— Не смею стоять на пути вашего желания. Если вы столь одержимы, то с Богом.
Андрей принял бумагу, склонил голову.
— Искренне благодарен, ваше высокопревосходительство. — Взял поудобнее трость и захромал к выходу.
После разговора с великим князем Андрей приехал к кузине Анастасии уставшим и разбитым. Она только что отзанималась с мадам Гуральник, и теперь они сидели в большой гостиной у камина, разговаривали спокойно, доверительно.
За окном висела теплая и негустая петербургская ночь, до слуха доносился бой часов Петропавловской крепости.
— Ты сам понимаешь всю нелепость и даже опасность этой затеи? — спросила княжна.
— Конечно.
— Реакция общества тебя не волнует?
— Никак.
— Но тебе известно, что говорят, в частности, о моем доме после истории с воровками?
— Прости, но мне плевать на все разговоры.
В гостиную заглянула мадам Гуральник, кивнула Андрею, громко попрощалась:
— Всего доброго, княжна! И пожалуйста, выучите как следует этюд, который вы сегодня так безобразно исполнили.
— Постараюсь, мадам.
— Не «постараюсь», а исполню! До свидания, князь!
— Всего доброго, — ответил он.
Учительница ушла, стуча каблуками. Анастасия снова повернулась к кузену.
— Ну, хорошо. Допустим, ты доберешься до Сахалина, найдешь Миху, и что дальше? Что ты будешь там делать?
— Буду жить с ней.
— Где? Она — каторжанка! Тебя туда просто могут не пустить!
— У меня есть прошение с резолюцией великого князя.
— Но Михелину от этого не освободят!
— Значит, тоже стану каторжанином.
Анастасия с изумлением посмотрела на кузена, развела руками.
— Нет, ты все-таки больной!
Андрей подался вперед, со злой обидой произнес:
— Если помнишь, ты сама когда-то обозвала меня инвалидом без сердца! А теперь что делаешь? Пытаешься отговорить?
— Не пытаюсь!.. Пробую найти решение!
— Решение одно — ехать!
— Это не решение!.. Глупость!
— Найди что-нибудь умное!
— И найду! — Анастасия на секунду задумалась. — Например, помочь ей бежать!
Кузен от удивления развел руками.
— А вот это полный бред… Как? Каким образом? Ее же здесь немедленно арестуют!
— Не бред! — решительно возразила девушка. — Пароход на Сахалин отправляется из Одессы?
— Из Одессы.
— Значит, надо отправиться в Одессу подкупить капитана, он поможет Михелине погрузиться на пароход, и через какое-то время она будет здесь.
Андрей со снисходительной усмешкой смотрел на родственницу.
— Кто у меня самая красивая, самая умная, самая честная?
— Твоя кузина, — с удовлетворением кивнула она.
Он помолчал, затем заключил:
— Какая удивительная могла бы получиться женщина, если бы все эти качества не достались одной маленькой моей глупышке!
До Анастасии не сразу дошел смысл сказанного, затем она вдруг поняла, оскорбленно вскочила, попыталась отпустить кузену пощечину, но он перехватил ее руку, прижал к себе, расцеловал нежное раскрасневшееся от обиды личико.
— Прости меня, Настенька! Великодушно прости! Я пошутил! Не гневайся, прошу!
Кузина постепенно успокоилась, прижалась к родственнику, и они какое-то время сидели молча. Затем девушка отстранилась от Андрея, погрозила ему пальчиком.
— А ты у нас знатный сердцеед, дорогой кузен.
— С чего ты взяла?
— Ты окончательно вскружил голову госпоже Бессмертной! — И заглянула в глаза: — Неужели не замечал?
— Замечал, — ответил Андрей. — Она своим навязчивым вниманием крайне раздражает меня.
— Тем не менее опасайся ее. Отвергнутая дама с исковерканной судьбой может преподнести самые неожиданные сюрпризы.
Той ночью Табба не спала.
Дверь ее спальни была плотно прикрыта. Сама актриса сидела за небольшим чайным столиком, на котором стояли две винные бутылки, одна уже была выпита, вторая опорожнена наполовину.
Катенька сидела напротив, смотрела на госпожу с болью и состраданием.
— Скажи, милости ради, — бывшая прима налила бокал почти до края, — что мне делать?
— Ложиться спать.
— Будешь хамить, тотчас получишь по морде!
— Но вам и правда лучше лечь спать.
— ТЫ меня не расслышала.
— Расслышала. Но вдруг придет хозяйка, и может случиться скандал.
— А мне плевать!.. Слышишь, плевать! Я хоть завтра могу собрать манатки и покинуть эту вонючую гробницу! Я задыхаюсь здесь, мне нечем в этих стенах дышать, я схожу с ума! Ты это понимаешь?
— У нас нет денег, чтобы снять приличное жилье.
— Как ты сказала?.. Нет денег?
— Мы с вами живем за счет княжны.
Бессмертная с трудом поднялась с кресла, направилась к серванту. Она выдвинула один из ящичков, добралась до ящичка потайного, вынула бархатный мешочек с «Черным моголом».
Положила золотую коробочку на стол, открыла ее.
— Смотри!
Бриллиант дышал, манил, завораживал.
— Что это? — шепотом спросила Катенька.
— «Черный могол»!.. Прекрасный и страшный! Из-за него погиб князь Брянский.
— Откуда он у вас?
— Не твое свинское дело! — слегка покачиваясь, ответила бывшая прима и захлопнула крышку. — Он бесценен!.. И если я продам его, то обеспечу всю свою жизнь!.. Куплю все и вся! Даже этот поганый склеп!.. Со всеми потрохами! Даже с княжной вместе!.. Ты не веришь? — спросила она, заметив удивленный взгляд прислуги.
— Верю, госпожа, — ответила та смиренно. — Но лучше мы поговорим об этом завтра.
— Поговорим? — изумилась актриса. — Это я с тобой должна «поговорить»? А кто ты такая, что я должна с тобой разговаривать?
— Вы неверно меня поняли, госпожа.
— Я — Бессмертная! Прима оперетты! На меня ломился весь Петербург! Я хоть завтра могу пойти в этот смрадный театришко, и они мозгами двинутся, что я снова на сцене! Театр опять оживет, потому что мне нет равных! — Табба наклонилась к прислуге, взяла ее за воротничок, притянула к себе, зашептала: — Я недавно была в театре! Они меня не узнали, а я всех этих тварей увидела! Эта ничтожная мразь… бездарь… Изюмов в швейцарской ливрее — кланяется, скалится, приглашает, заискивает, ручки всем лижет. А Гаврила Емельянович, скопище лжи и предательства, тут же визиточку сунул! Звоните, приходите. — Она ударила по столику кулаком. — Вот вам всем! Не дождетесь! Я если и войду в театр, то совершенно с другого входа.
— А может, вам и вправду стоит вернуться в театр? — с надеждой спросила Катенька.
— А вот это уж нет! — поводила актриса пальцем перед ее лицом. — Увольте! Телега под названием «театр» проехала! Я теперь живу другой, совершенно другой жизнью! Тізі даже не догадываешься какой.
Прислуга неожиданно насторожилась, поднесла палец к губам.
— Кажется, госпожа.
— Пойди глянь.
Пока Катенька ходила глянуть, что происходит в доме, Табба торопливо подошла к серванту, спрятала бриллиант, вернулась на место.
Катенька, вернувшись, доложила:
— Княжна провожает князя Андрея. Как бы к нам не заглянула.
— Закройся на ключ и не открывай.
Девушка выполнила приказание, принялась убирать со стола посуду.
— Я его убью, — неожиданно произнесла Табба.
— Кого?
— Князя Андрея.
— За что?
— За то, что я для него пустое место.
— Что вы, госпожа? Он вас очень даже уважает.
— Уважать — это значит не замечать. А любить — это думать, каждую секунду сходить с ума! И я, Катенька, схожу. Каждый день, каждый час, каждую секунду.
В дверь вдруг раздался несильный стук, обе замолчали. Табба подала знак девушке, та довольно громко спросила:
— Кто здесь?
— Анастасия, — послышался из-за двери голос. — Мадемуазель уже спит?
— Да, уже более часа.
— А мне показалось, что кто-то в комнате разговаривает. И довольно громко.
— Нет, нет… Это я читала молитву.
— Ладно, тогда завтра.
— Что-то срочное?
— До завтра терпит.
Раздался звук удаляющихся шагов, актриса с кривой ухмылкой произнесла:
— Наверняка желала отчитать, чтоб не орали. — Она зацепилась за воротничок прислуги, зашептала: — Нас здесь все ненавидят! Надо сматываться! Куда угодно, только не здесь! И чем быстрее, тем лучше. Устала, надоело, боюсь…
На Петропавловской крепости пробило полночь.
Табба привела себя в надлежащий вид только к одиннадцати дня, и когда вышла из спальни, увидела, что ей навстречу направляется княжна.
Анастасия бросила взгляд на слегка припухшее лицо актрисы, поинтересовалась:
— Неважно себя чувствуете?
— Заметно?
— Слегка.
— Наверное, мигрень.
— Вы в состоянии уделить мне полчаса? Мне важно с вами посоветоваться.
— Разумеется. Распоряжусь только, чтоб Филипп принес мне чашку кофию.
