— Беру, — рявкнул драгун, распахивая китель и шаря за пазухой, очевидно, в поисках кошелька.
Он вытащил на свет пачку ассигнаций и не глядя протянул мне.
— На, держи. Отсчитай сам, сколько нужно. И не вздумай, шельма, меня надуть, брюхо распорю.
И качнулся, как подрубленная ель. Я едва успел поддержать его, обхватив могучую талию. При этом из-за ворота его рубашки выпало нечто блестящее, похожее на женское украшение, и повисло на тонкой цепочке.
— Э, Лопар, да ты наклюкался, — заметил один из компании, сам, впрочем, бывший изрядно навеселе.
— Я? Наклюкался?! — насупившись, уточнил Лопар, стараясь встать вертикально.
Это удалось ему с третьей попытки. Опираясь на саблю, как на посох, он гордо прошествовал к дверям, свалив по пути две полки с выставочными образцами ботфорт в рост человека, стоявших в витрине. Уже на пороге драгун обернулся и строго погрозил мне пальцем:
— У, шельмец… Сапоги пришлешь ко мне домой, на угол Анжу и Вивьен, дом двадцать три. Дом ты легко найдешь, там живет малышка Лола, тебе всякий укажет…
— Не сомневайтесь, — подобострастно сказал я. — Прослежу лично.
И почувствовал, как мое тело, мои губы, мои лицевые мышцы словно одеревенели — я попытался шевельнуться, и не смог.
Сонный Эттенхейм, блики факелов в рассветном тумане, в парке меж черных деревьев, грохот сапог (опять эти сапоги!) по паркету в разгромленной гостиной, голос сверху, с лестницы: «Лопар, скоро ты там?»
Дуло пистолета, вжавшееся мне в середину лба. «Говори, где девочка, ублюдок! Считаю до трех…» Эх, пощупать бы сейчас его макушку, на которую фрау Барбара с размаха опустила тяжелый подсвечник…
— Что с вами, месье Гийо?
Я очнулся. Банно с тревогой пытался заглянуть мне в глаза.
— У вас такое лицо, будто вы повстречали привидение, — он помедлил. — Вы спасли мне жизнь, сударь. Не знаю, как благодарить вас…
— Пустое, — я заставил себя улыбнуться. — А впрочем… Справитесь здесь без меня? Мне нужно отлучиться.
Банно боязливо оглянулся на дверь.
— И они не вернутся, как вы думаете?
Я отрицательно покачал головой.
— Уверен, у них найдутся дела поинтереснее. Сегодня все заведения в Париже открыты до поздней ночи.
Улицы были запружены народом. Пока я добирался сюда, на угол Вивьен и Анжу, меня обнимали, лезли со слюнявыми поцелуями, хлопали по плечу и настойчиво предлагали выпить. И я обнимался с кем-то, подставляя губы для поцелуев, и горланил революционные песни, а однажды дал коленом под зад какой-то темной личности, покусившейся на мой кошелек… Я был частью толпы, плотью от плоти, и толпа укрыла меня словно шапкой-невидимкой.
План я составил еще в магазине. Точнее, план возник в голове ниоткуда, сам собой — будто некто взял меня за руку и повел. Мне осталось лишь подчиниться.
Лола, о которой упомянул Лопар, имела свое постоянное место неподалеку, на улице Вивьен — там она торговала якобы туалетной водой (а на самом деле — услугами, которые принято называть интимными). Я увидел их вдвоем: Лолу и Лопара, и это заставило меня скрипнуть зубами от досады: если чертов драгун потащит девицу к себе, задуманное придется отложить. Так и произошло: пьяная парочка прошествовала мимо меня, и Лола, ткнув пальцем в мой колпак, хихикнула:
— Красавчик, а втроем развлечься не желаешь?
Я поспешно отвернулся, чтобы она не заметила шпагу под плащом. А когда вновь посмотрел на улицу, они уже скрылись в доме.
Стараясь ступать неслышно, я поднялся вслед за Лопаром на второй этаж, выяснив таким образом расположение нужной мне двери. Затем поднялся еще на пролет и затаился, приготовившись ждать до утра.
Шум на улице не утихал: в эту ночь Париж, похоже, не собирался ложиться спать. По крайней мере, ложиться в одиночку (вспомнилась парочка в квартире у меня под ногами). Я настроился на долгое терпеливое ожидание, но не прошло и часа, как дверь внизу с шумом распахнулась.
— Коз-зел! — раздался экспрессивный женский голос. — Урод, скотина! Будь ты проклят… Ай!!!
Послышался шлепок — наверное, на лестницу следом за девицей вылетели ее носильные вещи.
— Давай, давай, — хохотнул невидимый с моего места Лопар. — Тоже мне, царица Савская… Найди дурака, который предложит тебе больше меня. Идиотка!
Я мимолетно посочувствовал Лоле: думала, бедняжка, подзаработать в честь праздника, да с кавалером не повезло…
Сидя в своем укрытии, я еще несколько минут наслаждался «семейной» сценой, после чего Лола, наконец, удалилась, возмущенно стуча каблучками по ступеням, и в доме стало тихо. Я выждал еще некоторое время и подошел к нужной двери. И чуть не рассмеялся, обнаружив, что она не заперта.
В прихожей было темно, но мои глаза привыкли к темноте. К тому же молодецкий храп, доносившийся из комнаты, служил отличным ориентиром, и я пошел на него. Ухитрившись ни разу не споткнуться и не загреметь, я достиг стола и на ощупь отыскал среди пустых бутылок свечу в высоком подсвечнике. Высек огонь, огляделся, ужаснувшись беспорядку, и сосредоточился на Лопаре, который лежал ничком на разобранной кровати. Он был голый по пояс, но в форменных брюках и сапогах. Мундир и рубашка валялись на полу. Сверху на мундире лежала спрятанная в ножны сабля.
Оставив свечу на столе, я подошел к постели и сел подле Лопара, пристроив свою шпагу на коленях, как давеча. Почему-то сегодня она мешала мне, моя шпага, словно ей было неловко находиться у меня под рукой. Кажется, будь ее воля — она вырвалась бы и убежала прочь, куда глаза глядят, но я цыкнул на нее, и она присмирела.
Я тронул Лопара за плечо. Он хрюкнул во сне и невнятно пробормотал:
— Пошла вон, шлюха. Сказано тебе, нет у меня денег. Проваливай.
Я потряс его настойчивее.
— Убью, паскуда, — пообещал Лопар, нехотя перевернулся на спину и открыл глаза.
Несколько секунд он потратил на то, чтобы сфокусировать на мне зрение. После чего осторожно сказал:
— Ты не Лола.
— Увы, — подтвердил я его догадку.
— Ну и какого дьявола тебе здесь надо? Ты был под Маренго? Что-то рожа мне твоя знакома…
— Эттенхейм, — тихо проговорил я. — Дом герцога Энгиенского. Март прошлого года. Помнишь, какие холодные ночи были той весной?
Лопар пристально посмотрел на меня. Я видел, как он медленно трезвеет: выражение тупости на лице сменилось настороженностью, потом недоверием, и, наконец — чем-то похожим на восхищение. Он действительно восхищался мною — прошедшим ад и вернувшимся ради того, чтобы посмотреть в глаза своему врагу.
Хотелось бы мне написать: «Ярость ударила мне в голову». И сравнить эту ярость с хорошим вином — какой-нибудь щелкопер, сочиняющий героические оды, ни за что не упустил бы такую возможность. Однако ярости не было. Ни ярости, ни злости, ни даже радости, что судьба все-таки поставила нас лицом к лицу.
Ничего.
— Ты, — прошептал Лопар зимними губами.
Его рука медленно, дюйм за дюймом, поползла вниз, к сабле, лежавшей на полу, поверх небрежно скинутого мундира.
Хотелось бы похвастаться, что я дал ему шанс. Это было бы достойно: ведь убивать безоружного не в рыцарских правилах. Однако это тоже было неправдой — другим можно лгать, но какой смысл обманывать себя самого? Позволь я ему вытащить саблю из ножен — неизвестно, чем бы закончился наш поединок. Наверное, он заколол бы меня: он был грозным рубакой, не мне чета.
Моя шпага была у меня в руке — я приготовил ее заранее. Клинок проткнул Лопара насквозь, пригвоздив к кровати. Он всхлипнул, словно от обиды, пошевелил губами, точно выброшенная на берег рыба, из его рта вырвался фонтанчик крови — я не успел отпрянуть, и она брызнула мне на плащ.
— Это тебе за фрау Барбару, — сказал я Лопару, глядя в медленно стекленеющие глаза.
Вряд ли он слышал меня в тот момент. А если и слышал — то не понял, о чем речь. Я задул свечу на столе и вышел из комнаты. Никто не встретился мне ни на лестнице, ни возле дома: говорят, будто начинающим преступникам обычно везет. Это уже потом судьба, будто спохватившись, наказывает их, когда они совершенно уверуют в свою безнаказанность…
На улице я вновь оказался в водовороте толпы. Париж праздновал годовщину взятия Бастилии…
На следующий день я пришел в магазин раньше обычного, ожидая встретить там Банно, но вместо него увидел месье Катильона. Решив, что к нам нагрянули с неожиданной проверкой, я коротко поклонился, прошел в заднюю комнату, где в специальном шкафчике лежали финансовые документы, и достал связку ключей. Однако, как выяснилось, хозяина нынче мало интересовала отчетность.
— Банно арестован, — мрачно изрек господин Катильон, глядя куда-то мимо меня.
Вернее, сквозь меня — словно он о чем-то подозревал…
Мои руки по инерции продолжали перебирать бумаги, перекладывать их с места на место, а ноги… Ноги вдруг ослабли. И почудилось, будто пол стал зыбким, как болото, и неверным, как детские качели.
