— Если вы так убеждены, почему вы не скажете мистеру Бидвеллу?
— Что? Чтобы он подумал, что меня тоже заколдовали? Для любой женщины, которая слово замолвит за Рэйчел Ховарт, тут же свяжут еще одну петлю.
— Миссис Неттльз! — раздался громкий голос с низу лестницы. — Где там мистер Корбетт? — Это звал Бидвелл, и голос у него был весьма раздраженный. — Мы ждем завтрака, женщина!
— Я у вас в руках! — горячо шепнула она Мэтью. — Прошу вас, никому ни слова!
— Хорошо, — согласился он.
— Мы здесь, сэр! — отозвалась миссис Неттльз на призыв хозяина дома, снова направляясь к лестнице. — Прошу прощения, молодой человек несколько поздно встал!
На завтрак подали ломти ветчины с кукурузной кашей, бисквиты и местный мед с кружками крепкого янтарного чая. Мэтью еще не отошел от вчерашнего ужина из черепахового супа, черепахового мяса и кукурузного хлеба, так что ел он весьма сдержанно. Вудворд, у которого саднило горло и заложило нос после неспокойной ночи, выпил столько чаю, сколько в него поместилось, и потом стал сосать лимон. Зато у Бидвелла аппетит был волчий; хозяин дома поглощал ветчину ломоть за ломтем и съел целую миску каши заодно с тарелкой бисквитов.
Наконец Бидвелл откинулся на стуле, шумно выдохнул и похлопал себя по набитому животу.
— Вот это завтрак! — Его взгляд упал на недобитую жертву этой бойни. — Магистрат, вы бисквит будете доедать?
— Нет, сэр, спасибо.
— Тогда не возражаете?
Бидвелл потянулся за бисквитом и запихнул в рот раньше, чем кто-нибудь успел бы возразить. Вудворд с трудом сглотнул — у него очень болело горло — и позволил себе еще глоток терпкого чаю.
— Магистрат, вы не заболели? — спросил Мэтью.
Трудно было не заметить бледность старика и темные круги у него под глазами.
— Я не очень хорошо спал в эту ночь. Кажется, комары меня полюбили.
— Дегтярное мыло, — заявил Бидвелл. — Им надо помыться с вечера. Дегтярное мыло их всех отпугивает. Ну… почти всех.
— Я думал, что в Чарльз-Тауне насекомые особенно кровожадны. — Вудворд почесал краснеющий волдырь на тыльной стороне правой руки — один из дюжины укусов, полученных уже сегодня утром. — Но ваши комары, сэр, их далеко превзошли.
— К ним надо привыкнуть, вот и все. А дегтярное мыло действительно помогает.
— Тогда жду с нетерпением, чтобы меня просмолили дегтем.
Вудворд знал, что вид у него непрезентабельный, о чем сообщило зеркало в момент бритья. Он жалко выглядел в заемной одежде, которая могла быть гордостью пахаря, но мало отвечала его изящным вкусам. И без парика чувствовал себя почти голым и каждую минуту помнил о пигментных старческих пятнах. Никогда в жизни не ощущал он себя настолько старым и настолько пленником судьбы. Ему казалось, что все его лицо отваливается от костей черепа, зубы становятся щербатыми и кривыми, и он боялся, что выглядит как сельский простофиля, а не утонченный горожанин. Еще его мучили боль в горле и заложенный нос. В другое утро он мог бы снова лечь в постель с чашкой горячего рома и горячим компрессом, но сегодня его ждала важнейшая работа. Он заметил, что Мэтью пристально на него смотрит, а вид у молодого человека взволнованный.
— Я скоро приду в себя, — пообещал Вудворд.
Мэтью ничего не сказал, не желая ставить магистрата в неловкое положение излишней заботливостью. Он налил себе чаю, подумав, что ходить в болотных испарениях с непокрытой головой не слишком полезно для здоровья Вудворда. Но на заднем плане его мыслей вертелся давешний разговор с миссис Неттльз. Ее пристрастность в данном вопросе была очевидной, но не было ли ее целью замутить его разум, а не прояснить? Действительно: если она тоже заколдована, то будет служить хозяину Рэйчел Ховарт. И не пытается ли этот хозяин использовать его, Мэтью, чтобы поколебать суждение магистрата? Он не мог избавиться от размышлений над столь различными мнениями о колдовстве тех авторов, которых он читал. Миссис Неттльз он сказал чистую правду: он действительно не знал, во что верит.
Но Мэтью не пришлось размышлять особенно долго, потому что в дверях появилась сама миссис Неттльз.
— Сэр? — сказала она, обращаясь к Бидвеллу. — Экипаж готов.
Ее лицо снова стало суровым, и она даже не глянула в сторону Мэтью.
— Прекрасно! — Бидвелл встал. — Джентльмены, едем?
На улице стояла запряженная карета с черным возницей Гудом, который играл на скрипке в первый вечер и поймал черепаху на ужин. Бидвелл, Вудворд и вслед за ними Мэтью влезли в карету и под беспокойными тучами тронулись от особняка мимо источника по улице Мира. На улице были жители, но немного; освещение — или отсутствие такового — придавало утру хмурость, и Мэтью своими глазами видел, как вытекает жизнь из этого богооставленного поселения.
Возле бесполезных солнечных часов Гуд свернул упряжку к востоку, на улицу Истины. При приближении к тюрьме Бидвеллом овладел припадок нервозности, и хозяин города снял напряжение дуплетной понюшкой в обе ноздри. Гуд объехал свиней, валявшихся в грязи Истины, и через минуту остановил лошадей возле суровых, мрачных глухих стен тюрьмы. Прибытия кареты ожидали двое: один — Николас Пейн, второй — массивный широкогрудый великан не менее шести футов ростом. На голове гиганта была треуголка, и волосы, которые из-под нее выбивались, горели рыжим, как и длинная, весьма неухоженная борода.
Выйдя из кареты, Бидвелл представил друг другу магистрата, Мэтью и рыжебородого великана.
— Мистер Ганнибал Грин, наш тюремный надзиратель, — сказал он.
Пожимая покрытую рыжим волосом руку, Вудворд почувствовал, что эта лапа может сломать ему пальцы, как спички. Глаза Грина, какого-то неопределенного темного цвета, сидели глубоко и — по мнению Мэтью — ничего другого не выражали, кроме обещания переломать кости любому, кто не понравится.
Бидвелл набрал воздуху и сделал долгий выдох.
— Войдем внутрь, джентльмены?
Грин, весьма не словоохотливый, достал из кармана кожаной куртки два ключа на кожаном шнуре и сунул один в скважину висячего замка, запиравшего вход в тюрьму. Одним резким поворотом замок был открыт, и Грин снял цепь, запиравшую дверь.
— Подождите, — бухнул он как из бочки и вошел, гремя сапогами по грубому дощатому полу.
От взгляда в темную впадину тюрьмы магистрату и его клерку стало несколько неуютно. Горьковато-сладкие запахи сырого сена, пота и телесных выделений поплыли в лицо вместе с ощущением, каково это — быть запертым в этой сырой и душной клетке. Вскоре Грин вернулся с фонарем, который едва светил сквозь слой грязи на стекле.
— Входите, — сказал он.
Бидвелл наскоро взял еще понюшку и пошел первым.
Здание не было особенно просторным. Сразу за прихожей находились камеры, забранные железными решетками, по две с каждой стороны центрального коридора. Мэтью предположил, что здесь была небольшая конюшня, которую потом перестроили.
— Слава Богу, вы пришли! — раздался мужской голос справа. — Я уж думал, меня совсем забыли!
Грин не обратил внимания. Он вытянул вверх руку во всю длину и взялся за свисающую с потолка цепь. Потянул ее как следует, и со скрежетом рычага, поворачивающего заслонку, открылось отверстие, впустившее некоторое количество свежего воздуха и столь необходимого освещения.
Свет — серый и мрачный — был все же куда лучше грязной лампы. Он позволил увидеть человека, который стоял в ближайшей справа камере, вцепившись в прутья решетки. Покрытое серой щетиной лицо прижалось к тем же прутьям, будто его владелец хотел таким образом вылезти на свободу. Он был молод, всего на пять-шесть лет старше Мэтью, но уже с брюшком. У него были здоровенные предплечья и бычья шея, нечесаные черные волосы, налезающие на пару серых глаз, сверкающих по обе стороны бульбообразного носа, который, как и щеки, рябил оспинами.
— Я готов отсюда уйти! — объявил он.
— Она в следующей камере, — сообщил Бидвелл, не обратив внимания на заключенного.
— Эй, Бидвелл! — заорал человек. — Черт побери, я же сказал, что готов…
Хрясь!
Кулак Грина врезался в одну из держащихся за решетку рук. Заключенный взвыл от боли и отшатнулся, прижимая к груди ушибленную руку.
— Говори с уважением, — сказал Грин, — или молчи. Ты меня понял?
— Ой-ой-ой, ты мне чуть руку не сломал!
— Ноулз, по приговору тебе остались еще сутки, — сказал заключенному Бидвелл. — Тебя отпустят завтра утром и ни минутой раньше.
— Послушайте! Пожалуйста! — Ноулз, на этот раз говоря просительным тоном, снова придвинулся к решетке. — Я не вынесу здесь еще одной ночи, сэр! Клянусь Богом, не вынесу! Крысы — просто ужас! Они всю мою еду съели, я их чуть не от горла своего отгонял! Неужто я еще не получил свое наказание?
