— И просьба, и совет. Если зайдете в тупик, подобный былому, не торопитесь пускать пулю в лоб. Вы, сударь, еще понадобитесь Департаменту полиции. И, кроме того, помните, что вожжи всех дел в моих руках!.. В том числе и по госпоже Бессмертной. Не дергайте их без моего ведома, сударь.
— Благодарю за напоминание, доверие и рекомендации, ваше высокородие. Постараюсь держать в голове ваши бесценные наставления, — ответил Егор Никитич и покинул кабинет.
Обучение аргентинскому танго проходило в обычном режиме — столь же жестко и нервно отсчитывала ритм Эва, самозабвенно играли музыканты, двигались, шурша платьями, танцевальные пары.
— Выход в променад! Идет поддержка!.. Стойка компактнее!.. Спинки прямые, головы откинуты!
Гришин сидел на втором этаже класса, через слегка приоткрытую дверь наблюдая за танцующими. Его больше всего интересовала девица в изящной масочке и ее партнер. Они, пожалуй, были здесь самой эффектной, самой привлекательной парой.
Наконец занятия закончились, курсисты потянулись в гардеробные переодеваться, Егор Никитич довольно поспешно спустился вниз, подошел к Эве, беседовавшей с одним из задержавшихся танцоров. Она увидела немолодого господина, отпустила курсиста, кивнула визитеру.
Тот снял котелок, склонил голову.
— У меня к вам, сударыня, совсем небольшое дельце. — Мужчина деликатно отвел преподавательницу в сторонку, негромко представился: — Департамент полиции. Следователь Гришин.
У нее взлетели бровки, она с весьма заметным акцентом поинтересовалась:
— Я не совсем благонадежна?
— Ни в коем разе, — засмеялся следователь. — У меня разговор, никак не касаемый вас. — Он откашлялся, посмотрел на остроносенькую преподавательницу. — Но, полагаю, все здесь сказанное останется между нами.
— Я англичанка. Я умею молчать.
— Благодарю. Мой племянник танцует в паре с молодой особой в маске…
— Господин Валентин Бутурлин?
— Именно так. Он серьезно увлекся своей партнершей, и это весьма беспокоит его родителей.
— Вы хотите навести о ней справки?
— Совершенно верно.
— Как вас, простите?
— Следователь Гришин.
— Господин Гришин, я ровным счетом ничего не знаю об этой девушке. Ни имени, ни фамилии, ни ее семьи.
— Она скрывает?
— Нет, просто не говорит. Но нашему заведению это не нужно. Мы обучаем танго! Все остальное — проблемы клиентов!
— Почему мадемуазель в маске?
— Точно сказать не могу, но подозреваю, что у нее что-то с лицом. Потом это так загадочно! — Эва рассмеялась собственной остроте. — Что еще у вас ко мне?
— Пожалуй, все. Покорнейше благодарю, мадемуазель.
— Мадам!
— Простите, мадам! Я хочу не упустить племянника, поэтому покину вас.
— Всего хорошего.
Гришин быстрым шагом покинул класс, спустился на первый этаж и уже при выходе на улицу увидел стоявшего у мостовой Валентина в ожидании экипажа.
Таббы видно не было.
— Господин Бутурлин! — позвал Егор Никитич. — Одну минуточку!
Валентин высокомерно оглянулся.
— Добрый день, — поклонился Гришин. — Я отниму у вас буквально пару минут.
— Вы кто, господин?
— Гришин, следователь сыскного отдела.
— Слушаю вас.
— Расписку брать не стану, потому как полагаю, что вы человек довольно уже взрослый. Разговор крайне конфиденциален.
— Говорите.
— С вами в паре танцует некая мадемуазель. Имя ее, фамилию вы знаете?
— Нет, она не пожелала мне представиться.
— Вам удавалось когда-либо видеть ее без маски?
— Никак нет.
— У нее дефект лица?
Валентин холодно смотрел на странного господина.
— Не исключаю.
— Вам ни разу не удавалось даже мельком заглянуть за маску, скажем, во время танца?
— Кажется, я ответил… У вас все, господин следователь?
— Благодарю, всего доброго.
Подъехала пролетка, Валентин легко запрыгнул на ступеньку и покатил по улице.
Гришин постоял в раздумье, глубоко вздохнул, сунул руки в карманы и зашагал в противоположную сторону.
Табба стояла на набережной Невы. Девушка была без парика и без вуали, волосы зачесаны к затылку, на голове черная шляпка. Накрапывал дождь. Проезжающие на полном ходу пролетки, кареты, автомобили не думали притормаживать перед одинокой женской фигуркой и мчались дальше.
Наконец подкатила черная закрытая карета, мадемуазель быстро нырнула в нее, с силой захлопнув дверцу.
После ареста Беловольского конспиративный адрес Губского пришлось срочно поменять, и теперь ехать пришлось на другой конец Петербурга — в Дачное, что заняло не меньше часа.
Это был уже не особняк, а обычный жилой дом почти у самого леса с четырьмя парадными, одну из которых занимал продуктовый магазин.
Человек, привезший девушку, уверенно проводил ее ко входу в магазин. Хозяин, невысокий, плотный, в засаленной тройке, при виде гостей поклонился, бросил взгляд на двух покупателей возле мясного прилавка, торопливо и с оглядкой проводил Таббу и сопровождающего ее господина в служебный отдел.
Отсюда они проследовали в узкий коридор, заставленный ящиками, мешками, бутылями с постным маслом и керосином, поднялись по скрипучей лестнице и оказались в коридоре второго этажа.
Навстречу пришедшим выбежала большая лохматая собака, обнюхала гостей и безмолвно исчезла в одной из комнат.
Довольно сильно здесь пахло типографской краской, до слуха доносился шум печатного станка. Мимо протиснулся человек в кожаном фартуке и с только что отпечатанной газетой в руках.
В комнате было трое: сам Губский, девица с гладко причесанными волосами и горящими, возможно от опия, глазами… Третьим же оказался не кто иной, как Константин Кудеяров.
Бывшая прима кивнула каждому по очереди, опустилась на стул, который ей указал Губский, и в этот момент ее узнал Константин.
— Боже, мадемуазель Бессмертная?.. Это вы?
Она улыбнулась, кивнула.
— Здравствуйте, Константин.
— Я не верю своим глазам! — он подошел, приложился к руке.
— Я тоже.
— Мог встретить кого угодно, только не вас.
— Взаимно.
Губский, отложив свежий номер газеты «Рабочий», прокашлялся, удовлетворенно кивнул.
— Приятно видеть людей, не столь противных друг другу.
— Как возможно, Ефим Львович! — развел руками Кудеяров. — Я ночами не спал, мечтал об этой изумительной красавице!
— К делу. — Губский вытер губы платком и неизвестно к кому обратился: — Вам известно, что арестован господин Беловольский?
— Как? — ахнул Кудеяров. — Владимир?!
— Да, во время налета на банк. Задержали его и двоих бойцов. С ними производятся следственные действия.
— Имя следователя не известно? — спросила Табба.
— Известно. Допросы ведет не кто иной, как знаменитый Миронов. Следователь же — господин… — Губский посмотрел на листок. — Господин Гришин.
— Гришин? — переспросила Бессмертная. — Я знаю этого человека.
— Знакомы?
— Он вел дело моей матери. Затем пытался застрелиться.
— Боже! — воскликнул Кудеяров. — Вы все и всех знаете!.. Откуда это у вас, милое дитя?!
— От жизни, — усмехнулась Табба и снова посмотрела на Губского. — Им удалось чего-нибудь добиться?
— Пока молчат.
— Кто сдал?
— Нашелся один пакостник. Некто Китаец.
— Помню. Он был при мне в «Новом Балтийском банке».
— Завтра я уберу его, — подала голос девица из угла.
— Забыл представить, — кивнул на нее Губский. — Ирина у нас чистильщик. При необходимости убирает любую пакость. — Повернулся к Таббе: — Но у меня к вам, мадемуазель, отдельный разговор.
— Слушаю вас.
Губский бросил неуверенный взгляд на Кудеярова, тот немедленно поднял обе ладони.
— При мне можете говорить на любые темы. Я — могила!
— Лишь бы не братская, — сострил Губский и посмотрел на артистку. — Вам следует быть крайне осторожной. Вас отслеживает полиция.
— Откуда у вас такие сведения?
— От наших людей. В департаменте в ходу ваши портреты.
— Какие портреты?
— Рисованные. Со слов очевидцев. Просьба — решительнее уходите от образа таинственной дамы. От всей этой чепухи — кисея на лице, повязка на глазу… Вас могут легко вычислить. — Ефим Львович сделал глоток густо заваренного чая из большой металлической кружки, снова посмотрел на бывшую приму. — Теперь о главном. Помните, мы в последний раз говорили об особом задании?
— Помню.
— Настало время вернуться к этому разговору.
— Я могу уйти? — поднялась Ирина.
— Нет, послушайте. Вы также будете задействованы в этом мероприятии. — Губский закашлялся, снова взял кружку с чаем, ткнул пальцем в Таббу. — Вы будете стрелять в генерал-губернатора Санкт-Петербурга.
