Под мягкие толчки и покачиванья «опеля» Рузель задремал, слегка опасаясь попасть в руки «Лесного царя» из его любимой баллады. На повороте машину подбросило: колесо «опеля» наскочило на торчащий из-под земли валун. Рузель очнулся и с восторгом уставился на диковатый и величественный пейзаж с замшелыми валунами и бурными пенистыми водопадами, словно здешние недра вскипали мифическим «молоком земли».
Узкая дорога между двух высоток, поросших густым ельником, уже успела получить прозвище Вольфсшлюхт — Ущелье Волка. Именно здесь передовой разъезд пятьдесят шестой механизированной армии напоролся на русские вилы. Короткий ожесточенный бой в ущелье сломал напор наступления. От неожиданности бронированный кулак дрогнул, и остатки колонны начали поспешный отход назад, к Радогощу. Отступающие русские части успели закрепиться на рубеже Старая Русса — Холм, и если бы не помощь шестнадцатой армии генерала Манштейна, наступление Вермахта на этом направлении было бы сорвано. Судя по донесениям, в Ущелье Волка действовал хорошо подготовленный русский смертник, точнее смертница.
Сиреневый «опель» остановился в сосновом бору. Янтарные лучи лились сквозь хвойный купол. Стволы в натеках душистой смолы казались оплавленными свечами. В молитвенной тишине едва слышно звенел одинокий птичий голос. Здесь, под сосновым шатром, обосновался штаб шестнадцатой армии. Лесной бивуак оказался по-своему живописен. Вокруг штабного блиндажа, укрытого двойным накатом из бревен, суетились интенданты, связисты тянули разноцветные провода. Курился дымок полевой кухни, и повар свежевал подстреленного кабана. Свободные в этот час офицеры, лежа на травяном ковре, лениво перебрасывались в карты. Молодые из свежего пополнения, раздевшись до пояса, выводили по трафарету руны и свастики будущих татуировок, и даже четкие армейские команды звучали по-вечернему мирно и приглушенно. Под маскировочным тентом походного лазарета разместили раненых. Среди них все еще оставались оглушенные и контуженные мотоциклисты из передового разъезда.
Согласно предписанию Хильшера, профессор должен был осмотреть и допросить всех оставшихся в живых. Но оказалось, что допрашивать некого. Из ущелья вынесли более ста раненых, и только один из них, мотострелок Гюнтер Грайм, сохранил способность связно излагать свои мысли.
Для допроса Рузелю выделили отдельную палатку, и он настоял на том, чтобы допрос шел в неформальной обстановке, без свидетелей и официальной записи. Вскоре санитары приволокли носилки с безжизненно распластанным Граймом. Профессор приветливо улыбнулся стрелку, мысленно погладил по голове и послал ободряющий импульс в солнечное сплетение. Эта практика бесконтактного общения была тайным оружием профессора и оружием довольно серьезным.
— Говорите, Гюнтер, все, что вы расскажете, останется между нами, — пообещал Рузель.
— В то утро мы не чуяли беды, — проскрипел Гюнтер, болезненно дергая щетинистым кадыком. — Колонна ползла по лесу, пока передовые не дали сигнал к остановке. Нам сказали, что впереди — водная преграда, но этого озера не было на наших картах, — Гюнтер умолк, переводя дух.
Рузель стремительно отчеркнул в блокноте, отметив этот немаловажный для себя факт. К началу восточной кампании войска Вермахта имели подробнейшие карты и данные аэрофотосъемки, благодаря развернутой шпионской деятельности на территории СССР. Этот лес и вправду значился белым пятном: ни один пилигрим, как звали завербованных доносителей, не добрался сюда. Самолеты и планеры обходили стороной этот квадрат.
— Вскоре был дан сигнал двигаться дальше, — отдышавшись, продолжил Гюнтер. — Мы вступили в ущелье между старых гор. Впереди, в узком просвете, мелькнуло озеро. Оберштуце Манн, мой напарник, заметил, что вода играет на солнце ярче обычного. Внезапно движение колонны вновь застопорилось. Первыми «ведьмин крик» услышали мотоциклисты, и в ту же минуту заглохли моторы, как будто пропало топливо. Я отвинтил крышку бензобака — топливо кипело, как суп у доброй хозяйки.
Рузель вновь черкнул в блокноте, хотя ничего чудесного в этом явлении не было, ведь синтетическое топливо Вермахта на добрую треть состояло из воды.
— В полной тишине головные машины разом вспыхнули и перевернулись, словно напоролись на мощный фугас… Остальную технику бросили здесь же, на дороге. Нет, я не могу, — челюсти Гюнтера свела судорога.
Стрелок задышал жадно и шумно, словно пережитый страх все еще держал его за горло.
— Отдохни, солдат, — профессор положил правую ладонь на затылок и прикрыл ему глаза.
Через минуту Гюнтер заснул, тонко, по-щенячьи поскуливая.
Профессор Рузель ненадолго оставил спящего и вышел из палатки. Он двигался мягко и гибко, как разведчик на вражеской территории, кожей ощущая пустое замершее пространство. Цепким взглядом он прощупал кусты вокруг палатки, мысленно провел круг вокруг нее и наполнил этот «пузырь» своей ледяной, парализующей волей. Без его молчаливого согласия ни зверь, ни человек не переступят этой невидимой границы. В эти минуты в «овечьей шкуре» профессора Рузеля, книжного червя и кабинетного ученого, пробуждался настоящий волк.
Триста лет назад род Рузеля был проклят папской буллой за приверженность к языческим знаниям. Волк, тотемный зверь вендских жрецов, был его покровителем, и, подобно волку, добропорядочный немецкий профессор Гейнц Рузель вел ночную, полную приключений и опасностей жизнь.
Вернувшись в палатку, он без прежнего благодушия приказал Гюнтеру:
— Вспомните все с надлежащими подробностями, не включаясь в сопереживание, словно смотрите кино, и молчите. Это все, что мне нужно. Вы готовы?
Не открывая глаз, Гюнтер согласно кивнул.
Едва касаясь его бледного влажного лба напряженными пальцами, Рузель вытащил из его памяти все происшедшее в Ущелье Волка…
В узкой впадине, между северных скал, валялись перевернутые, изуродованные мотоциклы. Скорченные трупы стрелков походили на смолистые факелы. Перегородив путь к отступлению, догорал брошенный грузовик. Чуть в стороне лежал громоздкий «Элефант», истребитель танков. Его угловатая башня была срезана, а раскрашенная под лягушачью шкуру броня распорота, словно по ней прошелся огромный консервный нож.
Профессор оторвался от своих видений и легонько потряс стрелка за плечо. Тот застонал.
— Гюнтер, вам надо вернуться в начало, когда вы только вступили в Ущелье Волка, — приказал профессор. Он был уверен, что нападавшие умело отвели глаза передовому разъезду. Их видели! Но сознание людей было заблокировано чарами.
Гюнтер согласно засопел, глубже погружаясь в сонный морок. И вот оно! На вершине холма стояла высокая светловолосая женщина. Ветер раздувал ее волосы, схваченные на лбу берестяным плетеным обручем. Подняв руки к небу, она протяжно и певуче звала кого-то, словно сводила с небес нечто дивное и грозное, видимое лишь ей одной.
— Восстань Русь! Подымись! Оживи! Соберись! Кость к кости срастись! Колос к колосу! Голос к голосу! Царство к Царству! Племя к племени! Кует кузнец железный венец, обруч кованый — Царство Русское. То не лес гудит, не трава шуршит — то мослы гремят, кости шелестят. Плотью кость одевается, жилой плоть зашивается… Закипает Жизнь, разгорается, стена огненна подымается!.. — говорила она по-русски, но профессор понимал каждое слово, словно в эту секунду в нем проснулась древняя кровная память, и эта песнь отзывалась в нем вещим восторгом и глубинным ужасом.
Женщина зачерпнула из-под босых смуглых ног горсть песка и, высоко подняв сложенные лодочкой руки, пролила из ладоней на дно ущелья. Резкий ветер подхватил песчинки и отнес их туда, где черной гусеницей извивалась колонна. Едва коснувшись брони, канистр с топливом и бензобаков, зерна кварца вспыхивали, по корпусу машин растекалось бездымное пламя, и металл корчился в белом беспощадном огне.
Профессор зажмурил внезапно ослепшие глаза:
— Дева-воительница! Пощади! — шептал он, задыхаясь от счастья и ужаса.
Спящий стрелок внезапно проснулся и резко вскрикнул. Рузель потряс его за плечи, резко обрывая киноленту.
— Вы видели женщину на вершине скалы, — напомнил он Гюнтеру, — я тоже видел ее…
— Да-да. Я слишком поздно увидел ведьму! Я стрелял, но пули ее не брали. Нам велели схватить ее живой. Тому, кто поймает это бесовское отродье, пообещали железный крест в петлицу… Я тоже карабкался по уступам, камни сыпались мне на голову, но я хорошо видел ведьму. Никто из наших не смог туда подняться, несколько человек из штурмового отряда обуглились дотла и скатились вниз. Я все, все расскажу вам! Только сделайте так, чтобы ушла эта невыносимая боль, — стрелок судорожно сдавил ладонями голову, словно боялся, что его череп лопнет.
