— Да, да, именно так, — с готовностью ответила Лилипутка. — Многие из наших больных начинают вязать. Они находят, что со спицами в руках гораздо легче коротать время.
Марта послала с порога воздушный поцелуй и вышла. Лилипутка, преисполнившаяся уважением, последовала за ней.
— Ну и вертихвостка, — пробурчала миссис Тинкер, колдуя над пакетами. Грант сделал вид, что не понял, кого она имеет в виду.
Через два дня, когда Марта снова появилась в больнице, то принесла отнюдь не спицы и шерсть. Она стремительно влетела в палату, запыхавшаяся и очаровательная, в меховой шляпке, небрежно сдвинутой набок, на что, как знал Грант, ушло не менее нескольких минут упражнений перед зеркалом.
— Я только на минутку, милый. Спешу в театр, сегодня у нас дневной спектакль. Боже мой, какие кретины! И еще эта ужасная пьеса, где слова превращаются в полную бессмыслицу… Когда только ее снимут с репертуара! Похоже, она будет идти лет десять, как эти нью-йоркские спектакли. Просто оторопь берет. Ее невозможно играть! Джеффри вчера вечером вообще забыл свою роль в середине второго акта. Он стоял с выпученными глазами, и я даже подумала, не удар ли у него. Потом Джеффри сказал, что не помнит ничего, что происходило между его первым выходом и тем мгновением, когда он очнулся и обнаружил, что играет середину акта.
— Провал памяти, хочешь сказать?
— Нет, не то… Просто действуешь, как автомат. Говоришь реплики, ходишь по сцене, а думаешь все время о чем-нибудь другом.
— Судя по рассказам, у актеров такое нередко случается.
— Не совсем так. Джонни Гэрсон может тихонько сообщить тебе, сколько туалетной бумаги осталось у него в уборной, в то время как для публики его сердце разрывается на части. Но это еще не значит отключиться на целых пол-акта. Ты понимаешь, Джеффри по ходу действия выгнал из дома сына, поссорился с любовницей и обвинил жену в связи со своим лучшим другом — и все это совершенно автоматически, не думая.
— А о чем же он думал?
— По его словам, о том, чтобы сдать свою квартиру и купить старинный дом в Ричмонде, который продают Латимеры. Джеффри вспомнил, что там нет ванной, и решил переделать под нее маленькую комнату наверху, которая оклеена китайскими обоями восемнадцатого века. Еще он подсчитывал, хватит ли у него денег сменить кровлю, и размышлял над вопросом о кухонной плите. Он как раз решил избавиться от кустарника у ворот, когда вдруг обнаружил, что стоит на сцене перед девятьюстами зрителями и что-то говорит. Неудивительно, что у Джеффри глаза на лоб полезли!.. Я вижу, ты все-таки одолел одну из моих книг — если, конечно, смятая обложка может служить доказательством…
— Да. Книга про горы оказалась просто Божьим даром… Я часами лежал и разглядывал фотографии.
— Тогда вот тебе еще картинки.
Марта вытряхнула из большого конверта на грудь Гранту пачку фотографий.
— Что это?
— Лица, — радостно заявила актриса, — десятки лиц, и все для тебя. Мужчины, женщины, дети. Всех сортов, видов и размеров.
Грант наугад взял одну из карточек и всмотрелся в нее. Переснятая гравюра XV века. Женский портрет.
— Кто это?
— Лукреция Борджиа. Разве не душка?
— Возможно. Ты думаешь, с ней связана какая-нибудь загадка?
— Конечно. Никто так и не выяснил, была ли она сообщницей своего брата или же просто инструментом в его руках.
Грант отложил Лукрецию и взял другую фотографию, оказавшуюся портретом юноши в костюме конца XVIII века. Снизу расплывчатыми буквами было напечатано: «Людовик XVII».
— Самая подходящая для тебя тайна. Дофин. Удалось ли ему бежать, или он так и умер в заточении?
— Где ты их достала?
— Я выманила Джеймса из его норы в музее и заставила сходить со мной в магазин гравюр. Джеймс в таких вещах разбирается, а в музее, я уверена, у него нет никаких спешных дел.
Марта, как водится, не сомневалась, что солидный искусствовед вроде Джеймса в любую минуту готов бросить свою работу в музее Виктории и Альберта и таскаться по магазинам ради ее удовольствия.
Грант взял портрет елизаветинских времен. Мужчина в бархате и жемчугах. На обороте стояло: «Граф Лестер».
— Так вот он каков, фаворит Елизаветы? Впервые вижу его портрет.
Марта взглянула на мужественное, полнеющее лицо.
— Знаешь, мне сейчас пришло в голову, что одна из главных трагедий в истории заключается в том, что художники берутся за портреты человека лишь тогда, когда его лучшие годы уже позади. Раньше граф Лестер считался, наверное, видным мужчиной. А Генрих VIII в молодости, говорят, был просто ослепителен, а как мы представляем его теперь? С лицом как у карточного короля. Хорошо хоть, что мы знаем, как выглядел Теннисон до того, как отрастил свою жуткую бороду. Ну ладно, мне надо бежать, я и так опаздываю. Я обедала в ресторане у Блейга, а там оказалось столько знакомых, что я задержалась дольше намеченного.
— Надеюсь, ты произвела должное впечатление на того, кто тебя угощал, — сказал Грант, взглянув на новую шляпку актрисы.
— Конечно. В шляпках она разбирается. С первого же взгляда поняла, что это от Жака Ту.
— Она?! — удивился Грант.
— Да. Мадлен Марч. И угощала ее я. Не изображай такого удивления, это невежливо. Если хочешь знать, я надеюсь, что она напишет для меня пьесу о леди Блессингтон. К сожалению, в зале была такая суматоха, что нам не удалось серьезно поговорить. Правда, угостила я ее на славу. Кстати, Тони Биттмейстер закатил там настоящий пир на семерых. Шампанское рекой лилось. Как, по-твоему, откуда у него деньги?
— Ясно, откуда, только доказательств пока нет, — сказал Грант.
Они рассмеялись, распрощались, и Марта отправилась по своим делам.
Оставшись наедине, Грант снова задумался о графе Лестере. Какая же тайна связана с ним?… Ах, да! Конечно же, Эми Робсарт. Особа эта, однако, Гранта не интересовала. Ему было совершенно безразлично, как и почему она упала с лестницы и разбилась насмерть.
Но созерцание остальных фотографий доставило ему несколько счастливых часов. Грант начал испытывать интерес к человеческим лицам задолго до своего поступления в полицию, а годы службы в Скотленд-Ярде показали, что такое хобби полезно и в профессиональном отношении. Как-то раз, в самом начале службы, он со своим начальником случайно оказался при опознании преступника. Они не имели никакого отношения к тому делу и зашли по какому-то другому поводу. Но задержались из чистого любопытства, наблюдая, как двое свидетелей, он и она, по очереди проходили вдоль шеренги ничем не примечательных мужчин, пытаясь опознать среди дюжины одного — преступника.
— Который из них, как ты думаешь? — шепотом спросил Гранта его шеф.
— Не знаю, — ответил Грант, — но попробую угадать.
— Кто же, по-твоему?
— Третий слева.
Начальник Гранта лишь скептически улыбнулся. Но после того, как свидетели, так никого и не опознав, вышли, а шеренга сбилась в оживленную кучку из одиннадцати людей, поправляющих воротнички и галстуки, прежде чем вернуться на улицу, откуда их пригласили блюстители закона, то единственный, оставшийся на месте, оказался как раз третьим слева. Он покорно ждал конвоя, который и отвел его назад в камеру.
— Вот это да! — воскликнул шеф. — Один шанс из двенадцати! Он сам выбрал вашего парня из всей компании, — пояснил он инспектору, проводившему опознание.
— Вы его знаете? — спросил инспектор у Гранта с некоторым удивлением. — По нашим сведениям, это его первый арест.
— Нет, нет, я его впервые вижу. Даже не знаю, по какому он делу проходит.
— Как же вы его засекли?
Грант помедлил с ответом, пытаясь проанализировать ход своих мыслей. Маловероятно, что на опознание повлияли логические построения. Скорее выбор был интуитивным, его логика скрывалась в подсознании. Немного поразмыслив, Грант выпалил:
— Из всей дюжины только у него одного не было морщин на лице.
Кругом захохотали. Впрочем, Грант уже успел собраться с мыслями и понял, как определяется его выбор.
— Звучит глупо, однако это так, — попытался объяснить он. — Среди взрослых людей такие гладкие, безмятежные лица бывают лишь у слабоумных.
— Фримэн не слабоумный, — возразил Гранту инспектор. — Напротив, он весьма смышленый тип, можете мне поверить.
— Я совсем не то имею в виду. Я хочу сказать, что главной отличительной чертой слабоумных людей является безответственность. Все двенадцать примерно одного возраста, за тридцать, но только у одного было безответственное лицо. Поэтому я сразу и выбрал его.
После этого случая по Скотленд-Ярду стала ходить шутка, что Грант «ловит их с первого взгляда», а заместитель начальника управления как-то полушутя заметил: «Только не утверждайте, инспектор, что вы верите в существование у преступников особого типа лица».
