— Что-то случилось? — спросила я, с удивлением обнаружив, что голос мой звучит ровно и спокойно. Будто это говорю и не я, а кто-то за меня.
— Да. Я хочу обсудить с тобой работу над портретом леди Джулии. И то, насколько хорошо ты прочла контракт, который мы подписали перед её началом.
— Позволь узнать, что тебя не устраивает?
Джон сжал губы, будто желал сказать нечто иное, но ответил.
— Насколько я помню, в пятом пункте я четко указал, что картина не должна покидать пределов замка. Также отметил, что ты не должна была прибегать к помощи сторонних специалистов без моего на то разрешения.
— Что же, Джон, я не вижу невыполнения данных обязательств. Картина всё еще в замке, и кроме меня, к ней никто не прикасался.
— И, между тем, ты подробно отчитывалась о процессе реставрации и пользовалась консультациями некого Барнаби Льюиса из Национальной галереи, — очень холодно проговорил Джон.
Я готова была рассмеяться и заплакать одновременно.
— Джон, я не прибегала к помощи или консультации Барнаби касательно портрета леди Джулии. Я хорошо помню контракты, которые подписываю.
— Твои реставрационные записи говорят об ином, — ядовито сказал Джон.
Я всё еще не понимала, что произошло, за исключением того, что во всей этой ситуации мне абсолютно не за что оправдываться.
— Мои реставрационные записи являются моей интеллектуальной собственностью, — спокойно ответила я, — и, если ты читал в свою очередь мою сторону соглашения, то я остаюсь в полном праве их вести. Что же до мистера Льюиса, то я запрашивала его исследования по работам Ротшильда. На что я имела полное право. О реставрации, ведомой мною, мы не говорили.
— Да. Предположим. Только в своих записях ты практически доказала, что портрет леди Джулии принадлежит руке Ротшильда.
— Не отрицаю этого, — еще спокойнее проговорила я, — даже напротив. Основываясь на моей работе, я могу четко сказать, что портрет написан Джорджем Ротшильдом. Впрочем, ты и сам это прекрасно знаешь. Не так ли?
Джон посмотрел на меня так, будто готов был испепелить на месте, ну, или в крайнем случае, ударить, но расстояние между нами пересекать не стал.
Повисла пауза.
— Аниа, — наконец сказал Джон, — ты знаешь, кто приезжал с Сэмом Пратом?
— Нет, — честно призналась я.
Снова не понимая, какое отношение это имеет к нашему разговору.
— Этого человека зовут Кевин Лайсер.
О, оказывается отношение самое прямое. Лично я никогда не встречала мистера Лайсера, но вот Барнаби мне почти все уши о нем прожужжал в свое время. Конечно, ведь мистер Лайсер был одним из крупнейших экспертов по работам Ротшильда.
— И Сэм смог заманить сюда этого человека именно, благодаря твоим так называемым исследованиям, — отвернулся от меня Джон.
— Мои реставрационные записи, Джон. Не исследования. И, если тебе интересно, я не предоставляла их Сэму Прату.
— Нет, не интересно! — рявкнул Джон и сделал шаг в мою сторону, но вовремя остановился.
— Тогда в чем дело?
Я была в полном негодовании. Джон, с его низкими обвинениями, был нелеп. Я имела полное право вести записи. Я не отдавала их Сэму Прату. Если тот и получил их, то явно мерзким воровским путем. Но, главное, за кого Джон меня принимал, выставляя все эти глупые обвинения?
— Чего ты ожидал, Джон? — продолжила я. — Что я буду столь глупа, чтобы считать, что реставрирую работу неизвестного мастера? Зачем ты вообще заказал реставрацию, если так дорожишь своей картиной⁈
— Ты должна была просто выполнить свою работу. Отреставрировать портрет, а не лезть своим носом в мои дела! Теперь, когда доказана подлинность картины, её цена значительно возросла. И у Гортензии, с которой я лишь недавно смог уладить все детали нашего расставания, есть отличный повод отсудить её у меня! — злился Джон.
Я чуть было не залилась смехом. Вот оно что… О, Джон! Я должна была догадаться.
Ты готов сжечь свой замок, лишь бы он не достался Сэму Прату. Решил скрыть от бывшей жены, что вам с ней есть, что делить. Ты не лучше дракона, что сидит в своей пещере и дорожит каждой потертой монеткой.
— Полагаю, если ты так не доволен моей работой, то нам не стоит дальше продолжать наше сотрудничество, — предложила я.
Джон открыл было рот, чтобы что-то ответить, но затем снова закрыл его. Пожал плечами и после некоторой паузы, сказал:
— Если ты считаешь профессиональным бросать работу на полпути, то я абсолютно не против твоего решения.
— Я считаю профессиональным работать там, где нужен реставратор. Тебе же, Джон, изначально следовало нанять сотрудника клирингового агентства, чтобы тот просто смахнул пыль с твоей драгоценности, — парировала я его выпад.
Джон криво улыбнулся:
— Я тоже сожалею о нашем сотрудничестве.
— Тогда у нас есть прекрасный повод расторгнуть контракт. До свидания, Джон. Я уеду сегодня же, — поставила я жирную точку в нашем неприятном разговоре.
— Всего хорошего, — спокойно произнес Джон, отворачиваясь к окну, — я вышлю чек.
Не ответив на его слова, я покинула кабинет.
Я прекрасно добралась до Лондона. Никаких слез, никаких сожалений. Скорее напротив: мне вдруг стало необычайно легко. Будто разорвались те оковы, что держали меня, и я вновь могла быть собой. Не нужно было больше переживать о женах, дедушках, кузенах и прочих чужих людях, вдруг посчитавших, что можно втаптывать меня в грязь.
И можно не мучить себя мыслями о том, кто я в жизни Джона. Случай прекрасно расставил всё по своим местам.
Урок, полученный в Кеннет Кастл, был бесценен. Теперь я не буду столь наивна, чтобы верить одиноким мужчинам, строящим из себя непонятых интеллектуалов, а на деле являющихся не более чем очередным изменяющим жене козлом.
Но, главное, теперь я никогда и ничему не дам отвлечь себя от моей работы. И больше никогда не забуду себя в другом человеке. Одни плюсы. Никаких минусов.
Припарковав «Лапочку» возле дома Лиззи, я достала из багажника свой чемодан. Увы, некоторое время придется пожить у подруги. Но это явление временное. Скоро я найду себе новый контракт. Возможно, стоит рассмотреть Италию. Хотелось уехать куда-нибудь поближе к солнцу и подальше от этих странных англичан.
Я поднялась по лестнице. Надеюсь, Лиззи дома. Звонить с предупреждением и рассказывать по пути, что произошло и отчего я внезапно возвращаюсь в Лондон, не хотелось. Теперь стоит уповать на судьбу.
Была ночь. Я выехала из Уэльса еще днем, но путь мой составил около пяти часов на машине, так что успело стемнеть.
Сонная Лиззи открыла дверь и удивленно уставилась на меня:
— Энн? Что ты тут делаешь?
Я хотела сказать что-то вроде: «Всё хорошо. Просто мне придется некоторое время пожить у тебя».
Но вместо этих спокойных слов, я упала в объятья Лиззи и горько разрыдалась.
Ближе к утру я смогла закончить свою историю. Мы с Лиззи сидели на диване в её белоснежной кухне-гостиной. Подруга заботливо поила меня травяным чаем, по рецепту какой-то из её пра-бабабушек-ирландок, знахарки к тому же, и время от времени подавала чистые бумажные платки.
— Не могу сказать, чтобы я не догадывалась о ваших отношениях, — наконец, подвела итог Лиззи, — уж очень счастливой ты казалась некоторое время.
— Недолго, — вставила я.
— Энн, — Лиззи терпеливо вздохнула, присела ко мне поближе и обняла, — отношения — это не одна из твоих картин, где момент навсегда застыл во времени. Они приносят разные чувства. Не всегда светлые. Зато, если опять же говорить твоим языком, картина насыщается новыми красками.
— Да уж. Красок мне теперь предостаточно, — пробурчала я.
Лиззи вздохнула, взглянув на меня:
— И что ты теперь планируешь делать?
— Не знаю. Моя виза продлена, благодаря контракту в Кеннет Кастл. Скорее всего, я возьму небольшой тайм-аут, а потом буду искать новое место работы. Еще по пути в Лондон я подумывала об Италии.
Подруга посмотрела на меня неодобрительно:
