шею могучего быка. Он казался опытным и закаленным в боях воином, однако в его глазах таился страх.
И вот сейчас, глядя на сорок своих воинов, без устали работавших веслами, чтобы поскорее добраться до земли, Ролло еще раз напомнил себе, что поступает правильно. Именно так сделал бы на его месте король Эдуард и именно этого ждал от него прежде всего. И все же сомнения терзали его душу. Если он поступает правильно, то почему чувствует себя загнанным зверем?
Когда он только учился искусно владеть мечом, ему говорили, что нужно смотреть в глаза противнику, поскольку именно они выдают его истинные намерения. Внезапно сузившиеся зрачки подсказывали, что враг изготовился к атаке. Однако ему понадобится время, чтобы взмахнуть двухфунтовым клинком для нанесения удара. И если воин предупрежден, значит, успеет защититься.
С тех пор Ролло всегда смотрел в глаза человеку, чтобы определить его характер. Вот и сейчас, глядя на собственное отражение, он безошибочно угадывал свое состояние. На него взирал слабый и смертельно испуганный человек, и он, понимая, что не в силах изменить этого впечатления, отвернулся от зеркальной поверхности щита.
Еще совсем недавно Ролло был в высшей степени решительным и уверенным человеком. Являясь бретонским стольником короля Эдуарда, он с давних пор привык ощущать себя глазами и ушами своего сюзерена. Фактически стольник считался полномочным представителем короля на тех землях, которыми тот управлял из-за моря. При жизни Эдуарда у него не было более преданного и верного слуги. Но сейчас Ролло, вынужденный искать себе нового господина, нашел его в лице Вильгельма Норманнского по прозвищу Бастард.
Тем временем тучи рассеялись и впереди открылся безбрежный простор. Слабый туман прорезали первые лучи бледного солнца. До сих пор море казалось серым от сумрака ночи, а галеры окутывала непроницаемая пелена предрассветной мглы, создавая у воинов впечатление надежного укрытия, словно сам Господь Бог взял над ними опеку и уверенно ведет к вожделенному берегу. Ролло искренне надеялся, что высадка на сушу произойдет в соответствии с советами аббата Фекампа. Милорд аббат владел окрестными землями, известными под названием Стейнинг, и именно он предоставил в распоряжение Вильгельма и капитанов его галер весьма подробное описание побережья и особенно мест, наиболее удобных для высадки.
И вот сейчас они отчетливо увидели впереди темно-зеленую полоску земли и застыли от неожиданности, словно размышляя, что ждет их впереди — удача или сырые могилы.
Сквозь образовавшуюся в облаках прогалину Ролло почувствовал слабо пробивающееся тепло и оглянулся. Первые лучи восходящего солнца ласкали взор, и он подумал, уж не смилостивился ли над ними Бог, благословляя слабой улыбкой. Он знал, что Гарольд может в считанные часы собрать множество хорошо вооруженных людей, а если призовет на помощь фирд, [1]то число воинов увеличится в несколько раз. И все же если Господь будет настолько милостив к Вильгельму, что встанет на его сторону, то Гарольд потерпит неминуемое поражение. И умрет.
Ролло расправил спину и широко улыбнулся. Сегодня будет хороший день. Хороший для битвы.
И для смерти.
Да, к тому времени Брэн уже давно был мертв.
Конечно, за свою жизнь он выковал много других клинков, но до последнего дня не сомневался, что в тот заветный меч вложил свои лучшие качества оружейного мастера. Что же касается остальных… Они оказались не столь удачными, во всем уступая памятному клинку. Тот действительно был воплощением оружейного совершенства. Поздними вечерами Брэн часто сидел с кружкой эля, любуясь произведением своих рук. Ему хотелось бы увидеть его в ножнах, но он так и не решился продать свое детище, прекрасно понимая, что вместе с ним продаст и частичку самого себя.
Но пришло время, и судьба клинка выскользнула из его рук. Через шесть лет Брэн умер. Брэда загнал в ловушку старую дикую кошку, и Брэн пытался помочь сыну убить ее, но свирепое животное серьезно его поцарапало. Рана стала гноиться и в конце концов погубила его. Он умер в начале зимы под душераздирающие вопли своих родных и горькие упреки Дадды, адресованные своему брату: «Это ты во всем виноват! Ты убил нашего отца!»
И даже когда молодой священник Бартоломью отпевал безвременно почившего в бозе кузнеца, Дадда не разговаривал с Брэдой, что еще больше усугубляло скорбь и без того убитой горем матери.
Бартоломью присутствовал при продаже клинка в Эксетере. Его приобрел какой-то бродячий купец и унес вместе с двадцатью другими завернутыми в льняное полотно, а позже Бартоломью, ставший к тому времени викарием, видел клинок на местной ярмарке. Он заметил клеймо Брэна, отпечатанное на рукояти меча, и вспомнил доброго кузнеца-оружейника, похороненного им много лет назад.
Вскоре после этого клинок попался на глаза торговцу из Лондона, очарованному столь совершенным оружием. Бартоломью встретил его с нескрываемой настороженностью, поскольку всегда с большим подозрением относился к «иностранцам».
— Меня зовут Пол, — представился купец. — Я интересуюсь оружием местного производства. У вас есть что-нибудь интересное?
— Да, у меня имеются прекрасные клинки, господин, — ответил продавец.
— Все вы так говорите, — не поверил купец.
Бартоломью решительно вступился за Брэна:
— Эти мечи сделаны лучшим оружейником в наших краях!
— Неужели? — хмыкнул покупатель. — Мне не раз доводилось слышать подобные заверения.
— Сказано ведь: «Кто живет во лжи, убивает свою душу, а кто лжет, убивает свою честь», — назидательно произнес Бартоломью. — Я не лгу. Эти мечи — настоящее произведение искусства. Лично я с гордостью носил бы такое оружие.
— Так купите себе его!
Викарий грустно улыбнулся:
— Я бы с радостью это сделал, но, к сожалению, не могу позволить себе подобной роскоши.
— Ну что ж, — обратился Пол к продавцу, — давайте взглянем на ваши сокровища.
Пол оказался на редкость проницательным человеком. Длинные каштановые волосы, скрытые под старой кожаной кепкой, и массивное чрево выдавали в нем вполне обеспеченного человека. Широкий поясной ремень прочно удерживал тяжесть отвисшего живота, когда он важно двигался по рынку, заложив руки за спину. Проходя мимо прилавка с клинками, он мгновенно согнал с лица улыбку и удивленно свистнул. Квадратное лицо Пола вытянулось и посерьезнело, демонстрируя неподдельный интерес к оружию.
Этот меч захватил его внимание с первого взгляда, выделяясь мастерством отделки на фоне остальных клинков. Взяв его в руку, он неожиданно почувствовал, что клинок живет своей собственной жизнью. Пол поразился этому обстоятельству, поскольку раньше привлекали его внимание мечи лишь полностью готовые, то есть с эфесом и в ножнах, а здесь имелось одно только длинное лезвие. Он стал разглядывать клинок более внимательно. Тот был ровным, отполированным до блеска,
