— Отличная мысль, любезный старший братец! Именно так мы и поступим. Разработку деталей предоставьте мне. Вот только есть одна проблема. Нам придется заручиться содействием Юкинари.
— Юкинари нас поддержит. Как я уже говорил, его патруль столкнулся с шайкой монахов Дзото. Они уже давно точат зубы друг на друга.
— И когда вы об этом узнали? — нахмурился Мотосукэ.
— Вчера. Незадолго до моего прихода с Юкинари произошла странная случайность. Тяжелый бронзовый колокол сорвался с перекладины и рухнул рядом с ним. Такой несчастный случай легко подстроить. У монахов, должно быть, имеется сообщник в гарнизоне.
— Я вижу, вы сильно озабочены всем этим. Но мы по-прежнему ничего не знаем об убийстве Татибаны. Вы думаете, Татибану убили, потому что ему было что-то известно об этих кражах? Может, вы подозреваете и Дзото?
Акитада пребывал в нерешительности. Так много всего произошло. Они теперь точно знали, что Дзото и его бравые монахи стояли за похищениями цепных грузов, но это не доказывало их причастность к убийству бывшего губернатора. Таинственный ночной посетитель по-прежнему оставался под вопросом. Не следовало оставлять без внимания и странную историю Крысы про Дзикоку-тэна. По традиционным описаниям Дзикоку-тэн обычно носил оружие и выходил через заднюю калитку. Во всякие там перевоплощения Акитада не верил. Конечно, Крыса повстречал никакого не Дзикоку-тэна, а убийцу, который сшиб старика с ног, возможно, намереваясь убить его.
Мотосукэ деликатно кашлянул.
— Простите, задумался, — извинился Акитада. — Я только что вспомнил еще один любопытный момент. — Он рассказал о приключениях Крысы и прибавил: — У госпожи Татибана, возможно, есть любовник.
Мотосукэ изогнул брови.
— Не могу сказать, что меня это как-то особенно удивило. Всем известно про эту чудовищную разницу в возрасте. Татибана приютил девушку, когда умер ее отец, его лучший друг. Она была еще ребенком, и он ей годился в дедушки. Откровенно говоря, я думал, что он впал в старческое слабоумие, когда сделал это. К тому же ее прошлое не обещано ничего хорошего.
— Что вы имеете в виду?
— Ее мать была столичной куртизанкой. Ее отец влюбился в эту женщину, будучи в столице, выкупил, привез сюда и сделал своей наложницей. Когда она родила ему ребенка, он потерял к ней всякий интерес. Женщина вернулась к прежней жизни, забрав с собой девочку и небольшое состояние в золоте. Потом она умерла, и девочку доставили к родному отцу, который сначала воспринял это как удар, а потом перешел в другую крайность — жутко избаловал ребенка. Ей ничем нельзя было угодить, ничто ее не радовало. Говорят, своими запросами она свела в могилу отца и пыталась свести туда же и Татибану. — Мотосукэ кипел от возмущения. — Я никогда ее не видел. Она что, очень красива?
— О да! — Акитада вспомнил дивное создание в расшитых шелках и почему-то почувствовал себя полным идиотом.
Мотосукэ изучал его пристальным взглядом.
— И надо думать, такая же кокетка, как ее мать?
— Может быть. — На самом деле теперь, узнав ее историю, он был в этом уверен. Но после встречи с Аяко, и в этом он мог честно признаться себе, малолетние красавицы со своим хитрым умением обольщать больше ему не страшны. Теперь-то он раскусил все эти искусные ходы — внезапные обмороки, горькие слезы и жалобно протянутую маленькую ручку. Все это, оказывается, было уловками коварной соблазнительницы.
— Может, Юкинари быть этим любовником? — спросил Мотосукэ.
— Он был им. Честно говоря, его-то я и подозревал в убийстве. Нежелание зайти к ней и утешить показалось мне весьма подозрительным. Одна из служанок рассказала мне про их любовную связь. Эта женщина думает, что именно его видела выходящим оттуда в ночь убийства. Но Юкинари всю ночь не было в городе, и он клянется, что разорвал эти отношения минувшим летом.
— Он познакомился с моей дочерью, — нахмурился Мотосукэ.
— Да, и очень расстроен.
— Чертов дурак! Так вы, стало быть, полагаете, что госпожа Татибана встречается с кем-то еще?
— Да. Возможно, с кем-то из офицеров.
Мотосукэ поджал губы.
— Женщины очень мстительные существа. Может, это она убила Татибану? Ведь военный скорее всего использовал бы меч.
— Не знаю. Вряд ли вооруженный человек стал бы убивать безоружного старика. Татибану ударили по голове каким-то тяжелым керамическим предметом. Я нашел у него в волосах глиняный осколок зеленого цвета. Это наводит на мысль о непреднамеренности действий невооруженного человека.
— И как вы поступите теперь? — спросил Мотосукэ.
Акитада вздохнул.
— Я обещал госпоже Татибана помощь в делах с имуществом. Этим можно было бы воспользоваться как предлогом и что-нибудь выведать.
— Превосходная мысль. А я пока начну готовиться к нашему монастырскому делу, и как только поговорю с Юкинари, сразу же дам вам знать.
Теперь, когда дорога в тумане была наконец-то найдена, Акитада встревожился.
— Будьте осторожны, — сказал он. — Чем меньше народу посвящено в это дело, тем лучше.
Вернувшись в гостиницу, он застал там Тору, беспокойно расхаживающего по комнате. Сэймэй молча наблюдал за парнем.
— Ну вот и вы! — обрадовался Тора. — Я нашел человека, который знает, где найти Хидэсато, и передал с ним весточку. Может, сходим прямо сейчас? А то скоро начнет темнеть.
Акитада жестом остановил Тору.
— Подожди-ка, не спеши. Я только что от губернатора. У меня могут быть срочные дела.
— Да. Прочитали бы вы сначала вот это. — Сэймэй взял со стола какой-то любопытный предмет — голую веточку с листком шелковичной бумаги, привязанной малиновой ленточкой. — Паренек, что принес ее, ждет ответа.
Акитада протянул руку за письмом и тут же отдернул, словно его укусила змея. Он догадался, кто отправитель. Но делать было нечего. Он неохотно отвязал письмо, небрежно уронив и ветку и ленту на пол. Листок дорогой бумаги был крепко надушен. Акитада прочел:
Печальна голая ветка, уныл погибший цветок,
Ведь дружбы пыл охладел,
Морозом лютым навек умерщвлен нежный бутон любви.
Это были жалкие поэтические потуги, высокопарные и лишенные изящества, но у нее была причина жаловаться. Ведь он не сдержал своего обещания. Не сдержал из-за Аяко и теперь стоял посреди комнаты в недоумении и растерянности.
— А что такое «прелюбодей»? — вдруг спросил Тора.
— Что?! — изумленно уставился на него Акитада.
Сэймэй, как добрый наставник, объяснил Торе, но тот неудовлетворенно покачал головой.
— По-моему, ты ошибаешься, старик. Не было гам никаких женщин. Откуда им взяться? Господин, а может, старый монах просто чокнутый?
До Акитады наконец дошел смысл разговора. Пока мысли его блуждали по извилистым тропкам любви, Тора с Сэймэем обсуждали происшествие в монастыре.
— Нет, Тора, — поморщился он. — Думаю, старый монах говорил правду. Некоторые монахи развратничают с молодыми мальчиками.
— Вот свиньи! — Тора покачал головой и спросил: — Ну так что, господин, пойдете со мной встречаться с Хидэсато?
Акитада выпустил из рук письмо госпожи Татибана, и оно упало на пол.
— Да, Тора. Пошли. Покажешь дорогу.
Трактир, названный в честь восьми бессмертных, оказался обшарпанным двухэтажным зданием и располагался в веселом квартале. На верхнем этаже трепыхались на ветру цветастые полотнища с изображениями восьмерых святых. Тора бросил на хозяина беспокойный взгляд.
— Пошли, — позвал Акитада, указывая на узкий вход, занавешенный обтрепанной соломенной циновкой. Его столичные знакомые шарахнулись бы от такого места как от чумы. Интересно, что на сей раз подумал бы Мотосукэ о своем «любезном старшем братце».
Внутри было шумно, стоял тяжкий, спертый дух. Четыре повара, раздетые до пояса, с полотенцами, обмотанными вокруг головы, суетились возле дымящихся котлов, в то время как человек пятьдесят посетителей оживленно ели и пили, не забывая чесать языками.
Пока Акитада провожал взглядом огромное блюдо с сочными креветками, пронесенное мимо пареньком-подавальщиком, Тора вглядывался в толпу и вдруг радостно заорал:
— Вон он! Хидэсато!
На его крик с места поднялся высокий бородач. Судя по выражению лица, он готов был провалиться сквозь землю. Натянуто улыбнувшись Торе, великан поклонился Акитаде.
Тора бросился обнимать его, дружески хлопая по спине.
— Где ты был, Хито? Мы искали тебя повсюду. Чего ты тогда удрал?
Хидэсато искоса глянул на Акитаду.
— Об этом позже, брат.
Открытое лицо сержанта и его военная выправка сразу понравились Акитаде, хотя симпатия эта явно не была обоюдной. Хидэсато смотрел на него с откровенной враждебностью. Акитаде стало не по себе, но ради Торы он готов был стерпеть.
