– С меня хватит, – отчетливо произнес он, отполз в угол и уселся там, не помышляя о бегстве или сопротивлении.
Третий бандит, вскрикнув, выбежал из номера. Серж бросился за ним. На черной лестнице боевик несколько раз выстрелил в преследователя. Юноша едва успел спрятаться за высокие дубовые перила. Но уйти бандиту все равно не удалось. Его скрутили во дворе телохранители полковника Игнатова.
Они, как и было приказано, дожидались шефа в кондитерской через улицу. Услышав выстрел, охранники первым делом перекрыли все выходы из дома. Сержа они тоже на всякий случай сбили с ног и надели на него наручники. Для острастки полицейские слегка прибили задержанных.
Обратно в номер Сержа привели под конвоем. Отведав кулаков своих сопровождающих, молодой человек чувствовал солоноватый вкус крови во рту. Спасенного к тому времени уже развязали, он даже успел одеться. Полковник Игнатов стоял в центре комнаты, приложив мокрый платок к затылку.
Когда ввели задержанных, он бросился навстречу Сержу. Взяв ключ от наручников у одного из своих людей, он немедленно освободил юношу, пожал ему руку и отвел в сторону:
– Не сердитесь на исправных служак. Они, как хорошие фокстерьеры, выполнили в точности то, что им приказано: схватили всех, кто показался им подозрительным, и проволокли к хозяину.
– Я все понимаю и не держу на них зла, – ответил Серж.
– Вот и славно! Тогда примите мою глубокую благодарность, mon eher[29]! – проговорил полковник. – Если бы не вы, эти якобинцы искромсали бы меня своими ножиками. Поверьте, я добра не забываю. – Он еще раз пожал Сержу руку и представился: – Полковник Игнатов. Простите меня, я отлучусь на минуту – пожалуйста, не уходите.
Он о чем-то пошептался со своими людьми – теми, что привели Сержа и бандита, – потом внимательно осмотрел труп главаря и восхищенно присвистнул:
– Однако какого налима вы глушанули!
Перешагнув через бездыханное тело, полковник подошел к бандиту с перебитым носом и присел перед ним на корточки. Налетчик так и сидел в углу, закинув голову, чтобы меньше текла кровь из разбитого носа. Временами он глухо постанывал. За несколько минут до этого он выплюнул два зуба – в этот день бедняге чертовски не везло.
– Я пошлю с полицейскими письмо к тюремному доктору, чтобы он вас сегодня же осмотрел, – участливо произнес полковник, будто разговаривал не с тем человеком, который совсем недавно собирался выстрелить ему в глаз.
– Это необязательно, – равнодушно прошепелявил худой боевик и утомленно закрыл глаза.
– И все-таки, Саш, что могу, я для тебя сделаю, – почти дружески пообещал полицейский пойманному на месте преступления злодею. – Хотя от виселицы тебе на этот раз трудно будет отвертеться… Да-а, понатворил ты делов!
Боевик открыл глаза и удивленно уставился на полковника:
– Откуда ты меня знаешь?
– Да уж знаю, Саш, – покачал головой контрразведчик. – Это тебе меня знать ни к чему. А мне по должности положено. И вот, что я тебе скажу, Саша: жалко мне тебя. Зверем живешь – ни дома, ни семьи, даже вместо имени кличка, как у пса. А ведь отец у тебя честный рабочий был и брат – золото. Да и ты, Саш, для общества не потерян… Тебе ведь, кажется, только двадцать пять исполнилось? Считай, и не пожил толком, а уже умереть можешь.
– Я смерти не боюсь! – с вызовом заявил революционер. – Я за счастье трудового народа рад пострадать. А цепные псы это как раз вы – жандармы и полицейские держиморды. Вы охраняете покой эксплуататоров, сторожите самодержавие.
Полковник не обиделся, только кивнул понимающе:
– Я и сам в молодости за политику был бит нещадно. Но мне одного раза хватило. Получил полицейской дубинкой по голове и сразу поумнел.
– Значит, жидковат ты оказался для нашего дела, – скривился революционер. – Вон ручонки у тебя холеные – бабьи.
Полковник вытащил из кармана гривенник и без видимых усилий согнул его пальцами пополам и продолжил спокойно говорить:
– Любая настоящая вера, на мой взгляд, достойна уважения. Когда шестнадцатилетний юноша мечтает переустроить мир, чтобы построить общество всеобщей справедливости, я им восхищаюсь. Но когда того же желает зрелый муж двадцати пяти лет, я ему искренне сочувствую. И вот что я решил: постараюсь спасти тебя от пенькового галстука.
– Это еще зачем? – насторожился боевик. – Из меня вам провокатора все равно не сделать.
– Не опасайся, Саша, – заверил его полковник, поднимаясь на ноги. – У нас в секретных сотрудниках недостатка нет. Все вакансии давно заняты. Просто хочу дать тебе возможность подумать над своей жизнью. В камере у тебя будет достаточно времени для этого. И не надо так варварски относиться к собственной жизни и к своей семье.
Тут полковника внезапно озарило:
– А знаешь что? Пожалуй, мы тебя немного подлечим у одного нашего доктора и отпустим.
– Н-не надо! – испуганно замотал головой боевик, видимо больше виселицы опасающийся обвинения в предательстве.
Серж видел, что боевик растерялся. Видимо, Саша-Михей приготовился к тому, что полковник будет его оскорблять и бить, угрожать повесить. И никак не рассчитывал на столь любезное отношение к себе. Сержа и самого удивило странное поведение нового знакомого.
Впрочем, в этот момент странный полковник отошел от Саши-Михея и предложил поручику вместе покинуть комнату. Он подробно расспросил своего спасителя о том, как ему стало известно о готовящемся покушении. После чего подал ему руку на прощание:
– Уверен, что мы еще встретимся. Как я вам уже сказал, я добра не забываю.
Выйдя из номера, Серж увидел в коридоре двух других злоумышленников. Под охраной людей Игнатова они уныло ждали, когда их передадут в руки полиции. Один из злодеев, временами мыча от боли, осторожно придерживал перебитую тростью руку. Оба бандита зло посмотрели на юнца, который спутал им все карты.
Только через несколько месяцев Серж узнал, какую важную персону он спас. Но прежде в его жизни произошло одно очень неприятное событие. По Петербургу пошли толки об удивительном поединке, состоявшемся между двумя молодыми гусарскими офицерами на старом лютеранском кладбище. Это была не первая дуэль, в которой участвовал поручик, и терпение его начальства кончилось. Сержа сочли опасным задирой и дуэлянтом и убрали из столицы. Второго участника дуэли – подпоручика Аполлона Вексина – дисциплинарные меры почему-то не коснулись.
Проштрафившегося офицера перевели не в обычную армейскую часть, а в привилегированный гродненский гусарский полк, который тоже относился к старой гвардии. Но все равно расставание с товарищами надолго повергло молодого человека в уныние.
Вскоре после переезда на новое место службы Серж узнал, что представлен к награде за спасение полковника Игнатова. Корнет Карпович попробовал через петербургских знакомых разузнать, кого же он такого спас, – и узнал много интересного. Полковник был весьма таинственной фигурой. Было только известно, что по отцу он грузин и князь, а по матери потомок знаменитого графского рода. При этом внешне он не был похож на уроженца Кавказа, ибо его отец происходил из Имеретии – области в Западной Грузии, а имеретинцы, как правило, светловолосы, стройны, и у большинства из них бирюзово-голубые глаза.
Еще об интересующем Серже человеке было известно, что он носит штатский чин тайного советника (а по некоторым сведениям – армейского генерала) и занимает высокий пост чиновника по особым поручениям то ли при министре внутренних дел, то ли при главе дипломатической службы. Впрочем, говорили также, что он большая шишка в военном ведомстве. Однако никто из опрошенных Сержем людей не встречал этого господина во всем блеске высоких регалий. Видимо, полковника Игнатова не слишком прельщала привилегия носить белые панталоны с золотым галуном и форменное генеральское пальто на красной подкладке.
И еще почти все, кого гусар просил хоть что-нибудь выяснить о своем крестнике, почему-то добавляли, что это очень странный генерал, ибо в своем департаменте он почти не сидит, светские мероприятия не посещает, а предпочитает суровую солдатскую жизнь.
Серж был заинтригован.
Ну и конечно, новость о награде не могла не поднять настроение честолюбивому юноше. В честь этого события поручик организовал небольшой фуршет в гостиничном номере, который занимал после переезда из столицы. Дело в том, что прежние сослуживцы продолжали хлопотать о возвращении полкового любимца, так что Серж не загружал голову поисками квартиры, надеясь вскоре вновь оказаться в Петербурге. Там его любили так, что даже эскадронный командир, который когда-то допекал Сержа мелочными придирками, теперь стоял за него горой.
А пока молодой человек был рад свести дружбу с гродненцами. Они оказались славными людьми и очень хорошо приняли «штрафника». Даже новое начальство относилось к ссыльному офицеру с симпатией. А уж ротмистры и корнеты смотрели на Сержа с восхищением. Пострадать за честь дамы – не важно, какого сословия, – почиталось в гусарской среде почти так же высоко, как и получить рану в бою. Неудивительно, что приглашение новичка приняли все без исключения офицеры его эскадрона.
