— Конечно, дон Жилберт, — сказала Ракель.
— Вы получите больше, намного больше, когда я вернусь, — продолжил молодой человек, — если вы будете мне верны.
— Мы будем вам верны, дон Жилберт, — сказала невысокая женщина, и ее голос задрожал.
— Теперь, когда вернется По, приведите его ко мне, и ничего никому не говорите. А сейчас принесите мне одежду.
Вскоре после этого четверо всадников вернулись по извилистой тропе на основную дорогу. Жилберт ехал в более подобающем ему наряде, приличествующем дворянину, и сидел верхом на лошади. Капитан вел в поводу мула епископа.
Большинство путников заметили быстрый ручей, узкую дорогу и клочок черной ткани, развевающийся на ветке, и остановились.
— Мы могли бы подождать здесь, а заодно напоить животных, — сказал один из стражников. — Они должны быть где-то рядом.
— Согласен, — небрежно бросил старшина стражников. — Пожалуй, я поеду по этой дороге навстречу капитану.
— Я поеду с вами, — сказал стражник.
— А если на нас снова нападут? — нервно спросил священник из женского монастыря.
— Зовите на помощь, — ответил старшина стражников. — Мы будем недалеко.
Они натолкнулись на капитана у первого же поворота дороги. Он приближался к ним, ведя в поводу мула. Рядом ехал Жилберт на лоснящейся гнедой кобыле. Казалось он вот-вот упадет. Его поддерживали Ракель и ее отец. Прежде чем они успели сказать что-нибудь, капитан жестом призвал к молчанию. Он указал назад на дорогу, и небольшая компания без единого слова вернулась на прежнюю дорогу.
— Снимите дона Жилберта с коня и положите на повозку, — спокойно сказал капитан. — Иначе он вскоре рухнет без сознания. Мы подождем, пока лекарь осмотрит его, а затем двинемся как можно быстрее.
Старшина стражников кивнул, с любопытством отметив, что его капитан обращался с молодым человеком в дворянской одежде с шутливой почтительностью. Капитан снял черную тряпку с ветки и, как только дона Жилберта уложили на повозку, велел двигаться вперед.
Они проехали совсем немного, когда Фелип поравнялся с мулом Исаака. Он улыбнулся Ракели и взял у нее узду.
— Как там молодой господин? — спросил он. — Ходят ужасные слухи.
— Вам так интересно? — спросил Исаак.
— Мы присматривали за ним в ту первую ночь, когда его жизнь висела на волоске, — сказал Фелип. — Возможно, его спасла и наша скромная помощь.
— Понимаю, — сказал Исаак. — Его дядя был жестоко убит. Вместе с дворецким и привратником. Он потрясен.
— Но зачем кому-то делать это? — спросил Фелип.
— Возможно, этот человек полагал, что дядя будет претендовать на состояние дона Жилберта.
— Уверен, господин Исаак, вы не считаете, что молодой человек сам приказал убить своего дядю.
— Нет, я так не думаю, — сказал Исаак. — Пока дон Жилберт жив, его дядя не имел никакого права претендовать на его имущество. Избавиться от дяди имело бы смысл только после смерти дона Жилберта.
— Тогда, почему сначала убили его дядю? — спросил Фелип. — Слишком долгий путь к цели.
* * *
Оставшаяся часть дня тянулась мучительно долго. У каждого верстового столба капитан проверял положение солнца и понуждал утомленных путников идти быстрее. Тени стали короче, а затем снова вытянулись.
— Мы не можем наверстать потерянное этим утром время, — сказал он старшине стражников.
— При всем моем уважении, капитан, — ответил старшина, — мы не доберемся до города сегодня вечером. Люди не дойдут.
— Старшина, пошлите Энрике вперед, пусть найдет хорошую гостиницу. Или дом, в котором можно устроить и накормить сразу столько людей.
— Еда у нас есть. Мы поедим на обочине. В любой гостинице нам дадут напиться и разместят на ночлег, пусть даже на соломе под крышей конюшни.
Дорога шла почти прямо на юго-запад, в сторону моря, а затем, когда солнце уже начало клониться к западу, начала плавно поворачивать.
— Мы приближаемся к морю, — сказал главный повар поваренку. — До него уже совсем недалеко.
— А что это там, посреди дороги?
— Это арка, — ответил повар.
— А зачем?
— Кто знает? Но город в десяти милях от этого места.
— Еще десять миль? — разочарованно протянул поваренок.
— Не волнуйся, — сказал повар. — Мы скоро остановимся.
Эта гостиница ничем не отличалась от других подобных заведений. Переполненная, шумная и не очень чистая, в ней подавали дешевое вино и отвратительную еду. Но, несмотря на качество пищи и вина, а также на безвкусие обстановки, заведение пользовалось популярностью. На лавках практически не было свободных мест, а хозяин не успевал подносить вино.
Женщины посмотрели на толпу и, не говоря ни слова, удалились в маленькую и ветхую пристройку у входа. Они сидели, сбившись в кучку, на узкой скамье и на пустых винных бочках, следя лишь за тем, чтобы сохранять достоинство и находиться в безопасности — хозяйки и служанки, христианки и еврейки — в ожидании, пока не будут закончены приготовления для ночлега, и они смогут отправиться спать.
Мужчины высматривали место в таверне. Исаак последовал за Юсуфом, опираясь рукой на плечо мальчика, вслед за ними приехал дон Жилберт, молодой стражник, Энрике, и старшина стражников. Юсуф направился в самый спокойный угол. За ними последовали остальные члены свиты епископа.
Там, на ближайшей к ним скамье, уже сидел какой-то мужчина. С другой стороны стола, у стены, двое мужчин были заняты несвязным спором о вероятности внезапного изменения погоды.
— Простите меня, господа, — смело обратился к ним Юсуф, — но мой хозяин слеп, а этот высокородный господин был ранен, находясь на службе Его Величества, и им надо присесть. Прошу вас немного подвинуться.
И Юсуф принялся усаживать обоих на скамью. Постепенно ему удалось освобождать все больше места, которое занимали люди из свиты епископа, пока спорщики, вытесненные на самый край скамьи, не покинули ее, решив завершить свой спор под открытым небом.
Старшина стражников, которому как раз для такого случая был доверен кошелек епископа, ушел заказать вино, чтобы прочистить горло от дорожной пыли и удостовериться, что постель будет у каждого из его спутников.
— Старшина, — позвал его повар. — Не беспокойтесь о ночлеге для нас. Мы будем спать в повозках с провизией. Полагаю, это будет лучше всего.
— Возьми пару наших парней, — сказал старшина, оценив взглядом толпу, собравшуюся в таверне.
— Они уже там, — ответил повар. — Уверен, уже стащили вино его преосвященства, — пробормотал он на ухо своему помощнику.
Помощник повара поднял свое долговязое тело со скамьи и тихо вышел, чтобы взглянуть на повозки. Повар дождался своего стакана вина, осушил его и последовал за ним.
Юдифь взглянула на кровати в отведенной им комнате и послала Ибрагима и Наоми, чтобы те принесли их сундук. Из него она вытащила чистое постельное белье и постелила его поверх белья сомнительной свежести, принесенного хозяином гостиницы. Четыре узкие кровати, внесенные в комнату, исчерпали возможности гостиницы: большинству мужчин пришлось обойтись соломенными тюфяками на полу в общей столовой. Если на каждой сумеют устроиться по две женщины, в комнате должны были поместиться все.
— Мама, — прошептала Ракель, тревожно оглядывая толпу утомленных женщин. — Пожалуй, я лучше посижу ночью внизу.
— Ерунда, — твердо ответила Юдифь. — Здесь ты в большей безопасности.
Ракель и ее мать сняли сюркоты, ослабили шнуровку на лифах и улеглись. Ракель смотрела из-под полузакрытых век, как монахини сняли покрывала и легли. Слуги, прошедшие весь путь пешком, тоже очень устали, и у них остались силы только на тихие жалобы. О сестре Агнет, как обычно, ничего не было слышно. Ракель предположила, что она также находилась где-то в гостинице, под присмотром стражника. Потом, уставшая, измученная, жаждущая покоя и уединения, она все же заснула. Тревожные мысли покинули ее разум, и вскоре она уже крепко спала.
Было раннее утро, когда Исаака разбудил донесшийся откуда-то шум. Он понял, что уже рассвело. Снаружи шумно галдели птицы, а в воздухе пахло утром. Кто-то ходил, без сомнения, по кухне, но его утомленные спутники спали: им не мешал ни шум, ни неудобство.
— Юсуф? — тихо позвал он и подождал. Ответа не последовало. Мальчик все еще спал. Исаак наклонился, нашел свой посох и встал.
Осторожно двигаясь по комнате, он направился к двери, вышел и пошел к колодцу. Он снял верхнюю одежду и рубашку, набрал полное ведро воды и хорошенько вымылся. Вздрагивая в утренней прохладе, он пальцами расчесал влажные волосы и бороду, встряхнул рубашку и тунику и снова надел их, после чего произнес положенные утренние молитвы. Когда он закончил, то услышал позади сдавленное хихиканье. Поняв, что он не единственный, кто бодрствует в гостинице этим утром, он предположил, что рядом с ним находится кто-то из тех, кто работает на кухне, разжигая очаг.
