— Вот ты, Стась, говорить горазд. А способен ли ты на дело?
— На какое дело? — недоуменно посмотрел на нее Мощинский.
— А на такое. Как ты, польский дворянин, можешь служить государю, который угнетает твой народ? Почему ты здесь, почему ты способствуешь оккупации твоей исторической родины?
— Ну, во-первых, мои предки из-под Белостока, и Галичина никакая моя не родина, а во-вторых, не очень-то я и способствую. Скорее наоборот. Если бы ты знала, сколько всякого добра благодаря мне наш царь-батюшка не досчитался, ты бы так не говорила.
— Ну воруешь-то ты не ради блага Польши, а для того, чтобы свой карман набить. А способен ли ты по-настоящему бороться?
Мощинский встал с кресла, прошелся по комнате и резко повернулся к Анне:
— Бороться? Ты знаешь, я об этом думал. Но что я могу сделать один? Один в поле не воин. Записаться на прием к графу и застрелить его из револьвера? И что? Меня повесят, а через неделю из Петербурга пришлют другого Бобринского, может быть, намного хуже нынешнего.
— Про то, что один много не сделаешь, ты верно сказал. А если предположить, что существует целая организация? Целое общество людей, которые ради освобождения своей многострадальной Родины готовы на все?
— Если бы такая организация существовала, то я бы, не раздумывая, в нее вступил. Вот только чем я могу быть полезен этой организации?
— Всякий может найти свое место в строю. Тем более сейчас, когда решается судьба Польши. Хочешь, я тебя познакомлю с одним человеком?
Мощинский внимательно посмотрел на пани Олешкевич.
— Познакомь.
— Но только учти, обратной дороги у тебя не будет. Впрочем, ее уже нет.
* * *
Начальник Временного жандармского управления полковник Мезенцев сначала очень внимательно выслушал Тараканова, потом не менее внимательно — Мощинского.
Раздумывая, полковник в одной руке крутил карандаш, а другой тер небритый подбородок. Наконец он сказал:
— Сведения весьма интересные. Но для того, чтобы я забрал у вас дознания, их крайне мало. Какая-то барышня предлагает влиться в какую-то мифическую организацию — ничего конкретно. Так что придется вам, милостивые государи, пока обходиться своими силами. — Полковник обратился к Мощинскому: — Когда, вы говорите, вам назначено свидание?
— Завтра, в восемь часов вечера, у меня на квартире.
— Вот и прекрасно. Встречайтесь, знакомьтесь, выражайте полную готовность к сотрудничеству, все запоминайте и ничего не предпринимайте. А послезавтра — доложите, напишите рапорт, тогда и посмотрим. Господин коллежский секретарь, обеспечить филерское сопровождение гостя господина коллежского регистратора вверенное вам отделение в силе?
— Боюсь, что нет, господин полковник. Никто из моих людей искусству слежки специально не обучался, а если господин Мощинский завтра встречается с австрийским шпионом, то последний легко вычислит дилетанта. Тогда вся наша операция — коту под хвост.
— Да-с. Ну что ж, я выделю в ваше распоряжение парочку профессионалов.
* * *
Городское общественное самоуправление 31 декабря (нового стиля) устраивало в здании Ратуши бал-маскарад. Начинался он в 8 часов вечера. Тараканов с трудом раздобыл два пригласительных билета и сейчас торопился домой, чтобы побриться, переодеться, взять суп руту и мчаться в Ратушу — встречать европейский Новый год. Поэтому Мощинского он проинструктировал бегло:
— Мезенцев выделил только двоих филеров. Один из них будет дежурить у черной лестницы вашего дома, другой — у парадной. Гостя встретите, поговорите, будет просить дать подписку о сотрудничестве — не давайте, будет сильно настаивать — сломайтесь и согласитесь. Вообще старайтесь вести себя как можно естественнее. Представьте, что вы действительно царя предаете. Волнуетесь?
— Если честно, то да.
— Ну, ни пуха ни пера. Все будет хорошо, не волнуйтесь.
Но хорошо не было. В б утра, буквально через полчаса после того, как Тараканов и Настя уснули, в дверь позвонили. Марту на праздники Тараканов отпустил, поэтому пришлось идти открывать дверь самому. На пороге стоял сыскной городовой Филиппенко.
— Убийство у нас, ваше благородие. Градоначальник велел вам срочно явиться.
— Кого убили?
— Чиновника какого-то, из интендантов.
• 7 •
Увидев у огромного пятиэтажного дома на Пекарской несколько автомобилей, Тараканов понял, что на место преступления прибыло все полицейское начальство. У входных дверей квартиры коллежского регистратора он едва не столкнулся с выходившим оттуда градоначальником Скалоном. Полковник посмотрел на него волком, пробурчал «работайте» и стал спускаться по лестнице. Следовавший за ним Ясевич укоризненно помотал головой и поспешил за начальником.
По легенде, Мощинский был вором, а стало быть, человеком богатым, поэтому Тараканову пришлось раскошелиться на отдельную квартиру с хорошей обстановкой. Сейчас в ней было не протолкнуться — там были незнакомый Тараканову военный следователь, начальник ВЖУ, полицейский врач, все сыскные околоточные, фотограф, местный пристав и еще какие-то люди в штатском. Осип Григорьевич заглянул в квартиру, поманил пальцем одного из своих подчиненных и вышел с ним на лестничную площадку.
Надзиратель начал докладывать, даже не поздоровавшись:
— Доктор говорит, что убили его часов десять двенадцать назад. Пулевое ранение одно — в голове, аккурат между глаз. В квартире беспорядок — все ящики в письменном столе открыты, из шкапа все книжки выброшены. Бумажника Мощинского мы не нашли. И револьвер его пропал. Вот, собственно, и все.
— А барышня?
— Какая барышня?
Околоточный, не посвященный в детали операции, с недоумением смотрел на начальника.
— У него должна была быть барышня. А у дома должны были дежурить филеры, жандармские филера!
За спиной Тараканова кто-то сказал:
— Куда делась барышня, я не знаю, а вот филеры живы и здоровы, но ничего не видели и не слышали.
Тараканов обернулся. Мезенцев достал из кармана шинели золотой портсигар, открыл его и протянул коллежскому секретарю. Они закурили.
— Да, дали мы с вами маху, Осип Григорьевич… Но кто же знал, что он стрелять будет! Видимо, раскусил в Мощинском вашего сотрудника. Что ж, нам теперь остается только одно — неустанным трудом исправлять свои ошибки. С чего думаете начинать?
— Скажите, а где филеры?
— Идемте.
Когда они вышли из подъезда, к ним подбежало двое похожих друг на друга мужчин неприметной наружности. Филеры рассказали, что заступили на свои посты в семь часов вечера. Тот, что дежурил у парадной лестницы, видел, как в половине восьмого Мощинский и его барышня приехали на извозчике и зашли в парадное. Через несколько минут в квартире объекта зажегся свет. Филер спрятался в тени дровяного сарая и стал смотреть на окна — сразу же после ухода гостя Мощинский должен был дать условный сигнал — закрыть шторы в комнате. Но условного сигнала он так и не дождался. Люди входили в подъезд и выходили из него постоянно — что вы хотите, Новый год, кто в гости пришел, кто, — наоборот, поехал. Успокоилось все только к трем часам. Свет в наблюдаемой квартире продолжал гореть, условного сигнала все не было, и филер стал беспокоиться. В четыре утра он решил провести проверку. Агент, изображая подвыпившего запоздалого гостя, зашел в подъезд и стал подниматься по лестнице. Когда он проходил мимо квартиры Мощинского, то увидел, что дверь в нее приоткрыта — чуть-чуть, всего на полвершка.
— Я револьвер вынул и заглянул. Убитого увидел сразу — залу из коридора хорошо видно. Ну, я напарника позвал, велел ему в квартире остаться — охранять, а сам — бегом в ВЖУ, докладывать. Вот и все.
— Скажите, а барышня, та, что с Мощинским приехала, из дома не выходила?
Филеры переглянулись, и один из них сказал:
— Нет, ваше благородие. У нас взгляд тренированный, мы бы ее приметили, даже если бы она одежду сменила. Не выходила она, ни по парадной лестнице, ни по черной.
