— Думаю, в последнее время там никто не умирал.
— Вот и хорошо, — сказал Куинн. — Мы прочитаем молитву и утолим жажду, не так ли?
К удивлению Грея, оба его спутника быстро склонили головы на колодцем и забормотали что-то. Слова различались — вероятно, каждый из них говорил на своем языке — но ритм был похож. Грей не знал, была ли это благодарственная молитва за дарованную воду или какой-то заговор против отравления, но он вежливо уставился в землю и молча ждал, когда они закончат.
Они спутали лошадей и отправили их пастись на пышной траве, затем поужинали сами, вполне прилично, если не роскошно, хлебом, сыром и сушеными яблоками. За едой почти не говорили, позади был долгий день, и они мечтали поскорее добраться до своих постелей.
Грей заснул мгновенно; способность засыпать быстро и где угодно была полезным солдатским навыком, и он приобрел его в самом начале своей карьеры. Спустя какое-то время он проснулся по непонятной причине с колотящимся сердцем и вздыбившимися волосами, сжимая рукоятку кинжала за поясом.
Он понятия не имел, что его разбудило, и лежал неподвижно, прислушиваясь ко звукам ночи. Рядом раздался шелест травы, довольно громкий, и он приготовился откатиться в сторону и вскочить на ноги. Но, прежде чем он успел двинуться, послышался шорох шагов и тихое шипение с шотландским акцентом.
— Ты с ума сошел? Брось, а не то я сломаю тебе руку.
Раздался тихий вздох и слабый стук падения какого-то предмета на землю. Грей лежал, словно замороженный, ожидая, что будет дальше.
— Тише, человече, — голос Куинна казался не громче вздохов ветра. — Ты же не хочешь разбудить его.
— Разбужу, если еще раз дернешься.
— Не здесь. Пойдем, ради Бога.
Нерешительное сопение, потом звук шагов в густой траве, когда они двинулись в сторону.
Очень тихо Грей перевернулся на колени, стаскивая с себя плащ. Он достал пистолет из сумки, служившей ему подушкой, встал и последовал за ними, стараясь двигаться в том же ритме. Луна уже скрылась, но он видел их в свете звезд в двадцати ярдах впереди: темная тень Фрейзера на фоне серебрящейся травы и Куинн, так близко к нему, словно Джейми тащил его за собой за руку.
Они не стали обходить разрушенную башню, а просто исчезли, слившись с темной массой ее камней. Он остановился, не дыша, пока снова не услышал их.
— Теперь говори, — голос Фрейзера звучал мягко, но в нем явно читался гнев. — Что, черт побери, ты задумал?
— Он нам не нужен. — Грей удивился, что в голосе Куинна совсем не было злобы, просто уверенность. — Он не нужен тебе, Макдью. [25]
— Мне почти никто не нужен, особенно ты, сукин сын. Если бы я считал это поводом для убийства, то избавился бы от тебя еще до отъезда из Лондона.
Грей моргнул и почувствовал холодок на спине. Значит, Куинн был с Джейми в Лондоне? Каким образом? Или Джейми разыскал его? Значит, Фрейзер рассказал ему, и поэтому Куинн присоединился к их компании? И почему Фрейзер не сказал Грею, что знал Куинна раньше? Он сглотнул желчь и перебрался поближе, сжимая пистолет. Он не был заряжен из-за сырости.
— Если он умрет, ты сможешь исчезнуть, Макдью. Нет ничего проще. Теперь ты далеко от Англии, я знаю места в Ирландии, где ты можешь скрыться, ты сможешь уехать во Францию, если захочешь, кто будет тебя искать?
— Его брат, например, — холодно сказал Фрейзер. — У тебя не было возможности пообщаться с его светлостью герцогом Пардлоу, но я не хотел бы иметь такого врага. Неужели тебе не пришло в голову спросить, что я думаю об убийстве англичанина?
— Хотел избавить тебя от неприятностей, Макдью, — Куинн шутил, черт бы его побрал.
— И не зови меня Макдью.
— Я знаю, тебе бы совесть не позволила. Еще минута, и я бы все уладил, а его спрятал бы в колодец, как в сейф. Тебе бы не пришлось беспокоиться.
— Да неужели? И что дальше? Сказал бы мне, что он передумал и ушел прогуляться пешком?
— О, я бы рассказал тебе, конечно. За кого ты меня принимаешь, Макдью?
Последовала пауза.
— Чем ты ему обязан? — Куинн решил нарушить молчание. — Ему или его брату? Джон Булль лишил тебя свободы, забрал твою землю, убивал твоих близких и товарищей.
— И спас мою жизнь, — голос Фрейзера звучал сдавленно. Он теряет контроль над своим гневом, подумал Грей, хорошо это или нет?
Он не боялся, что Куинн сможет уговорить Джейми, он был слишком хорошо знаком с врожденным упрямством Фрейзера. Он немного беспокоился, что Фрейзер не сможет убедить ирландца, потому что не представлял себе, как сможет не спать ночь за ночью, ожидая, что ему в любой момент перережут горло или ткнут ножом в спину. Он нащупал в кармане пальто маленький рог с порохом, который носил с собой… так, на всякий случай.
Фрейзер издал глубокий раздраженный вздох.
— Послушай, — твердо сказал он низким голосом, — я дал ему слово. Если ты посмеешь опозорить меня, убив англичанина, Богом клянусь, Куинн, ты присоединишься к нему на дне колодца.
Ну, уже легче. Фрейзер мог хотеть или не хотеть его смерти — на разных стадиях их знакомства он менял свое мнение, — но он не собирался допустить убийства. Грей полагал, что ему следовало бы оскорбиться, узнав, что Фрейзера сдерживал только страх бесчестья или страх перед Хэлом, но при данных обстоятельствах…
Куинн пробормотал что-то, Грей не разобрал, но интонация была понятна. Грей не выпускал из руки пороховницу, но и не доставал ее из кармана; его большой палец беспокойно потирал надпись, вырезанную на круглом ободке.
Acta non verba, дела прежде слов. Ветерок изменил направление и он больше не мог их расслышать. Бормотание, несвязные слова; он подвинулся чуть ближе, вжимаясь в сырой камень стен.
— Он мешает нашему Делу. — Это прозвучало ясно, и Грей резко остановился. Он все еще сжимал рог в кармане.
— У меня с тобой нет никаких дел. Я тебе уже говорил это десятки раз.
— Так вот как ты думаешь? — Голос Куинна усилился; он пытается выказать гнев, подумал Грей с любопытством, хотя не чувствует даже злости. — Это Дело каждого истинного католика, каждого настоящего человека!
— Это твой собственный выбор, Куинн, и я не собираюсь тебе мешать. А у меня свои дела, и не стой у меня на пути. Слышишь меня?
Куинн фыркнул, но, очевидно, все прекрасно слышал.
— Oidhche mhath, [26]— тихо сказал Фрейзер, и Грей услышал приближающиеся шаги. Он прижался к стене, надеясь, что шотландец пройдет с подветренной от него стороны; ему пришла в голову иррациональная идея, что Фрейзер учует запах его пота, струйками бежавшего по ребрам и из-под волос на затылке, и пристрелит его, как оленя.
Но Фрейзер быстро вошел в башню, что-то бормоча по-гэльски, и мгновение спустя Грей услышал плеск воды. Похоже, Фрейзер лил ее себе на голову, чтобы остудить гнев.
Он больше не слышал шагов и не видел тени Куинна среди камней. Возможно, ирландец ушел развеять свою обиду или просто сидел там, задумавшись. Грей воспользовался случаем отойти от башни и вернуться на свое место, на случай если один из спорщиков решит навестить его.
Только подойдя к темному пятну своего плаща на траве, он осознал, что все еще сжимает одной рукой пистолет, а пальцы другой, ноющие от напряжения, сомкнуты вокруг маленькой пороховницы. Опустившись на траву, он убрал пистолет в сумку и сел, потирая большим пальцем ладонь, где отпечаталось слово «Acta».
* * *
Он не мог заснуть до рассвета, наблюдая, как звезды тают в небе, никто не мешал ему. Кроме его собственных мыслей.
Он цеплялся за мелкие подсказки, предоставленные памятью, как Джейми Фрейзер пытался избавиться от Куинна перед поездкой, и как он, Грей, беззаботно отмахнулся от его возражений. Это значило, что бы ни задумал Куинн, Фрейзер, по видимому не был его соучастником.
Но он знал, и ничего не рассказал Грею. Но Фрейзер не был виноват, если не знал, что Куинн собирается убить Грея. «Он мешает нашему Делу», сказал ирландец о Грее. Что это, черт возьми, за дело, и чем он мог помешать?
Были кое-какие ключи. Слова Куинна о «каждом истинном католике» попахивали якобитским духом. Дело Стюартов было решительно подавлено в Шотландии пятнадцать лет назад, но Грей знал, что очаги сопротивления еще тлеют как в Ирландии, так и на континенте — во Франции, Италии, Испании… Один из них вспыхнул год или два назад, но с тех пор не было активных выступлений.
Внезапно ему на ум пришел Томас Лалли и то, что сказала Минни о тех проклятых стихах. Белая роза, символ якобитов. Ни Фрейзер ни Лалли не упоминали о белой розе. Но Лалли тоже был одним из офицеров Чарльза Стюарта. О чем он переговаривался с Фрейзером на этом гэльском языке?
Грей закрыл глаза в смятении. Опять эти чертовы якобиты. Неужели они никогда не сдадутся?
Фрейзер сказал, что он виделся с Куинном в Лондоне. По настоянию Хэла к шотландцу относились как джентльмену, а не заключенному, и позволяли ему свободно выходить из дома.