к тому же в таких количествах. До дома художник шёл, переваливаясь с одной ноги на другую, а потому добрался до постели лишь к середине ночи. Плюхаясь на давно истрепавшийся сальный матрас узкой, неудобной кровати, Эджер, перед тем как отключиться, подумал, что не пристало ему, великому художнику, у которого скоро будет заказывать портреты весь бомонд страны, спать в таких дрянных условиях. Оставшихся денег вполне хватит на добротное спальное место и принадлежности к нему. Художник даже попытался было прикинуть, где лучше совершить покупку, но затуманенный вином мозг отказывался соображать и погрузил хозяина в беспросветный мир грёз.
Грезы рухнули, как только головная боль на перегонки с жуткой жаждой прорезали сознание Эджера. Комната была залита светом полуденного солнца. «Проспал!» — тут же запульсировала в голове леденящая душу мысль. Мориза должна была прийти ровно в одиннадцать, а за окном уже почти миновал полдень. Ринувшись с кровати, Эджер неуклюже запутался ногой в одеяле и рухнул прямо возле мольберта, на котором стоял набросок заказанного ему портрета. Отбрыкиваясь от не желавшей отпускать его ткани, он всё-таки поднялся и едва не завопил в голос, заметив на прилавке новую записку и мигом опознав почерк своей состоятельной заказчицы. «Заходила в 11:00, вы спали. Я не стала вас будить. Приду позировать в 18:00». Идиот! Эджер, скомкав в руке записку, принялся стучать кулаком себе по лбу, выкрикивая ругательства. Как можно было так осрамиться перед заказчицей?! Она видела его, наполовину одетого в костюм и спящего абы как! Стоп, как она вообще попала в мастерскую? «Идиот! — снова выкрикнул художник, бросаясь к двери. — Пьяный болван! Забыл на ночь запереться. Какой стыд! Какой позор!»
Весь оставшийся до прихода Моризы день Эджер приводил в порядок себя и свою мастерскую. Ровно в 18:00 он, намытый и напомаженный, вышел встречать заказчицу, учтиво распахнул перед ней дверь и проводил на место для натуры.
— Я сегодня без украшений, — машинально касаясь пустующих шеи и мочки уха, заговорила женщина, — отдала их на чистку. Это не страшно?
— Нет, — поспешил заверить её Эджер, берясь за острозаточенную грифельную палочку. — Набросок с украшениями я сделал вчера, сегодня буду прорисовывать черты лица и фигуру. Пару дней свободно можно обойтись без украшений.
Сегодня работа шла на порядок бодрее. Похмелье, терзавшее его по пробуждении, окончательно отступило, голова стала свежей, а лёгкий перекус перед началом работы придал сил. Эджер довольно быстро справился с прорисовкой и принялся за краски. Фон, разумеется, он напишет позже, без Моризы, чтобы не тратить её время, а сейчас он смешивал оттенки и искал подходящие для написания потрясающего изумрудного платья. Его тёмно-зелёные глаза поблёскивали от рабочего азарта. Кисть плясала по холсту как заведённые. Спустя без малого час Мориза отправилась слегка размяться, а спустя полтора, посетовав на боль в пояснице от долго сидения, попросила завершить сегодняшний сеанс. Проводив гостью до двери и заверив, что завтра в 11:00 будет ждать её, Эджер вернулся к холсту и довольно оглядел результат. Ему безумно нравилось, какой выходил портрет. Ещё два-три столь же продуктивных сеанса — и всё будет готово!
Утром следующего дня воодушевлённый Эджер проснулся рано и к самом открытию успел наведаться в лавку, где делали на заказ кровати. Правда, на подходе выяснилось, что вчера в ресторане он потратил куда больше, чем думал. В итоге художнику хватило только на новый матрас, который носильщики, учтиво предложенные магазином, донесли прямо до мастерской. Расфантазировавшийся о новой резной кровати, Эджер поначалу расстроился, но потом успокоил себя тем, что сможет купить все, когда допишет портрет.
Мориза вновь явилась без опоздания. Сегодня на шее, ушах и пальце ослепительно блистали начищенные украшения. Казалось, теперь неуместность белых камней стала ещё заметней.
— Поторопила чистильщика, чтобы не усложнять вам работу, — улыбнулась женщина, усаживаясь на привычное место.
— С вашего позволения, тогда сегодня я напишу украшения той объёмной краской, она довольно долго сохнет, — Мориза кивнула, дав Эджеру поправить украшения, как того требовал его художественный вкус, и он приступил.
Формируя продолговатый гранёный камень, художник мысленно пел дифирамбы своему другу. Ну что за светлая голова у этого пожилого торговца! Какие двери такая краска откроет перед ним в живописи! Эджер уже замыслил пару зарисовок, где можно применить чудо-краску. К примеру, портрет девушки в шляпе с перьями, где последние будут объёмными. Только бы друг подольше не пускал разработку в продажу, оставляя Эджера единственным художником, обладающим таким сокровищем.
Вдруг резкая боль пронзила руку художника, и тот едва не выронил инструмент, которым формировал камень на серьге. Боль пронзила внезапно и тут же рассеялась. Эджер покрутил руку, проверил работу пальцев — всё было хорошо, и никаких неприятных ощущений эти манипуляции не вызвали.
— Всё в порядке? — послышался голос Моризы, очевидно, заметившей заминку в работе.
— Вполне, — всё ещё напряжённо улыбнулся Эджер, принимаясь формировать камень второй серьги. В процессе работы он примерно дважды испытывал едва заметное покалывание в пальцах, но оно было столь мимолётным, что казалось надуманным.
Художник не продвинулся настолько далеко, как вчера, но, в целом, тоже поработал неплохо. После ухода заказчицы он снова обнаружил на прилавке мешочек с деньгами, на этот раз без записки. Инцидент с рукой был к тому моменту почти забыт, и Эджер, желая отблагодарить Жерома за потрясающую разработку и поделиться впечатлениями от работы, отправился к нему в лавку.
Друг обнаружился на крыльце своего магазинчика в том момент, когда менял табличку с надписью «Открыто» на «Закрыто».
— Никак решил составить мне компанию за обедом? — улыбнулся он, от чего и без того испещрённое морщинами лицо стало ещё более сморщенным, однако и более тёплым.
— Лучше! — немного самодовольно ответил Эджер, беря друга под руку и увлекая за собой. — Я веду вас обедать в ресторан!
Поразительно, насколько разным может быть один и тот же город для двух людей, живущих в разных слоях населения. Пока Эджер страдал от творческой непризнанности и видел повсюду сюжет для новой картины, бездомный по кличке Дью мучился от ежедневного похмелья и везде выискивал способ выпить. Сегодня, впрочем, день выдался удачный. Он набился в приятели к Кьяре, у которой всегда водились и еда, и выпивка. Под мостом, где обычно собирались на ночлег большинство людей, не имевших собственного жилья, Кьяру прозвали Фортуной. Хотя везение было ни причём, ни для кого не осталось секретом, что за порцию алкоголя она готова на что угодно, начиная от плотских утех и заканчивая разгрузкой
