Ознакомительная версия.
– Пойдем, Ваня, – сказал Дуров. – Пойдем, надо наших артистов покормить еще. Пойдем, хватит.
Ванька выдернул свою руку, развернулся и пошел прочь. Владимир Леонидович кивнул нам и пошел вслед за Ванькой. Его брат наконец отпустил Лизу.
– Ну что же, госпожа Макарова, – сказал сыщик Архипов, – поедем к нам, в Гнездниковский. Запишем ваш рассказ.
– Отпустите его, – устало повторила девушка, – иначе я ничего не скажу.
– Хорошо.
Архипов повернулся к Левке.
– Ну, иди, Шнеерсон, – сказал он тихо, с угрозой. – Иди пока. Видишь, уговор у нас с Лизой такой.
Левка сплюнул на пол, презрительно осмотрел всех присутствующих и вышел.
– Теперь поеду с вами, – сказала Лиза. – Теперь все равно.
Снег шел весь первый день нового века. Он падал и падал, укрывая Первопрестольную, укутывая ее пуховой периной так густо, что дворники, сидя в жарко натопленных чуланах, только неодобрительно поглядывали в оконца и качали головой – вся их работа по очистке тротуаров, согласно распоряжениям городской управы, пошла насмарку. Во дворах шумно играли дети, счастливые таким количеством снега – кидались снежками, пытались слепить бабу, но снег был рыхлым и потому не скатывался в комки, рассыпался в детских рукавицах.
Взрослые старались понежиться в кроватях подольше – после бурно проведенной ночи. На улицах было мало прохожих, и извозчики, вышедшие на свой обычный промысел, нарушая строгие правила, в основном собирались кучками, курили и ворчали – пассажира нет, надо бы поворачивать оглобли домой. Впрочем, как раз туда-то им и не хотелось – большинство жили в артельных домах – простых избах на окраине Москвы, где скученность, вонь простого мужского сообщества и сырость от вечно сохнущих тулупов делали быт едва переносимым. То ли дело – медленно катить на облучке санок вдоль по заснеженным улицам, выразительно поглядывая на никуда не спешащих пешеходов.
Остановив одного из таких извозчиков, я ближе к вечеру, когда уже начало темнеть, сел в санки, укрылся овчинной полостью и поехал вверх по Тверской к Брестскому вокзалу. Наконец впереди показались Триумфальные ворота, а слева – небольшое, но очень красивое здание вокзала, дополненное прекрасным Императорским павильоном, куда перед коронацией прибыл поезд с Николаем Александровичем и всей венценосной семьей. Павильон стоял теперь закрытый. Открывали его только при встрече особо почетных гостей. Я же ехал не встречать, а провожать.
Извозчик высадил меня у самого входа на вокзал, где среди разнообразной публики, состоящей в основном из иностранцев и наших «деловых» людей, отправляющихся за границу, стояли братья Дуровы.
– А где ваш багаж? – спросил я Анатолия.
– Уже в купе, – ответил он, снимая перчатку, чтобы поздороваться.
Мы пожали друг другу руки.
– Скоро ли отправление?
– Только через два часа.
– Владимир Алексеевич, – укоризненно произнес Владимир Леонидович. – Вы от нас так просто не отделаетесь. Раз обещали рассказать, так исполняйте. Шутка ли – я сам в переплет попал!
– Так пойдем куда-нибудь, погреемся, – предложил я.
– В вокзальный буфет? – спросил Анатолий.
– Нет. Там закуска – дрянь. Даже в зале для первого класса – черт-те что, – покачал я головой. – Сейчас соображу… Трактир Осипова вон там, впереди, да только сейчас туда соваться я бы не стал – там темный народ гуляет, краденое сбывает и пьет на выручку. Пожалуй, зайдем лучше в какую-нибудь чайную.
– Чаю на посошок? – саркастически спросил Дуров-младший.
Я подмигнул ему.
– Погодите, Анатолий Леонидович. Закажем «холодного» чаю.
Я вспомнил ближайшую чайную недалеко, на Грузинском Камер-Коллежском валу, в которой можно было посидеть, не опасаясь за свой желудок. Туда мы и направились.
Внутри было прохладно – хозяин, видимо, решил экономить на дровах в эти малолюдные дни. У печки в дальнем углу, прислонясь спиной к синим изразцам, дремал половой, который при нашем появлении нехотя открыл глаза и вразвалочку подошел к столу, за которым мы устроились.
– Подай-ка нам, братец, холодного чаю, – приказал я, – да закусок к нему. Грибочков там, огурчиков, капустки. Ветчины принеси и языка.
Половой шмыгнул носом, зевнул и ушел собирать поднос.
– Огурчиков соленых к чаю? – спросил Анатолий.
– Уж не водка ли – этот ваш «холодный чай»? – подозрительно спросил его старший брат.
– Вот именно, – ответил я, – водка.
– Ну и хорошо, – кивнул Владимир Леонидович. – А пока несут, расскажите нам.
– Одну минуту, – попросил я, достал табакерку и основательно нюхнул. – Вот так, хорошо. Не желаете?
– Нет, – ответил Владимир, – я лучше подымлю.
Он достал папиросу и прикурил от спички, протянутой братом.
– Ну?
– Хорошо, – сказал я, – слушайте. Вчера… нет, уже сегодня Захар Борисович Архипов – это тот сыщик – доставил Лизу к себе в Гнездниковский переулок.
– И вы с ним? – спросил Дуров-младший.
– И я. Все-таки я некоторым образом был причастен к раскрытию этого дела.
– Да уж! – фыркнул Дуров-старший.
– Так вот, – продолжил я, – допрос продолжался до пяти утра. Но рассказ госпожи Макаровой был настолько интересен, что сна не было ни в одном глазу у всех, кто при этом присутствовал. Выяснились поразительные подробности…
В этот момент половой принес наш заказ. В том числе и чайник, из которого я разлил по фаянсовым чашкам самую что ни на есть обыкновенную водку – в чайных продавать ее официально запрещалось, отсюда и возник этот самый «холодный» чай.
– Не томите же, Владимир Алексеевич! – взмолился Дуров-младший, чокаясь со мной своей чашкой.
– Не буду. С чего начать? Давайте с самого начала. С Дёмки Тихого. Так вот. Дёмка Тихий начинал простым «жучком» на бегах. Потом накопил деньжат и сколотил себе банду. Прикупил притон на Грачевке, про который я вам рассказывал. Причем взял его вместе с прежней хозяйкой – Полковницей. Там же он познакомился с одним молодым человеком – Прохором Марамыгиным, сыном одного фабриканта. Марамыгин-младший оказался человеком легкомысленным, ждущим, когда папаша отдаст богу душу, чтобы унаследовать его миллионы. А до того благословенного момента он проводил время в кутежах, попойках и игре. На игре-то его Тихий и поймал. И уже очень скоро Марамыгин был с ним неразлейвода. В то же время в притон Полковницы захаживал и Саламонский, как я понимаю, не только, чтобы в карты поиграть, но и чтобы полюбоваться на молодую проститутку Лизу Макарову.
– Так она была проституткой? – ошарашенно спросил Дуров-старший.
– Увы. История простая – приехала в Москву наудачу, попала в лапы к Левке Американцу, и он быстро ее приставил к делу.
– И ведь она любила его, – задумчиво сказал Владимир Леонидович.
– Так бывает, – ответил я, – в Москве это целая система, когда преступник склоняет к сожительству невинную провинциалку, а потом пускает ее по рукам. И ведь такие девушки сами безропотно отдают ему все заработанные деньги. А что им делать? У них ни документов, ни знакомых здесь. Что они знают? Притон, своего «кота» да его дружков. Вот точно такая же история была у меня пару лет назад с Федором Ивановичем… а, впрочем, лучше я вам потом как-нибудь про то расскажу.
– Ревенон а но мутон, – кивнул Дуров-младший.
– Ревенон, – согласился я. – Время шло, папаша Марамыгин стал плох и готовился уже предстать перед Создателем. Сынок его, Прохор, уже весь изошелся, ожидая счастливого дня похорон. Воображая себя сбывшимся наследником, он начал сторониться Дёмки Тихого и его притона, грезя о «Яре», «Стрельне» и «Золотом якоре». Тихий же имел свои виды на марамыгинские миллионы. И потому такое небрежение со стороны наследника его очень тревожило. Не помню, говорил ли я вам, что Левка Американец когда-то был жонглером в шапито? И что его оттуда выгнали за кражу. Вот он-то и придумал дьявольскую идею со «смертельными номерами».
– Так-так, – взволнованно сказал Владимир Леонидович, – вот мы и дошли до главного.
– Да. Идея была жуткая. Прямо скажем, циничная. Владимир Леонидович! Анатолий Леонидович! «Смертельные номера» есть не что иное, как тотализатор!
– Тота… Тотализатор? – выдохнули братья.
– Именно. Как на бегах. В этом для Тихого не было ничего нового. В назначенный день Дёмка Тихий передавал Прохору Марамыгину список из имен трех артистов цирка Саламонского, занятых в предстоящем представлении. Этот «наследничек» ставил на одну из фамилий, а потом они все вместе отправлялись смотреть – угадал Прохор или нет.
– Боже мой! – тихо произнес побледневший Владимир. – Вот так просто?
– Ну, – заметил я, – как раз совсем и не просто. Ведь надо было еще организовать это убийство, да еще так, чтобы преступников не заподозрили.
– Преступников? – переспросил Анатолий, – Значит Лиза действовала не одна?
– Боже мой! – пробормотал Владимир. – Нас убивали из-за денег! Из-за каких-то денег! Люди, с которыми мы даже не были знакомы, убивали артистов только для того, чтобы заработать деньги? Какой ужас!
Ознакомительная версия.
