– Он уверял, что это подлинник, – продолжал маклер, жалобно поглядывая на действительного статского советника снизу вверх.
Загорский поднял брови: и мсье Ларусс ему поверил? Тот поморщился: неважно, поверил ли он, важно, чтобы поверил клиент. А основания для этого были. Во-первых, копия оказалась очень хороша и точно воспроизводила оригинал. Во-вторых, и в-главных, «Джоконда» только что пропала из Лувра, так что вся история выглядела вполне правдоподобно. Но самое главное – куш, который могли получить они с Вальфьерно, если бы картину удалось продать по рыночной цене. Они договорились поделить всю прибыль пополам.
– По пятнадцать миллионов франков на нос – у вас с маркизом неплохой аппетит, – одобрительно кивнул Нестор Васильевич. – Во всей этой истории меня удивляет одна вещь: как маркиз решился доверить вам копию? Ведь вы могли бы продать ее, и все деньги забрать себе.
Лицо у маклера сделалось оскорбленным.
– Я честный коммерсант, – начал было он, но Загорский перебил его, заметив, что он уже видел, какой мсье Ларусс честный коммерсант. Не то, чтобы он его винит, нет. Если бы ему удалось стрясти с господина Шпейера 30 миллионов, камнем в него не бросил бы даже апостол Петр. Как говорится, победителей не судят. Но неужели Вальфьерно не понимал, как он рискует? Впрочем, погодите. Ему кажется, он понимает, в чем тут дело. Если бы один из них обманул другого, другой бы вполне мог донести на него в полицию. Именно это соображение удерживало их от обмана, не так ли?
Ларусс угрюмо кивнул: он уже понял, что мнимый мсье Шпейер – не кто иной, как полицейский. Нестор Васильевич покачал головой – это не совсем так. Во всяком случае, он не французский полицейский.
– Впрочем, все это неважно, – прервал сам себя Нестор Васильевич. – Я полагаю, что дело с похищением «Джоконды» организовал именно господин Вальфьерно. Следовательно, нам осталось сделать последний шаг, а именно, связаться с ним и сообщить, что покупатель нашелся…
Однако договорить он не успел: снаружи раздался страшный грохот, дверь слетела с петель, и несколько парижских ажанов ворвались внутрь с криком: «Руки вверх! Полиция!»
– Как обычно, к шапочному разбору, – прокомментировал Загорский.
Однако скепсис его оказался преждевременным. Пришедший в себя второй охранник, увидев полицию, схватился за пистолет и прямо с пола стал стрелять по полицейским. Те, не медля, принялись поливать все вокруг ответным огнем.
Нестор Васильевич, не раздумывая, бросился вправо и покатился по полу, а Ларусс, выставив перед собой руки, прыгнул прямо в окно. От удара ветхие рамы распахнулись, и он вывалился на улицу.
Спустя несколько секунд ожесточенной пальбы кто-то из полицейских подстрелил охранника, и тот выронил пистолет. Ажаны бросились вязать охранников, один из которых, подстреленный, корчился на полу от боли, а второй все еще никак не мог прийти в себя.
– Их было больше! – крикнул сержант, озираясь. – Где остальные?
В дальнем темном углу шевельнулась какая-то тень.
– Руки! – велел старший чин, вскинув пистолет. – Поднять руки и выйти на свет!
Тень распрямилась и вышла к окну с поднятыми руками, оказавшись прилично одетым долговязым господином.
– Не стреляйте, – бесстрастно сказал господин. – Я не бандит, я русский дипломат.
– Мы прекрасно знаем, кто вы такой, господин Загорский, – раздался голос от двери и с улицы в дом шагнул префект парижской полиции Луи Жан-Батист Лепэн. Усы его были подкручены, бородка победительно глядела вперед.
– Черт побери, но как вы… – нахмурился Загорский, но тут же умолк и шлепнул себя по лбу. – Ну, конечно, этого следовало ожидать! Ганцзалин!
Голос его пророкотал, как раскат грома. Немедленно, словно только этого и ждал, с улицы в дом заглянул Ганцзалин. Увидев хозяина живым и здоровым, широко разулыбался во весь свой китайский рот.
– Ты что наделал, негодяй! – загремел действительный статский советник. – Какого лешего ты привел сюда полицию?
– Я не мог оставить господина одного, – насупился китаец. – Вас бы наверняка убили.
– Меня и так чуть не убили – ты, и твои приятели ажаны, – отвечал Нестор Васильевич. – И хуже всего то, что…
Но тут господин Лепэн весьма невежливо прервал их беседу, заметив, что они могут закончить ее в другое время и в другом месте. Сейчас же его интересует вопрос, где находится похититель «Джоконды» мсье Ларусс?
– Об этом вы лучше спросите ваших подчиненных, которые ворвались сюда, как слон в посудную лавку, и все испортили, – хмуро отвечал Загорский.
Префект несколько высокомерно отвечал, что подчиненные его выполняли свой долг. Да и вообще, все это не так уж и важно, главное, что «Джоконда», наконец, найдена. И он решительно направился к картине, которая стояла рядом с окном, прислоненная к стене. Загорский как-то странно ухмыльнулся, провожая его взглядом, потом устремил грозный взор на помощника: как они его выследили и почему явились только сейчас?
Ганцзалин начал было объяснять, что он обратился к префекту заранее, когда Загорский послал его относить драгоценности в ювелирный магазин, но тут его прервал крик, донесшийся от окна.
– Черт побери! – во весь голос кричал мсье Лепэн. – Черт побери!
От крика этого, казалось, кровь застыла в жилах у всего живого в окружности в сто метров, не считая, разумеется, Загорского и его помощника.
– В чем дело, господин префект? – вежливо осведомился Нестор Васильевич.
– Все пропало! – кричал Лепэн. – Все кончено! Эти идиоты прострелили картину!
И он, повернувшись назад, бросил на полицейских такой взгляд, что те невольно попятились к выходу.
– Не стоит так нервничать, они ведь всего навсего исполняли свой долг, – неожиданно ехидно заметил Загорский.
– Да вы издеваетесь! – взревел префект. – Вы понимаете, что мне теперь скажут в Лувре? Что мне скажет начальство?! Они прострелили картину стоимостью в миллионы.
Нестор Васильевич пожал плечами: беда не так велика, как может показаться.
– Не так велика? – префект уставил на него налившиеся кровью глаза. – Не так велика? Что вы имеете в виду, господин дипломат?!
– Я имею в виду, что это всего лишь копия, – спокойно отвечал действительный статский советник.
Мсье Лепэн глядел на него ошеломленно. Как это – копия? А где же оригинал? Загорский пожал плечами. Этого он узнать так и не успел – бравые парижские ажаны затеяли стрельбу, и господин Ларусс почел за лучшее удалиться в неизвестном направлении.
– Удалиться? – обычно выдержанный префект кричал сейчас, как раненый зверь. – Вы, наверное, хотите сказать, что он сбежал! Сбежал, как заяц, как последний трус!
– Скорее, как благоразумный человек, – парировал Нестор Васильевич. – Во-первых, его могли подстрелить, во-вторых, в его положении встреча с полицией могла оказаться делом не таким уж приятным.
– Но вы хотя бы узнали, где находится подлинник? – спросил Лепэн, понемногу приходя в себя.
Загорский только руками развел: увы, нет. Вот если бы бравые парижские ажаны ворвались в дом хотя бы на минуту позже… Но на нет, как говорится, и суда нет.
* * *
– Вы действительно ничего не узнали? – спросил Ганцзалин у Загорского, когда они вернулись в гостиницу.
– Не совсем, – отвечал действительный статский советник, завязывая пояс на белоснежном банном халате, в который он облачился, приняв душ. – Кое-что выяснить все-таки удалось. А именно, что копию «Моны Лизы» доставил Ларуссу некий аргентинец, называющий себя маркизом де Вальфьерно.
– Думаете, это маркиз украл нашу Лизу?
– Вряд ли он сделал это лично, но есть все основания подозревать его в организации похищения. Во всяком случае, он явно пользуется тем, что оригинал кем-то украден. Полагаю, что если расспросить его подробно, он может рассказать о похищении много интересного.
– Почему же вы не сказали этого префекту? – удивился помощник.
– Потому что он все испортит, – объяснил Нестор Васильевич. – Здешние стражи закона действуют слишком топорно даже для полиции, которая в любой стране не отличается особым изяществом. Они уже сорвали мое дознание, и я не хочу, чтобы Лепэн окончательно погубил расследование. Тем более, маркиз, насколько я понимаю, уже за границей, или, по меньшей мере, попытается пересечь границу прямо сегодня.
