— Вы не имеете права! — Мельхиор выпрямился во весь свой малый рост и, сжав кулачки, с таким грозным видом шагнул к Аженору, что тот невольно попятился. Но эффект неожиданности длился недолго: в следующую секунду отступить пришлось уже коротышке, да так, что он спиной прижался к стене.
— Засунь это право знаешь куда?! — взревел Аженор Фералес. — Я тут ответственный, твой договор аренды гроша ломаного не стоит! Но я великодушен, о да! Поэтому даю тебе три дня, чтобы ты снял себе нору подальше от Опера и съехал отсюда вместе со своим барахлом. Не сделаешь этого — выброшу твой жалкий скарб из окна и подожгу!
Мельхиор, обезумев от ярости, все это время пытался наброситься на инспектора сцены с кулаками, но Аженор легко удерживал человечка на расстоянии вытянутой руки, упираясь ладонью ему в лоб.
— Мерзавец! — взвыл Мельхиор. — При нынешних ценах на жилье мне под мостом ночевать придется!
— Ах да, еще одно условие: когда очистишь территорию, ты придешь ко мне и отчитаешься, иначе будешь уволен!
— Но за что? За что?!
— За то, что ты мерзкий уродец! Я тебя всегда терпеть не мог. Ты повсюду суешь свой нос. Ты знал, что у Марии была интрижка с этим волокитой Тони Аркуэ, слава богу, он уже сдох. Как ты, должно быть, потешался, когда я на ней женился! Ты и сам все время вокруг нее вертелся, когда она еще девчонкой была, извращенец! Да я бы трижды удавился, вместо того чтобы пригласить на свадьбу такого развратника, а ты сам приперся и выставил меня идиотом! Пошел вон, выродок! У тебя три дня, ясно? — Аженор Фералес засунул Мельхиору за воротник ключ от старого замка чулана: — Вот тебе на память! — оттолкнул человечка и зашагал прочь.
Мельхиор вздрогнул, когда по коже скользнул холодный металл. Незапертая дверь чулана приоткрылась, и он не мог отвести глаз от распотрошенного соломенного тюфяка, разбросанных по полу вещей, пустого сундука. Адонис не сумел противостоять захватчикам, он валялся на сетке кровати — одна рука отвалилась, голова свернута набок.
Спасти его! Маленький человек бросился в разоренное жилище. Ивовая конечность была тотчас примотана на место с помощью бечевки, голова манекена вернулась в изначальное положение.
— Ничего, приятель, отдыхай пока. Все наладится, все устроится. Не видать мерзавцу Фералесу благословенного рая! Пес шелудивый, жаба зловредная, нечисть, упырь! Миром правит подлейшая несправедливость! Меня, кроху, беззащитное хрупкое создание, оскорбляют, оплевывают, гонят из этой клетушки, где я никому не мешаю. Ну да ничего, вы, гонители, еще увидите, еще узнаете, еще пожалеете, ох наплачетесь! Возмездие уже вершится, и оно продолжится! Берегись, подлец! Придет и твой черед!
Мельхиору понадобилось больше часа, чтобы собрать раскиданные по всей каморке вещи. Запыхавшись, он устало опустился на молельную скамеечку, достал из кармана скомканную бумажку, разгладил ее и обратился к ивовому манекену:
— Вот послушай-ка, Адонис, они опознали покойничка: «Мужчина, найденный мертвым неподалеку от Монпарнасского кладбища, носил имя Жоашен Бланден и был скрипачом в оркестре Парижской оперы. По заключению судебно-медицинской экспертизы, он умер от сердечного приступа, возвращаясь с концерта в Катакомбах, каковой концерт, как известно, уже стал причиной того, что пролилось немало чернил…» Чернил, ха! Кровищи пролилось столько, Адонис, что я охотно распил бы с тобой пинту-другую, дабы отметить это дело! — Злость внезапно схлынула, и маленький человек тихо проговорил: — Я отбегу ненадолго, надо кое-что уладить.
Объехав вокруг дворца Гарнье, Виктор зарулил в арку административного входа на бульваре Османа. Здесь, на обширном дворе, около поста пожарного, обычно нес священную вахту месье Марсо, а если ему доводилось отлучиться или ослабить бдительность, его обязанности принимала на себя энергичная мадам Марсо.
На окошке в комнатке вахтеров красовалась табличка:
ВЫПОЛНЯЕМ ПОРУЧЕНИЯВиктор крадучись пересек вестибюль и пристегнул велосипед цепочкой к перилам у подножия лестницы.
— Куда это вы с велосипедом, а? Что за манеры! — накинулась на него внезапно возникшая из коридора женщина.
— Вы консьержка?
— Да уж не сладкоголосая дива! Меня зовут Октавия Марсо, я тут на службе, — она ткнула пальцем в сторону таблички. — Вы по какому делу?
— Я репортер. Получил задание написать о скрипаче, чью печальную кончину здесь все оплакивают, о некоем Жоашене… э-э… Можно взять у вас интервью?
Мадам Марсо слегка смягчилась:
— Двое ваших собратьев по ремеслу тут уже побывали.
— Неужели? Из какой газеты?
— Из «Фигаро» и «Матэн». А сами-то вы откуда будете?
— Из «Пасс-парту». Антонен Клюзель к вашим услугам, — уверенно солгал Виктор. — Я подписываюсь псевдонимом Вирус.
— Как, тот самый Вирус?! — восхитилась консьержка. — Я представляла вас этаким плюгавеньким, а вы вполне себе ничего.
— Можно оставить тут велосипед?
— Вам можно, присмотрю. Месье Марсо отправился выполнять поручения, потому что когда этот лодырь Мельхиор Шалюмо позарез нужен, его не сыщешь.
— Мельхиор?..
— Оповеститель, ленивый задохлик. Обычно он у нас перехватывает любовные писульки от артистов их пассиям, сам разносит нам в убыток. И вот сегодня нас этими писульками просто завалили, Шалюмо куда-то запропастился, и мужу пришлось поработать почтальоном, а ему еще в прокат костюмов сбегать надобно.
— Но ведь у Опера целый склад костюмов и своя мастерская…
— Так-то оно так, да только администрация жмотничает, на всем экономит, им дешевле взять напрокат, чем новый пошить. Этак все ремесло захиреет. Изготовители париков еще как-то держатся, а прочие… Но что-то я заболталась, совсем забыла про бедного месье Жоашена. Месье Марсо вызывали в городской морг, вот уж он разнервничался, когда его попросили осмотреть скрипичный футляр и опознать покойника. Да что же мы стоим? Заходите!
В комнатке вахтеров мадам Марсо усадила Виктора в кресло. На стене ровными рядами выстроились фотографии музыкальных знаменитостей.
— Прелюбопытная коллекция, — похвалил Виктор. — У вас есть вкус, здесь очень уютно.
— Мило, что вы заметили.
— Расскажите мне об этом скрипаче, Жоашене… Жоашене… ох, запамятовал фамилию.
— Бланден, Жоашен Бланден, но я всегда называла его месье Жоашен. Такой был вежливый, услужливый юноша. Выпить, правда, любил, водился за ним грешок. Но надо сказать, перед выступлением никогда себе не позволял, ни-ни, только после. Превосходный исполнитель, теперь поди найди ему замену. Впрочем, будь ты хоть виртуозом, а коли себя растрачиваешь по пустякам, все прахом идет.
— Что же это значит?
— Вместо того чтобы всецело посвятить себя оркестру, месье Жоашен то домашние уроки давал, то выступал на всяких богемных сборищах за вознаграждение. Разбазаривал талант в каком-то смысле. Не мне его судить, конечно, нам-то с мужем почасовые платят… А еще он сочинял музыку к шансонеткам какого-то стихоплета в духе «ля-ля, лу-лу».
— Э-э… не понял.
— Ну, это ж старье какое, всем известное, уж лет десять как Сюльбак спел в «Эльдорадо»:
Встретил я тебя,
Ля-ля, ля-ля,
В Опера на балу,
Лу-лу, лу-лу.
В общем, они с этим стихоплетом не слишком-то утруждались.
— А этого стихоплета как зовут?
— Вот уж чем никогда не интересовалась! Я лишних вопросов никому не задаю, не из таковских. А в бедного месье Жоашена камень не брошу — он сочинял и серьезную музыку, симфоническую. — Мадам Марсо задумчиво повертела в руках перо, провела кончиком по щеке. — Вот уж беда не ходит одна! Сначала месье Аркуэ богу душу отдал, потом эта девица Вологда прямо на сцене грохнулась, потом месье Жоашен… Закон повторения.
— А от чего умер месье Аркуэ?
— Утоп. Несчастный случай. Вы ж наверняка об этом в газетах читали.
— Да-да, конечно. Мадемуазель Вологда была знакома с господами Бланденом и Аркуэ?
— Оперный мир — одна большая семья, хотя тут все исподтишка друг другу подножки ставят. Этой Вологде многие завидуют по-черному, потому что она, несмотря на возраст, до сих пор собирает вокруг себя толпы престарелых, но состоятельных поклонников, вы меня понимаете. А рядом полно девиц помоложе да попрелестней ее, — доверительно сообщила мадам Марсо.
— Скажите, — перешел Виктор к главному, — вашему мужу не приходилось доставлять пряничных свинок означенным трем особам?
Мадам Марсо смерила его гневным взглядом:
— Тут вам не бакалейная лавка, тут вам Академия музыки! Где вы услышали такую чушь?
— Просто слух прошел…
— Ну букеты — это пожалуйста, ну пралине в крайнем случае, но пряничные свинки!..
— Месье Бланден жил один? — поспешно сменил тему Виктор.
