– Довольно с нас проклятой десятины! – воззвал кто-то другой поблизости, тощий старик с палкой. – Епископ с герцогом жиреют, а вы вешаете тут детей, которые не знают, что им есть! До чего дожили!..
– Спокойно, люди! Успокойтесь! – приказал Гесслер и властно поднял руку. – Пока еще кто-нибудь не оказался на виселице. Кому хочется сплясать, пусть только скажет!.. – Он дал знак стражникам, стоявшим все это время за телегой, и они, грозно выставив пики, шагнули к толпе. – С теми же, кто спокойно отправится на работу, ничего не случится. На все воля Божья!
С разных сторон еще доносились проклятия и громкая ругань, но и они постепенно смолкали. Пик негодования миновал, страх и привычки, как это не раз бывало, взяли верх над гневом. Теперь в толпе лишь едва слышно перешептывались, так слабый ветерок шелестит над полями. Наместник расправил плечи и дал знак палачу:
– Ну, принимайся за дело. Пора уже с этим кончать.
Резким движением палач выдернул лестницу у мальчишки из-под ног. Парень бился и дергался; глаза его, словно крупные бусины, вышли из орбит. Но агония продлилась недолго. Спустя какую-то минуту конвульсии прекратились, и тощее тело обмякло. Мертвый и неподвижный, мальчик казался еще меньше и ранимее, чем при жизни.
По-прежнему недовольные люди начали расходиться. Они украдкой переговаривались, но после каждый отправился по своим делам. Матис тоже двинулся прочь. С него было довольно. Парень с грустью закинул на плечо пустой мешок и зашагал в сторону леса.
На сегодня он наметил еще кое-что.
* * *
– Давай же, Парцифаль! Хватай негодника!
Агнес проследила, как ее сокол, точно выпущенная стрела, ринулся на ворону. Старая, уже побывавшая в передрягах птица слишком далеко отлетела от стаи и стала легкой добычей для сокола. Птица в последний момент заметила маленького охотника и извернулась в воздухе, так что сокол пронесся мимо. Он прочертил в небе широкую дугу, набрал высоту и снова обрушился на ворону. В этот раз удар получился куда лучше. Словно ком из черных и бурых перьев, крови и плоти, птицы устремились к земле. Последний взмах крыльев – и ворона рухнула замертво среди обледенелых комьев глины. Сокол с торжествующим видом уселся на труп и принялся его общипывать.
– Молодец, Парцифаль! Держи награду!
С куриной голенью в руке Агнес подошла к соколу. Тот продолжал клевать, а маленькая такса по прозвищу Пьюк заливалась лаем и носилась вокруг птиц. Сокол не удостоил ее даже взглядом. Чуть помедлив, он вспорхнул и уселся на левую руку Агнес, защищенную перчаткой из толстой кожи. Один за другим довольный сокол принялся отщипывать кусочки мяса с куриной ножки. Но Агнес, не желая его перекармливать, вскоре спрятала окорочок обратно. В который раз уже она подивилась Парцифалю. Его горделивый взгляд и статный вид напоминали какого-нибудь мудрого правителя. Вот уже два года сокол был ее верным соратником, и временами Агнес мечтала, чтобы он и вправду оказался заколдованным принцем.
Пьюк между тем разогнал со вспаханного поля очередную стаю ворон, и сокол взмыл в воздух за новой добычей. Дождь к этому времени закончился, и ветер разогнал тучи. Так что Агнес могла наблюдать за полетом роскошной птицы.
– За работу, лентяй! – крикнула она хищнику вслед. – За каждую ворону получишь по куску сочного мяса, обещаю!
Наблюдая за соколом, как он взмывает все выше в небо, Агнес гадала, как с такой высоты выглядит земля. Гора Зонненберг – и на ней отцовская крепость, что вздымалась над каштанами, буками и дубами. Васгау, часть Пфальца, покрытая обширными лесами и бесчисленными холмами. Знаменитый Шпейерский собор за много миль отсюда, средоточие знакомого до сих пор мира. Как-то раз, еще ребенком, Агнес вместе с отцом довелось побывать в далеком городе, но воспоминания о той поездке давно померкли. Сколько она себя помнила, игровыми площадками ей служили бывшая имперская крепость Трифельс, расположенные у подножия городок Анвайлер, деревни Квайхамбах и Альберсвайлер и простиравшиеся вокруг леса. Наместник Трифельса, Филипп фон Эрфенштайн, не одобрял того, что его шестнадцатилетняя дочь шаталась по лесам, лугам и болотам. Но крепость зачастую казалась Агнес слишком сырой и мрачной. Поэтому все свободное время девушка вместе с соколом и собакой старалась проводить подальше от нее. Вот и теперь, под конец зимы, в долинах уже показались первые ростки, а в крепости стоял нестерпимый холод.
Сокол тем временем набрал нужную высоту и, словно молния, обрушился на стаю ворон. Птицы подняли крик и бросились в разные стороны. В этот раз Парцифаль никого не поймал. Почти у самой земли маленький хищник развернулся и снова взмыл в небо для новой атаки. Стая парила над пашнями, подобно черному облаку.
Бурый с белыми пятнами сокол достался Агнес от отца еще птенцом. За несколько долгих месяцев она выдрессировала его без посторонней помощи. Парцифаль был ее гордостью, и даже вечно недовольный отец вынужден был признать, что дочь постаралась на славу. Крестьяне Анвайлера еще на прошлой неделе попросили Филиппа фон Эрфенштайна, чтобы тот отправил дочь на городские поля, поохотиться с соколом на ворон. Коварные взгляды этих черных птиц напоминали Агнес заколдованных злодеев. В этом году они стали сущим бедствием – пожирали и без того скудные посевы и разгоняли жаворонков, зябликов и дроздов, зачастую служивших единственным источником мяса для бедняков.
Парцифаль как раз сшибся с очередной вороной. Сплетенные в клубок, они неслись к вспаханной земле. Агнес побежала к ним, чтобы защитить любимого сокола от возможных налетов. Вороны – хитрые твари, нередко они всем скопом нападали на хищных птиц, чтобы расправиться с ними. Вот и теперь на Парцифаля грозно надвигалась черная стая. Агнес почувствовала, как в ней вскипает злость, словно в опасности оказался ее собственный ребенок. Она швырнула несколько камней, и птицы с криками отступили.
Агнес облегченно вздохнула и снова приманила сокола обклеванной куриной голенью. Мертвую ворону она решила оставить на поле в назидание другим. Сегодня это была уже седьмая по счету, убитая Парцифалем.
– Идем сюда, малыш. У меня тут есть кое-что повкуснее, уж поверь.
Сокол отвлекся от добычи и резко взмахнул крыльями. Но не успел он усесться на защищенную перчаткой руку, как долину сотряс оглушительный гром. Парцифаль развернулся и полетел к расположенному неподалеку лесу.
– Парцифаль, чтоб тебя, вернись! Что с тобой?
Агнес в недоумении задрала голову – уж не гроза ли надвигается. Но на небе, затянутом лишь серыми облаками, не было ни одной тучи. Да и не время еще для летней грозы, слишком рано. Так что же это за грохот такой? Неважно, что это было, – он напугал ее сокола. Да так, что велика была опасность никогда его больше не увидеть.
Вместе с заливающейся лаем таксой Агнес бросилась к отстоящему в сотне шагов лесу, в котором скрылся Парцифаль. При этом она оглядывалась по сторонам, стараясь отыскать источник шума. От городка Анвайлера их отделяли раскинувшиеся на полмили поля и огороды, на которых еще белел бесчисленными пятнами снег. И за ними высилась в свете восходящего солнца крепость на вершине горы, обрамленной, словно венцом, виноградниками и вспаханными полями.
Агнес задумалась. Быть может, пьяный орудийщик Ульрих Райхарт зарядил одну из трех уцелевших пушек? Но порох стоил немало. К тому же грохот донесся с противоположной стороны.
С той самой, куда улетел ее сокол.
– Парцифаль! Парцифаль!
Агнес бежала к темной, обрамленной кустами боярышника опушке. Сердце рвалось из груди. Только теперь ей вспомнилось еще кое-что, что могло стать причиной грохота. В последнее время все чаще расползались слухи о грабителях. Крепость Рамбург, одно из многих разбойничьих гнезд в Васгау, располагалась всего в нескольких милях. Неужели ее наместник, Ганс фон Вертинген, осмеливался устраивать грабежи так близко к отцовским владениям? До сих пор обедневший дворянин орудовал лишь на больших, объезженных трактах, да и то под покровом темноты. Но что, если голод, а вместе с ним и жажда убийства и наживы стали настолько сильны?
