Как говорят моряки, в плавании счет дней идет от порта до порта и от шторма до шторма. Но бури нас не беспокоили, а от мыса Дю-Раз до Лиссабона, где «Ласточке» предстояло освежить запас воды и припасов, идти предстояло дней десять, а то и пятнадцать, если ветер поменяет направление или ослабнет.
Начало дневника я опускаю, оно слишком похоже на словарь морских и медицинских терминов, а никаких существенных событий не описано. Пожалуй, перейду сразу к 6 марта, когда у Летиции состоялось важное объяснение с капитаном.
Прибавлю лишь, что велся дневник по-швабски. Ибо никто на корабле не знал этого южногерманского наречия, а значит, можно было не опасаться нескромных глаз.
6 марта, понедельник
Девятый день плавания.
Ветер WSW, порывистый. Пеленг мыса Финистерре в полдень. За сутки пройдено 94 мили.
Сегодня мы перешли от теории к практике. Добрейший отец Астольф хвалит меня за смышленость и цепкость памяти, уверяя, что обыкновенный лекарский ученик тратит на вводную часть медицинской науки не менее полугода.
Начали мы с самого легкого – лечения запоров. Научилась изготавливать слабительный отвар из Fructus Rhamni cathartici и Grana molucca, а также пользоваться малым клистиром. Возможность попрактиковаться в этом занятии мне предоставил герр Кабан, желудок которого из-за возраста стал плохо переваривать «соленую лошадь», так что бедняк с самого отплытия еще ни разу не справил нужды.
Кстати уж об этой малоприятной материи.
Сколь много неудобств доставляет мне отсутствие латрины на корабле! Если б не деликатность моего славного соседа, удаляющегося из каюты всякий раз, когда природа требует от меня исполнения унизительного долга, просто не знаю, как бы я обходилась. Других уединенных мест здесь нет, да никто кроме меня в них и не нуждается.
Ночью, после третьей склянки.
Только сегодня – на девятый день! – мне наконец удалось по душам переговорить с Д. Должно быть, он сам понял, что ведет себя глупо. Нельзя же капитану вечно прятаться от члена экипажа! Д. через дневального вызвал меня на квартердек во время своей вахты, когда вся команда обедала и рядом не было никого кроме рулевого Акулы (это старый матрос, почти совсем глухой).
Д. сказал мне очень решительно: «Давайте наведем ясность в наших отношениях. Мне категорически не нравится, что вы на моем корабле, а я категорически не нравлюсь вам, но тут уж ничего не поделаешь. Предлагаю кое о чем условиться…»
Здесь я его прервала, спросив: «С чего вы взяли, что вы мне не нравитесь? Ничего подобного!»
Эта маленькая дань вежливости произвела на неотесанного Д. сильнейшее впечатление – моряки совсем не приучены к лукавости светского обращения и склонны принимать пустую учтивость за чистую монету. Капитан просветлел и даже улыбнулся – по-моему, впервые за время нашего знакомства.
«В самом деле? Тем лучше. Поймите, – перешел он на доверительный тон, – я ужасно рискую. Если кто-то на борту, по вашей неосторожности или по случайности узнает, нам обоим несдобровать. Вот мое первое условие: ежели такое произойдет, я от вас отопрусь и скажу, что сам был обманут. Вас высадят в первом же порту».
«Неосторожности с моей стороны не будет, о случайностях я тоже позабочусь. Ну а если что, будь по-вашему. Однако, – подпустила я в голос суровости – если вы, желая избавиться от докуки, сами меня втихомолку выдадите, пеняйте на себя».
Он поморгал, даже не попытавшись протестовать. Очевидно, подобная мысль уже приходила ему в голову.
«Второе условие, – продолжил Д. после паузы. – Хоть вы и зафрахтовали мое судно, не суйте нос в мои дела и перестаньте допекать всех расспросами о курсе „Ласточки“, направлении ветров, преодоленном расстоянии и прочих материях, до которых лекарю нет никакого дела! Это выглядит подозрительно».
Вероятно, он прав, подумала я. Моя любознательность может быть неправильно воспринята.
«Хорошо. Что еще?»
Тут он немного смутился и забормотал довольно бессвязно: «Если у нас с вами мир и мы пришли к доброму согласию… А также поскольку вся команда, слава Богу, здорова и дел у доктора немного… Может быть, вы согласитесь… Вы ведь привыкли вращаться во всяких таких кругах… В общем, не могли бы вы немного поучить меня манерам, принятым в возвышенном обществе?»
Я изумилась и чуть было не спросила: «Зачем это вам?» Однако вовремя вспомнила, что капитан Дезэссар мечтает о дворянстве – об этом рассказывал арматор Лефевр. Та же болезнь, которой страдает мой сводный братец Менхле. Никогда не могла понять желания прицепить к своему имени частицу «фон» или «де», как будто таким смешным манером можно действительно сделаться благородней! Люди истинно благородные не нуждаются во внешних атрибутах достоинства – оно обретается в их душе и неотделимо от нее.
7 марта, вторник
Десятый день плавания.
Ветер W, слабый. Облачно. За сутки пройдено 77 миль. Широта 40°11’N.
Сегодня изучала лечение поносов алиментарного и нервического происхождения. Оказывается, это очень интересно, особенно кровавая диарея эпидемического свойства. Эта страшная болезнь превратила не одно судно в корабль-призрак, населенный мертвецами.
Провела в кают-компании, во время третьей вахты, первое занятие с капитаном. Учила его пользоваться вилкой, держать столовый нож тремя пальцами, а также не чавкать и не хлюпать. Наука дается ему с большим трудом, он весь вспотел. Тяжелее всего оказалось жевать с закрытым ртом. Бедняга жалуется, что от этого начинает давиться.
Во время ужина он поразил офицеров свежеобретенными манерами. Даже Логан, слывущий у нас в кают-компании «тонкой штучкой», не имел понятия о салфетках. Когда Дезэссар важно вытер губы лоскутом белой ткани, за столом воцарилось гробовое молчание. Еще удивительней всем показалось, что капитан не откусывает прямо от окорока, а отрезает ножом тонкие ломти. Теперь и я могу есть цивилизованно, не боясь вызвать осуждение или насмешку (хоть Кабан и обозвал меня «мартышкой» за подражательство).
Очень надоела «соленая лошадь», которой на корабле кормят пять дней в неделю. По субботам подают сушеную треску, и лишь по воскресеньям бульон с куском свежего мяса. Пьют все сидр или красное вино. Коньяк или ром берегут для особенных случаев. Впрочем, говорят, что перед сражением для храбрости каждому члену экипажа положена так называемая боевая порция.
8 марта, среда
Одиннадцатый день плавания.
Ветер NW, порывистый. За сутки прошли 112 миль. Широта 39°24’N.
Медицинского учения сегодня не было. Отец Астольф сказал, что мозгам нужно давать отдых, тем более нынче день святого Филемона. До обращения в христианство и мученической гибели в пучинах вод Филемон был актером и большим любителем прекрасного пола. В его память у некоторых народов принято в этот день выказывать женщинам знаки приязни и внимания.
Признаться, я рада передышке. За исключением часа, который ушел на то, чтобы познакомить капитана с тайнами носового платка, весь день я провела на палубе, вдыхая запахи океана и думая об отце, которого, с Божьей милостью, я увижу всего через неделю.
9 марта, четверг
Двенадцатый день плавания.
Ветер SW и S. Ясно. В полдень повернули через фордевинд и легли на S. Курс на мыс Феншал.
Кровопускание производится так. Сначала к телу прикладывается скарификатор. Нажатием пружины выпускаешь двенадцать секаторов, которые моментально и почти безболезненно производят разрезы. На места разрезов ставятся подогретые банки для высасывания избытка крови. После того, как банки наполнятся целиком, до половины или до четверти (в зависимости от состояния пациента), их нужно снять, остановить кровотечение прикладыванием тампона, смоченного в растворе спорыньи, и залепить ранки промытой рыбьей кожей. Сначала отец Астольф заставил меня поупражняться на нем самом, потом вызвал боцмана Выдру, который очень любит лечиться и нечувствителен к боли. Теперь я знаю, что эта не столь сложная операция мне по силам.
Тот же день, вечер.
Я собиралась пустить кровь и капитану, цвет физиономии которого свидетельствует о перенасыщенности тела гуморами, но в это время марсовый матрос закричал: «Парус!»
Ударил колокол, все бросились по местам. Скоро стало ясно, что это английский купец, трехмачтовый флейт. Мы пустились за ним в погоню.
У нас лучше парусность и мы находились на ветре, поэтому, по словам Д., погоня получилась недолгой. Мне, правда, так не показалось. Понадобилось шесть с половиной часов, чтобы преодолеть жалкие полсотни кабельтовых, отделявшие «Ласточку» от англичанина. Вначале я была возбуждена первой корсарской схваткой, но потом заскучала. Да и не было никакой схватки. Когда Кабан выпалил из носового орудия, взметнув столб воды справа от флейта, купец понял, что до темноты ему не дотянуть, и лег в дрейф.
