- Вы воевали?
- Только по необходимости. Великая Отечественная война, как называл ее Сталин. Я был лейтенантом. Попал в плен и был отправлен в Маутхаузен. Шестнадцать месяцев в концентрационном лагере.
- Чем вы занимались здесь после иммиграции?
- Я ювелир.
- Вы подали прошение в суд о смене имени. Почему вы хотите называться Петр Борисов?
- Это имя, которое мне дали при рождении. Мой отец назвал меня Петр. Это означает - камень, основа. Я был младшим из шести детей и едва не умер при рождении. После иммиграции в США я думал, что должен обезопасить себя, потому что я был на государственной службе в Советском Союзе. И ненавидел коммунистов. Они разрушили мой дом, и я заявляю об этом. Сталин многих моих соотечественников отправил в сибирские лагеря. Я боялся навлечь неприятности на свою семью. Тогда очень немногие смогли уехать. Но перед смертью я хочу вернуть имя, данное мне при рождении.
- Вы больны?
- Нет. Но не знаю, сколько времени еще мне отпущено.
Она посмотрела на старика, стоявшего перед ней. Его фигура была источена временем, но все еще выразительна и красива. Глубоко запавшие непроницаемые глаза, совершенно белые волосы, голос глубокий и загадочный.
- Вы прекрасно выглядите для человека вашего возраста.
Он улыбнулся.
- Вы хотите сменить имя из-за мошенничества, чтобы избежать преследований или скрыться от кредитора?
- Ни в коем случае.
- Тогда я удовлетворяю ваше прошение. Вы снова станете Петром Борисовым.
Рейчел подписала бумагу, приложенную к петиции, и отдала папку клерку. Спустившись с возвышения, она подошла к старику. Слезы катились по его небритым щекам. Ее глаза тоже покраснели. Она обняла его и нежно сказала:
- Я люблю тебя, папа.
Атланта, Джорджия Вторник, 6 мая, 16.50 - Составьте распоряжение, мистер Катлер, - сказал судья.
Пол быстро вышел из зала заседаний и прошел по коридору в отдел исполнения завещаний графства Фултон. Он располагался тремя этажами ниже Верховного суда, отдельно от всего мира. Никаких сенсационных убийств, выдающихся судебных дел или скандальных разводов.
Завещания, трасты3 и опеки формировали ограниченные рамки его юрисдикции - приземленные, скучные, со свидетельствами, обычно сводящимися к неточным воспоминаниям и историям о брачных союзах, существующих и выдуманных. Новый закон штата, в составлении которого принимал участие и Пол, позволял в определенных случаях, связанных с наследованием, проводить заседания жюри. Иногда стороны настаивали на этом. Но в основном дела велись старыми судьями, тоже бывшими некогда адвокатами и слонявшимися по тем же коридорам в поисках письменных волеизъявлений.
3 Траст - доверительное управление имуществом. (Здесь и далее примеч. ред.).
С тех пор как Университет Джорджии отправил его в большое плавание со степенью доктора юридических наук, работа с исполнением завещаний была специализацией Пола. Он не поступил в юридическую школу сразу после колледжа, так как не был принят в те двадцать две школы, в которые подавал документы. Его отец был разорен, и средств на учебу не было. Три года он работал клерком в отделении завещаний и трастов в «Ситизенс бэнк» штата Джорджия. Этот опыт был для него достаточной мотивацией, чтобы повторно сдавать вступительный экзамен в юридическую школу. Три школы в конце концов согласились принять его, а три года работы по специальности дали ему возможность получить место в «Приджен и Вудворт» сразу после выпуска. Теперь, спустя тринадцать лет, он занимал достаточно высокую должность в отделе завещаний и трастов, чтобы быть следующим на очереди для полного партнерства и управления отделом.
Он повернул за угол и вошел в двойные двери на дальнем конце коридора.
Сегодняшний день был изнурительным.
Пол Катлер открыл сразу обе половинки дверей и пошел по проходу между рядами опустевшего зала заседаний.
- Что-нибудь уже слышно о Маркусе Неттлсе? - спросил он секретаря.
Улыбка расплылась по лицу женщины:
- О да.
- Уже почти пять. Где он?
- Гостит в отделении у шерифа. Последнее, что я слышала, - они посадили его в камеру.
Катлер уронил свой портфель на дубовый стол.
- Шутите?
- Нет. Ваша бывшая засадила его сегодня утром.
- Рейчел? - Секретарь кивнула.
- Говорят, он умничал у нее в кабинете. Заплатил ей триста долларов, а потом трижды сказал ей «…твою мать».
Дверь судебного зала распахнулась, и в зал ввалился Т. Маркус Неттлс. Его костюм от Неймана был измят, галстук от Гуччи сбился на сторону, итальянские туфли были истоптаны и грязны.
- Вовремя, Маркус. Что случилось?
- Эта сука, которую ты когда-то называл своей женой, засадила меня за решетку, и я пробыл там с сегодняшнего утра. - Его баритон звучал напряженно. - Скажи мне, Пол: она настоящая женщина или какой-то гибрид с яйцами между ног?
Пол начал что-то говорить, но потом замолчал.
- Она надрала мне задницу на глазах у жюри из-за того, что я обратился к ней «сэр».
- Четыре раза, как я слышала, - заметила секретарь.
- Да. Возможно. Вместо того чтобы назначить повторное слушание, о котором я ходатайствовал, она приговорила моего парня к двадцати годам без права на обжалование. Потом она решила преподать мне урок этики. Я не нуждаюсь в этом дерьме. Особенно от какой-то умничающей сучки. Я тебе скажу, я накачаю деньгами обоих ее конкурентов. Большими деньгами. Я избавлю себя от необходимости видеть ее в суде во второй вторник июля.
Катлер решил, что услышал достаточно.
- Маркус, ты готов доказать ее предвзятость?
Неттлс положил свой портфель на стол.
- Почему нет? Я имел реальную возможность проваландаться в камере почти весь день. Надо же, у этой шлюхи, оказывается, все же есть сердце.
- Достаточно, Маркус, - сказал Пол более жестким тоном, чем намеревался.
Неттлс прищурился, посмотрел на него пронизывающим взглядом, как будто читая мысли.
- Тебе-то что за дело? Ты уже в разводе сколько? Три года? Она, должно быть, выцарапывает у тебя неплохой кусок каждый месяц на содержание ребенка.
Катлер ничего не ответил.
- Черт меня побери, - сказал Неттлс. - Ты все еще любишь ее, не так ли?
- Мы можем оставить эту тему?
- Сукин сын, любишь!
Неттлс покачал грушевидной головой и направился к другому столу, чтобы подготовиться к слушанию.
Секретарь встала со своего места и вышла, чтобы привести судью.
Пол был рад, что она ушла. Слухи в суде распространялись со скоростью лесного пожара.
Неттлс плюхнулся дородным телом в кресло.
- Пол, мальчик мой, учись у неудачников. Уходя - уходи.
Атланта, Джорджия Вторник, 6 мая, 17.45 Петр Борисов подкатил к крыльцу своего дома и припарковал «олдсмобиль». В свои восемьдесят один он был рад, что еще может водить.
Его зрение было удивительно хорошим, а координация, хотя и немного замедленная, достаточно адекватной для продления его водительских прав. Он старался не ездить сам много или далеко. В продуктовый магазин, иногда в торговый центр и по крайней мере дважды в неделю к Рейчел. Сегодня он отважился только на четыре мили до станции «Марта», где сел на поезд, идущий в центр города, чтобы попасть в суд на слушание об изменении имени.
Он поселился в северо-восточном округе Фултон почти сорок лет назад, задолго до того, как начался бум строительства к северу от Атланты. Когда-то поросшие лесом холмы из красной глины, которые простирались до окрестностей реки Чаттахучи, теперь были застроены коммерческой недвижимостью, фешенебельными жилыми кварталами, многоквартирными домами и дорогами. Миллионы людей жили и работали рядом, Атланта тем временем приобрела статус столицы штата и города, принимающего Олимпийские игры.
Петр вышел на улицу и проверил почтовый ящик на обочине. Вечер был необычно теплым для мая. Установившаяся несколько дней назад погода хорошо подходила для его страдающих артритом суставов, которые, казалось, постоянно чувствовали приближение осени и ненавистного ветра. Он пошел обратно к дому и заметил, что деревянные карнизы нуждались в покраске.
Двадцать четыре года назад он продал излишки своей земли и получил достаточно, чтобы заплатить наличными за новый дом. Этот район был тогда одной из новостроек, а сейчас улица превратилась в укромный уголок под сенью двадцатипятилетних деревьев. Его любимая Майя умерла через два года после того, как закончилась постройка дома. Рак унес ее быстро, слишком быстро. У них почти не было времени, чтобы попрощаться. Рейчел было четырнадцать, она была мужественна. Ему было пятьдесят семь, и он был напуган до смерти. Но Рейчел всегда была рядом.
Ему повезло, что у него такая хорошая дочь. Его единственный ребенок.
Он с трудом вошел в дом. Не прошло и нескольких минут, как задняя дверь распахнулась и в кухню ворвались двое его внуков. Они никогда не стучали, а он никогда не запирал дверь. Бренту было семь, Марле шесть.