвать полицмейстера. – Да сколько же еще православных людей стара и млада должно под нож пойти, чтобы вы разобрались? Я так вам скажу, – он ударил себя кулаком в тощую грудь, – когда на перегрузке хлеба подрядчик норовит с каждой копейки на полушку надуть, кто поможет? Ванька Свищев! – он еще раз стукнул себя в грудь кулаком, и толпа загудела, в этот раз уже одобрительно. – Когда несправедливость какая в нашем квартале, кто поможет? Ванька Свищев! А полиция пусть разбирается! Знать, пока у жидов денежки не переведутся, так все и будут разбираться!
– Ты как, стервец, разговариваешь? Забыл уже как…
Слова Бубуша потонули в ропоте и гуле. Притихшая было сходка снова разбушевалась, и теперь предметом их гнева стали представители власти, пришедшие на встречу. Городовые сделали шаг назад и положили руки на рукояти шашек, покрикивая на особо наглых, лезущих вперед. Какой-то мастеровой рабочий споткнулся и чуть не налетел на опешившего отца Глеба, но стоявший рядом Данишкин ухватил мужичка за шиворот и переставил в сторону, словно шахматную пешку. Бубуш все еще кричал что-то, но его уже никто не слушал, все потонуло в шуме и крике.
– А куда девался Нестор Алексеевич? – Муромцев крутил головой в недоумении, ища долговязого патологоанатома. – Не случилось бы с ним чего.
Отец Глеб лишь пожал плечами, встревоженно оглядывая наступающую толпу. Но тут все вокруг перекрыл оглушительный, лихой, звенящий и переливающийся свист. Все замерли и оборотились на источник этого удивительного звука, с удивлением обнаружив, что на обледенелый черный кнехт, прямо посредине толпы взобралась худая несуразная фигура Барабанова. Нестор выдавил последние ноты удивительного соловьино-разбойничьего свиста, вынул изо рта сцепленные колечком пальцы и с явным удовольствием наблюдал за эффектом от своей выходки. Все глаза сотенной толпы были направлены на него.
– Здорово, братцы! – прокричал Барабанов, с улыбкой оглядывая собравшихся. Рабочие, рыбаки и матросы с недоуменным интересом разглядывали его всклокоченную бороду и возмутительное пальто, облепившее на ветру тощие плечи и бедра. – Знаете меня? Помните, кто я такой?
– Да знаем, знаем, не ори! Дохтур ты, из больницы. Тот, который мертвяков режет. – Ванька Свищ криво усмехнулся, разглядывая своего странного оппонента. – Говори скорей, не задерживай честный люд!
– Так вот, – продолжил Барабанов, пользуясь мгновением, когда все глаза устремлены на него, – я человек вам всем знакомый и понятный. Чай, город у нас небольшой, все в одной завязке, все один хлеб едим, в одну церковь ходим. И я, свой, энский, питерским сыщикам помогаю лиходеев ловить!
Люди заворчали удивленно и недоверчиво, но Муромцев и Бубуш утвердительно закивали, подтверждая его слова, и все глаза снова обратились к Барабанову.
– И как участник этого отряда я вам скажу как на духу – ну какие жидовские деньги, люди добрые! Как вам стыда хватает про такое думать? Это я-то купленный? Да вы поглядите!
Он распахнул пальто, продемонстрировав доселе тщательно скрываемую дыру и частичное отсутствие подкладки. После чего картинно выставил вперед ногу в сапоге, явно доживавшем свои последние дни. В толпе послышался смех и одобрительные выкрики. Барабанов запахнул пальто, приосанился и продолжил, указывая на отца Глеба:
– Или что, по-вашему, жиды православного священника тоже купили? И главного сыщика из столичного управления? Хорошо же вы о России думаете. Нет! Не купленные мы! Мы здесь, чтобы со всем усердием, не покладая рук, искать кровопийцу! И мы найдем его, со вспоможением добрых жителей города и благословением Господним!
Толпа притихла, призадумавшись. Барабанов со своей нелепостью и смешной
